Ник Перумов - За краем мира Страница 5

— Простите, господин мастер — сержант, сэр, — с должным придыханием спросила Молли, изо всех сил хлопая глазами — по примеру миссис О'Лири, которая поступала так всегда, стоило ей заговорить с «душкой военным», как не очень понятно выражалась она. — А что, эти Rooskies были очень страшные? Очень дикие? Вы ведь поймали их всех сами, сэр, ведь правда?

— Э-э, гхм, ну-у, дорогая мисси, как тебе сказать… — Мастер — сержант подкрутил усы. — С известной помощью отдельных нижних чинов, но да, сам.

И он гордо выпятил грудь, украшенную многочисленными нашивками.

— Rooskies, да будет тебе известно, дорогая мисси, очень любят джин. Джин, и виски, и другие крепкие напитки. У них есть и свои, но их вечно не хватает на всех. Поэтому они всегда стараются их у нас заполучить. Меняют на меха, на кожи… а ещё очень хорошо приманиваются. Дело было так: положили мы, словно забыли, полдюжины бутылок старого доброго «Джимми Уокера», и…

— Сержант Стивене, любезнейший, перестаньте забивать моей дочери голову своими сказками, — раздался из- за широкой спины егеря голос доктора Блэкуотера. Рядом с ним маячила длинная скуластая физиономия новобранца Хопкинса, разумеется, вся покрытая веснушками, в тон его огненно — рыжим волосам. — Rooskies весьма осторожны и ни на какие горячительные напитки в качестве приманки никогда не клюнут…

— Прошу простить, доктор Блэкуотер, сэр, — мигом подобрался сержант. — Не сердитесь, сэр, всего лишь хотел позабавить нашу любознательную мисс…

— То — то же, — беззлобно сказал доктор Блэкуотер, обнимая Молли. — А не то придёте ко мне в следующий раз с вашим коленом — узнаете, каково это, когда без анестезии, как положено герою — егерю!

— Сэр, умоляю, сэр, скажите, что вы шутите, сэр!

— Шучу, Стивене, шучу. Молли, милая, спасибо за обед. Видишь, какая у нас тут чехарда, даже не поесть как следует. И тебя внутрь не пускают…

Досточтимый Джон К. Блэкуотер, M. D., был высок и худ, носил усы, как и почти все мужчины в Норд-Йорке. Когда работал, опускал на правый глаз подобие монокля, только разных линз там было полдюжины, на все случаи жизни.

— Беги домой, дорогая. А я поем и назад, надо осматривать пленных…

— Rooskies? Да?

— Их, стрекоза. А почему ты спрашиваешь?

— Девочка видела, как их заводили внутрь, — угодливо встрял сержант. — Должно быть, они её испугали. Варвары, что с них взять…

— Испугали? Правда? — Папа чуть отстранился, посмотрел Молли в глаза. — Милая моя, они, конечно, варвары, но вовсе не такие страшные. Конечно, — быстро поправился он, кинув взгляд на мастер — сержанта, — когда не в дремучих своих лесах. Там — то да. Как любые дикие звери. А здесь — уже нет. Поэтому ничего не бойся, отправляйся домой. Кастрюли я сам принесу. Работы сегодня будет много пока их всех осмотришь….

— И не боитесь же вы, господин доктор, сэр, — поспешил почтительнейше заметить Стивене. — От них же неведомой заразы нахвататься можно, сэр!

— Современная наука, сержант, — суховато заметил доктор Блэкуотер, — создала вполне действенные средства защиты. Уверяю вас, мы все тут в полной безопасности. Если я и обнаружу какое — то заболевание, варвара поместят в карантин.

— И будут лечить, да, папа?

Доктор и сержант переглянулись.

— Конечно, дорогая, — сказал доктор, нагибаясь и целуя Молли в щёку. — В конце концов, мы же цивилизованные люди, не так ли? Ну, беги теперь. Стивене, дружище, не отрядите ли кого — нибудь проводить Молли до паровика?

— Разумеется, доктор, сэр. Хопкинс! О, ты тут, как кстати. Слышал господина доктора? Проводишь юную мисс Блэкуотер до паровика и проследишь, чтобы она благополучно на него села. Всё ясно?

— Сэр, так точно, сэр!

Молли не стала возражать, что она уже большая, что знает район пакгаузов уж явно не хуже долговязой дылды Хопкинса и прекрасно отыщет дорогу сама. Если папе что — то втемяшивалось в голову, его не могла переубедить даже мама.

— Счастлив был вам полезен, мисс!

Рыжий Хопкинс улыбался, показывая щербатый рот, где не хватало одного переднего зуба.

— Спасибо, сэр, — церемонно сказала Молли, придерживая полы куртки в точности тем самым движением, что и миссис О'Лири подбирала свои юбки. — Очень любезно с вашей стороны сопроводить меня.

