Черный рыцарь Белой королевы - Илья Александрович Шумей Страница 48

– Забыть? Как я ползал перед вами на коленях, посвящал вам стихи, крался ночами по дворцовым коридорам к вашим покоям? И все ради чего? Чтобы оказаться отвергнутым, отброшенным прочь как выпитый до дна бумажный стаканчик? Чтобы сквозь слезы видеть, как вы, буквально на следующий день, напрочь позабыв обо мне, милуетесь с этой тощей Кьюси? Нет, я этого не забыл, и забывать не собираюсь!

– Раз у тебя, Ивар, есть право думать, говорить и… делать то, что ты хочешь, почему ты отказываешь в подобном праве мне? Я общаюсь с тем, с кем хочу, и так, как хочу! Если ты не способен отличить серьезные отношения от мимолетного увлечения, то это, в конце концов, твои проблемы. В общении с мужчинами я всегда предельно четко провожу линию, за которую не следует заступать, и как только я вижу, как кто-то нарушает установленную границу, начинает воспринимать наши отношения как нечто личное, то немедленно прерываю любые контакты, – Дэлери тряхнула головой. – Но ты оказался чересчур настырным и отказался прислушиваться к моим советам. Для твоего же блага мне пришлось оттолкнуть тебя, и я обошлась с тобой довольно резко, согласна, но другого выхода не оставалось. Однако было уже поздно, ты сделал меня своей целью, которой решил добиться, во что бы то ни стало. Это тебя и сгубило.

– Это я-то сделал вас целью?! – Локано нервно рассмеялся. – А разве не вы называете выпускные балы «Охотой»? Нет? Разве не ваше имя стояло в нескольких десятках предсмертных записок? Разве не с вашей персоной связывают рост числа разводов в Конфедерации?

– Тебя послушать – так я прямо исчадие ада какое-то.

– А разве нет? Я же вас раскусил, госпожа. Вы ведь не человек, Верховная, не женщина, которой пытаетесь казаться. Вы – зверь, хищник! Вы не ведаете любви, жалости или сострадания. У вас осталось одно-единственное чувство, ведомое хищникам – Голод! И, утоляя его, вы бесконечно пожираете страдания окружающих вас людей. Вы сеете в их душах смятение, трепет и… страх, а потом питаетесь ими, пожиная богатый урожай и выедая человека изнутри, иногда вместе с несчастной душой, отбрасывая прочь пустую бесполезную шкурку. И аппетит ваш никогда невозможно насытить.

Локано распалялся все сильней, его щеки раскраснелись, и он не замечал, как застыло лицо Верховной Жрицы, и как ее губы сжались в тонкую полоску.

– На язык упорно просится слово «шлюха», но это не про вас, нет, – продолжал Советник. – Они делают это ради денег. Вы же терзаете людей ради удовольствия. Но не ради того, животного наслаждения, нет! Только ради упоения властью над покоренным вами человеком, превращая его в послушную марионетку, куклу, лишенную последних остатков гордости и самоуважения, пресмыкающуюся перед вами, с жадностью ловящую каждый ваш жест или взгляд. И ладно бы вы расправлялись таким образом только с теми, кто сам жаждет подобной участи. Просто взять то, что само падает к вашим ногам – это неинтересно, скучно. Вы ведь такая… спортивная! Куда увлекательнее заманить в свои сети того, кто пытается сопротивляться! Ваш азарт ослепляет, для вас нет разницы, кто ваша жертва – молодой кадет-идеалист или свежепосвященная, еще неиспорченная Жрица. Вы всеядная нимфоманка, оставляющая за спиной груды растоптанных сердец и исковерканных судеб!

Дэлери ответила не сразу. Она слегка покрутила головой, словно разминая затекшую от напряжения шею, а когда заговорила, голос ее звенел, как во время транса.

– Образы, рисуемые твоим воспаленным воображением – это твоя и только твоя проблема. Ты сам загнал себя в ловушку собственных горячечных фантазий. Но я вовсе не обязана соответствовать идеалистическим ожиданиям и эротическим грезам экзальтированных юнцов. Я – такая, какая есть, – черная кожа кресла скрипнула под пальцами Жрицы. – Да, я не образец добродетели. Я прекрасно знаю, чего стою, и не ограничиваю себя в потакании своим капризам. Я заработала право на это. Но и демонизировать меня не надо, я никогда никого не обманывала и всегда была предельно честна со своими любовниками. Я не дарила им несбыточных надежд и заранее оговаривала отсутствие каких-либо взаимных обязательств. В отличие от тебя я не получаю удовольствия от созерцания чужих страданий и никогда не мучаю людей ради забавы, хотя для тебя и могу сделать исключение.

– То есть меня в свое время вы терзали исключительно по долгу службы, так, что ли?

– Как бы то ни было, за свои терзания ты расплатился со мной сполна. Ты от души порезвился со своим трофеем, приятных воспоминаний мне теперь до могилы хватит.

– Я всего лишь продемонстрировал вам, каково это – быть беспомощной игрушкой в чужих руках…

С оглушительным грохотом отброшенное черное кресло врезалось в стену, и Дэлери оказалась прямо напротив Локано. Ее татуированная рука схватила Советника за шиворот и буквально выдернула с места. Бумаги и карандаши полетели на пол.

– Еще никогда, ни один человек меня так не унижал!!! – закричала она с искаженным от ярости лицом. – Никто и никогда так со мной не обращался, не использовал меня, как… как кусок мяса, как… вещь!!!

То был не истеричный визг домохозяйки, не ор любительницы поскандалить, но оглушительный рык разъяренной львицы, парализующий волю и превращающий мышцы в студень. От него эхом зазвенели стекла шкафов и потолочные светильники. В нем сконцентрировалось все, что Верховной Жрице пришлось вытерпеть от Локано за последние месяцы. И синяки, из-за которых ей пришлось отменить посещения спортзала, и разодранную до крови кожу, когда она мочалкой яростно оттирала с нее воспоминания о прикосновениях его рук, и приступы рвоты, которая душила ее каждый раз, когда она вспоминала о том, что он с ней делал, и слезы, пролитые на плече Руорна. Дэлери припомнила ему все.

По ее лицу пробежала судорога. Мучительно медленно, будто сопротивляясь самой себе, Жрица разжала пальцы и отбросила Советника назад в кресло. Словно завороженный, тот, не отрываясь, следил за ее правой кистью, над которой заплясали бледные голубые сполохи. Скрюченные пальцы сжимались и разжимались, сражаясь с желанием его придушить. Явственно запахло озоном.

– Никто не смеет так обращаться с Верховной Жрицей!!! – Дэлери все же совладала с собой и, сжав руку в кулак, наставила на Локано указательный палец. – Слышишь, НИКТО!!!

Она выпрямилась. Глаза ее горели, лицо покрылось красными пятнами, грудь вздымалась как кузнечные меха. Протянув руку, она, не глядя, схватила со стола стоявшую рядом бутылку, выдернула пробку и наполнила один из бокалов на