Наставник - Демина Карина Страница 5

Запах шел отвратительный.

– Завтра, – сказал он, повинуясь этой боли, что нарастала с каждым мгновением. – Завтра мы объявим народу о том, что боги сделали свой выбор.

Место Императора пустовало.

И взгляды всех устремились в эту пустоту. В них виделся еще не отживший страх. Робкая надежда. И что-то совсем иное, жадноватое, еще не оформившееся.

– Думаете, её? – поинтересовался Владыка Копий, вытирая жирные пальцы тканью.

– Есть варианты?

Верховный почти не ел. Боль в руке расползалась по телу, и желудок, еще недавно принявший пищу с благодарностью, теперь сжимался.

Молчание.

Его вопрос услышан. И Хранитель казны отводит взгляд. Его плечи сгибаются под невидимой тяжестью, а губы шевелятся, но слова остаются непроизнесенными.

– Она иной крови, пусть Император и принял её в свой род, – Советник Инауа смотрит поверх кубка. В кубке вино, алое и густое, словно кровь. Оно и называется – Кровь цапли. Редкое. Дорогое. Достойное того, чтобы оказаться на столе в подобный день.

И уже не удивляет, что тайное стало явным.

Возможно здесь, во дворце, никогда-то и не было тайн.

– Боги её признали, – задумчиво возражает Владыка Копий.

И взгляд его спокоен.

Это спокойствие раздражает Советника Инуа, и тот отставляет кубок, тянет шею, украшенную тремя нитями. На каждой – золотые бусины с гравировкой, восславляющей древность рода. Каждая бусина – имя. И собственная, Инуа, когда-нибудь появится на этой нити.

– Боги… ли? – озвучил он сомнение.

И прочие закивали.

Славные рода.

Древние.

И каждый древностью способен поспорить с иными. А ведь будут спорить. Дай шанс и вцепятся друг другу в глотки, пытаясь выдрать свой кусок власти.

Трона.

Верховный покачал головой. Плохо. Куда хуже, чем ему представлялось. Если начнется междоусобица, Империя падет.

– Боги, – он поднялся, опершись на плечо Владыки Копий. И плечо это, прикрытое лишь шкурой горного льва, было крепко, словно камень.

Это давало надежду.

– Если Боги признали эту… – Советник Кипактли осклабился. – Это дитя, они примут её. И благословят. Так, что благословение это будет понятно всем.

– А так не понятно? – Владыка Копий тоже встал, но поддержал Верховного. – Подательница Жизни не должна искать признания смертных.

– Ты просто хочешь пристроить сына поудобней.

– Мой сын нашел свое место. И счастлив.

– Чудесно, – вяло хлопнул Кипактли и обернулся. Он поднял руки, и браслеты из алых камней, камней цвета крови, носить которые было дозволено лишь тем, чьи предки смешали кровь с благословенной, вспыхнули. И свет их яркий заставил прочих замереть. – И сердце мое радуется за тебя и твоего сына, гордый Ицкоатль. Как и за твоего…

Он отвесил поклон в сторону Хранителя Казны, который вновь же нервно дернулся.

– Однако оно разрывается от боли и непонимания. Как получилось так, что тот, кто был полон сил, кто был подобен могучему древу, корни которого пронзили твердь земную, а ветви достигли небес, умер? И отчего случилось сие ночью? И как вышло, что никому-то из нас, достойных, не было дозволено омыть его тело? Нарядить в последний путь?

Голос до того тихий, загремел.

– Как вышло, что величайшая честь досталась ничтожным рабам? И где эти рабы ныне?

– Там, где и должно, согласно старому обычаю, – произнес Верховный. И от боли голос его сделался скрипуч. Но сил хватило, чтобы устоять. Пусть и с опорой. – Что до прочего, то боги и вправду сказали свое слово. А если у тебя, почтенный Кипактли, имеются сомнения, что ж…

В горле запершило.

И Верховному подали чашу с теплой водой. Вода пахла розовым маслом и горчила, но глотка было довольно, чтобы унять першение.

– Я дозволяю тебе подняться.

– Что?

– Когда-то давно, – Верховный говорил медленно, надеясь, что будет услышан. – Любой, в чьих жилах течет исконная кровь, мог подняться на вершину пирамиды и уже там принести богам дар. А с ним и задать вопрос. Или просьбу.