Хопкинс, явно не привыкший к тому, чтобы кто — то называл его «сэр», весь аж расцвел. И всю дорогу к остановке паровика с убийственной серьёзностью охранял Молли, выпятив нижнюю челюсть так, что девочка забеспокоилась — как бы вывих не заработал. Им поспешно уступали дорогу — ещё бы, горных егерей в Норд-Йорке уважали.

— Куда прёшь, деревенщина! — рыкнул Хопкинс на какого — то зазевавшегося фермера, недостаточно быстро, по мнению Джима, убравшегося с их пути. — Простите, мисс Блэкуотер, здесь столько неотёсанной публики…

Мимо прогромыхал локомобиль с эмблемой Особого Департамента на дверцах и сзади, и Хопкинс тотчас вытянулся, отдавая честь ладонью в белой перчатке.

Сквозь тёмные окна было ничего не видать.

Локомобиль прогромыхал, поехал дальше.

— Вчера, мисс Моллинэр, взяли одного, — заговорщическим полушёпотом оповестил девочку Хопкинс. Видно было, что умолчать об этом выше его невеликих сил. — Нac в оцепление поставили, а сами магика взяли.

— Не может быть! — Молли не понадобилось притворяться. — Настоящего магика? Малефика?

— Самого малефичного малефика! — уверил её Джим.

— Как же его поймали?

— Соседи донесли, слава Всевышнему. Я слышал, всё началось с того, что к нему молочные бутылки сами на порог взбирались. Молочник — то, чтобы в гору не тащиться с тележкой, оставлял на общей полке. Все соседи за своим молоком спускались, а этот, говорят, никогда. А потом кто- то заметил, как бутылки к нему сами — прыг, прыг, прыг, и в двери. Ну, тут — то они и донесли.

Счастье, что он ничего натворить не успел. Надо ж, мисс Моллинэр, быть таким идиотом — волшебник — то этот, похоже, и впрямь надеялся всех умнее оказаться, магичность свою спрятать, словно и не знал, чем это всё кончается, и не ведал! А вот в мехмастерских паровозных сказывали, что на неделе у них там один возчик того, рванул.

— Как рванул? — ахнула Молли, прижимая ладошки к щекам. — Ни в кого не превратившись?

— Да вот так и рванул! — надулся от важности Хопкинс, явно довольный эффектом. — Не, в чудище не обернувшись. Сказывают, такое тоже бывает. На него, говорят, и раньше поглядывали, но не так, чтобы очень. А тут, говорят, приехали за ним, а он ка — ак рванёт! Побежит, в смысле. Особый Департамент за ним, а он прыг в коллектор, в трубу, значит, а там ка — ак бахнет! Дым столбом, огонь до неба! Все с ног попадали!

Молли не могла припомнить ни «дыма столбом», ни «огня до неба», что имели бы место с неделю назад в механических мастерских Норд-Йорка. Спорить с Хопкинсом она, однако, не стала. Тем более что они уже добрались до остановки, к которой как раз подкатывал двухвагонный паровик.

Молли ехала домой, низко надвинув шлем и опустив на глаза очки — консервы — она взобралась на империал[4], однако ветер словно с цепи сорвался. Прямо в лицо летели пригоршни жёсткого снега, но вниз Молли упрямо не спускалась.

Паровик бодро пыхтел по всё тем же улицам, узким и тёмным, всё так же тянулись по обе стороны высоченные, нависающие стены со слепыми жёлтыми окнами, однако снег скрадывал окружающую бесприютность, умягчал, набрасывал флёр зимней сказки, и это, право же, стоило того, чтобы мёрзнуть на открытом империале. Паровик был толкачом, с паровозом позади вагонов, так что дым весь летел назад, не мешая пассажирам империала.

Стрелка, другая, перекрёсток. Поднята лапа семафора, и паровик тормозит, пропуская другой, стучащий колёсами по пересечной улице. Молли ехала домой, но думала сейчас не про дестроеры и мониторы в гавани, не про бронепоезда в депо, а исключительно про пленных Rooskies.

И про мальчишку того тоже.

Ых. Неправильно это.

Но и глядел он как — то… тоже неправильно. Одеты Rooskies, конечно, как варвары. Одни touloupes чего стоят! И что теперь с этим пленным? Наверное, ничего плохого. Нет, не «наверное», конечно же, ничего плохого! Иначе зачем папе их осматривать?

Молли сердито помотала головой, поправила шлем. Задумалась, замечталась — этак и свою остановку пропустить недолго!

Лихо скатилась вниз по бронзовым перилам (по случаю непогоды на империале Молли оказалась единственной пассажиркой) и вприпрыжку поскакала к дому.

Но до самого порога её не оставляло ощущение, что жёсткие серо — стальные глаза мальчишки — пленника глядят ей прямо в спину.

Мама, само собой, велела переодеться «как подобает приличной девочке», а до того никаких рассказов выслушивать не стала. И лишь когда Молли, уже в платье с домашним передником (любимыми штанами и фланелевой рубахой решено было пожертвовать, дабы лишний раз не сердить и без того чем — то раздражённую маму), аккуратно (сложив руки перед собой, вошла в гостиную, мама подняла на неё взгляд.