Только обычай этот исчез.

Нет, никто не запрещал, просто цену боги брали немалую. Вот и научились люди сами жить, без божественной помощи.

– И раз уж душу твою терзают сомнения, раз уж веры боле не достаточно, как и слова моего, слов иных уважаемых людей, то поднимись. Поделись кровью своей. Поделись силой. И жизнью. И тогда ты получишь ответы.

– Я могу получить их здесь! – воскликнул Кипактли.

– Нет, – Хранитель Казны вставал медленно. Он был невысок и худощав, несмотря на округлый живот, который выделялся и под просторными одеждами. Живот служил неизменным источником насмешек. Вот только редко у кого хватало духу смеяться, глядя Хранителю в глаза. – Вы все тут…

Он обвел зал.

– Чего вы хотите? Власти? Но над чем? Над великой Империей, которая сильна своими копьями? Своими сыновьями? Или над развалинами её? Неужели не понимаете вы, неразумные, что там, – он взмахнул рукой, и серебряные браслеты зазвенели. Они были обыкновенными, простыми, без камней и гравировки, но никто-то и никогда не видел Хранителя без этих браслетов. – Там только того и ждут, когда мы устроим распрю. Когда ты, Кипактли, потрясая древностью рода, потребуешь трон себе. А ты, Ицауле, оспоришь это право. И ты, Тонауак, тоже поднимешь клинок, не удержишься. Не только ты. Кровавый вихрь затронет, если не всех, то многих. Или думаете, что не знаю я, какие заключаются союзы? Кто и кому обещает невозможное? И кто готов верить обещаниям, а то и вовсе рискнуть за крохотный шанс. Нет, – он покачал головой, этот тихий человек, который во времена прежние предпочитал держаться в тени. – Не бывать тому.

– Баронства, узнав о распрях, не удержатся. Ударят. И у нас не будет чем ответить на удар их, – тихо произнес Владыка Копий. – Ибо храбрейшие из храбрых вернутся в обитель предков.

– Маги тоже не останутся в стороне, – поднялся и советник Эзтли, в одеяниях алых, словно кровь. – Они выступят. Сперва за спинами баронств, а там, когда поймут, сколь слабы мы, то и сами. Они жадны и коварны. И сильны. Что мы противопоставим их силе? Твои сомнения, Кипактли? Или твою спесь, Ицауле? Или, быть может, ты, Тонауак, выведешь свои войска к границе? Хотя ты так давно откупался от всех бед золотом, что вряд ли твою люди помнят, как нужно воевать.

– Если нужно…

– Ты купишь людей, которые воевать умеют. Не сомневаюсь. Правда в том, что выбора у нас нет, – теперь голос Хранителя Казны звучал необычайно жестко. – Или мы все здесь признаем за этой девочкой право наследования, или начинается распря, каковой не было от сотворения мира. А с ней и гибель. Гибель всех.

Его взгляд скользил по людям.

Молчащим.

Преисполненным сомнений. Не готовым к ответу.

– Можно иначе, – заговорил Эзтли. – Дитя мало. Пусть и благословлена она богами, но одного благословения недостаточно. Она не сумеет править. Восседать на троне и радовать народ – вполне. Народ любит чудеса. И весть о том, что нам была явлена Подательница жизни, весьма взбодрит людей.

Кипактли поморщился.

– А весть о том, что кто-то желает ей зла, может этих же людей расстроить. Очень сильно.

Эзтли чуть склонил голову, пытаясь поймать взгляд.

– Чего ты хочешь?

– Совет, – Эзтли развел руки. – Как во времена давние, отдавая дань мудрости наших предков, мы возродим славный обычай. Мы признаем над собой власть той, чьего чела коснулась рука Богини. И поклонимся ей. И будем слушать, но править станет не она, а Совет, в который войдут все, кто готов служить Империи.

И сделал небольшую паузу, позволяя обдумать сказанное, а затем продолжил.

– Само собой, что это должны быть достойные люди. Древнего рода. Хорошей крови. Силы немалой. Совет изберет трех старейшин, которые и должны будут принимать решение.

Зал загудел.

И Верховный ощутил невероятнейшую усталость. Он бы ушел, но стоял, глядя на это бурлящее человеческое море, уже избавившееся от прочих страхов. Согласятся? Да. Несомненно. Совет был и при Императоре, но скорее обычая ради.