Массандрагора - Безродный Иван Витальевич Страница 5

Пашка медленно вытер салфеткой губы. Хорошее настроение начало постепенно улетучиваться.

– Я. Его. Сам. Принес, – разделяя слова, твердо сказал он. – И положил в рюкзак. Ты продолжаешь, что ли?

– Что продолжаю? – округлила глаза сестра. – То ты дату смерти Харрисона путаешь и нарушаешь собственную традицию, то ночью по квартире бродишь в одних трусах…

– Я брожу?! Не было такого!

– Ну а кто? Не я же!

Пашка с шумом отхлебнул кофе. Подумав, отхлебнул еще раз. Ольга облокотилась о стенку и прищурилась:

– Слу-у-у-ушай… А ты, случайно, не влюбился?

Ей было не отказать в женской интуиции. Пашка почувствовал, что краснеет. От этой мысли он начал краснеть еще больше.

– Не твое дело, – буркнул он.

– Да ла-а-адно! – заулыбалась Ольга. – Поздравляю! Давно пора, а то все бобыль да бобыль. Да и мне будет с кем потрещать скучными зимними вечерами. А?

– Ага! – отрезал Пашка и принялся доедать яичницу.

Когда сестра уже закрывала за ним входную дверь, он вдруг вспомнил:

– А что ты там сказала, будто я традицию нарушил?

– Ну как же! Каждый год отмечали поминки Харрисона, а вчера ты делал круглые глаза, отказал Василию и… вообще был странный.

Пашку будто обухом по голове стукнули. Ничего не говоря, он развернулся и со всей дури побежал вниз по лестнице, хотя обычно со своего пятого этажа ездил на лифте.

Нет, может быть, винчестер он действительно положил в рюкзак не сегодня, а вчера? Он почти каждый день это делал, вот оно и вошло в устойчивую привычку. А сегодня он забыл, потому что… потому что… Ладно, это Ольга его и принесла. Увидела сквозь приоткрытую дверь, что винчестер все еще присоединен к ноутбуку, и принесла. Это еще можно было объяснить.

Но лунатик? Хм. Это что-то новенькое! Но ведь сомнамбулы вроде как и не помнят своих ночных похождений… Это тоже можно понять, хотя такая «клиника» ему совсем была не нужна.

Дата поминок Харрисона? Объяснить можно лишь розыгрышем. То она говорит, что никакой традиции не было, то будто он нарушил эту самую традицию. Глупость какая-то!

И дата смерти – 2001 год. Да еще и смертельный рак… Нелепость какая-то. Здесь таилось нечто совсем уж непонятное. Никакими любовными переживаниями это не объяснялось.

Хотя… Пашку озарило. Все-таки он вращался в айтишном мире, даже более того – программистской фирме. Ведь можно было написать вирус, меняющий в браузере определенный текст буквально на лету, причем для любого сайта, а потому вся эта история – действительно просто розыгрыш.

Пашка немного успокоился и вышел из дома. Итак, Ольга и его друзья решили над ним подшутить. Богдан или Леха написали вирус и заразили компьютер сестры, а также, скорее всего, и его ноутбук… Пашка вытащил из кармана смартфон. Ольга его могла взять в любой момент. Наверняка заражен и он! И компьютер на работе, конечно. Он ухмыльнулся – потому что это все объясняло.

А еще можно было бы прямо сейчас позвонить кому-нибудь и спросить про дату смерти Харрисона. Пашка набрал Серегу Бутегина – относительно нового знакомого с соседнего факультета, конкретного ботана, зато имеющего дома первоклассный телескоп. Вряд ли он может иметь какое-либо отношение к розыгрышу.

– Алло, Серый?

– Здравствуй, Паша.

– Привет. Не удивляйся, у меня тут просто вопросик один. Не посмотришь ли в Гугле точную дату и место смерти Джорджа Харрисона, из Битлов? Очень надо, я сам сейчас никак не могу.

– А тебе зачем? Хотя ладно, сейчас… Год я помню, кстати, вроде две тысячи второй.

– Какой-какой? – прыснул Пашка. От сердца сразу отлегло. Да они вообще все с ума посходили! Этот ботан даже не мог запомнить год, который ему Васька указал! Смешно. Прямо всемирный заговор против него, Пашки. Сейчас он заявит: «…ой, я ошибся, извини; конечно, это произошло в две тысячи девятом, двадцать девятого ноября»!

– А, накладочка вышла, – раздался извиняющийся голос Сереги. – Он умер от рака мозга 29 ноября 2001 года в Лос-Анджелесе, Беверли-Хиллз, в доме своего друга…

– Понятно все с вами, мистер! Спасибо, пока! – Не дожидаясь ответа, Пашка отключился.

Но каковы, а? Добрались даже до этого Бутегина. Вот что значит век цифровых технологий: никто и ничто не может быть тайным. Серегу могли вычислить и связаться с ним в «Одноклассниках» или «ВКонтакте», эка невидаль… Как он согласился? Сложно было сказать, но то, что Бутегин оговорился, указав третий вариант года, возможно, и есть его намек на розыгрыш, своего рода подсказка. Только зачем разыгрывать так сложно?

Когда он вошел в офис, все уже усердно молотили пальцами по клавиатурам. Не было только Богдана – у него, как и у его одногруппника Тимохи, в институте сегодня был зачет.

«Ах, засранцы», – почти с любовью подумал Пашка, пожимая коллегам руки.

– Я принес дизайн, как ты вчера и просил, – сказал Пашка Ваське. Шеф с озабоченным видом что-то чертил стилусом на специальном графическом планшете. Он был единственным, кто приходил в офис в строгом сером костюме – по этому поводу у него был даже бзик.

– Я просил? – задумчиво пробормотал Васька, не отрываясь от работы. – Вчера?

– Ну да.

– Мы вроде бы давно уже договорились об окончательном варианте на четверг. А вот вчера вечером, по телефону, ты отказался пить за Харрисона – это я помню. Не, без претензий. – Он взглянул на Пашку. – Наверное, это давно уже надо было закончить. Но ты меня своим «базаром» удивил, надо сказать.

– Ясно, не бери в голову, – махнул рукой Пашка. Именно это он и ожидал услышать сегодня от друзей. Ну точно – засранцы. – Был просто офигенно трудный день.

Васька кивнул, уткнувшись в планшет, и очередной рабочий день вошел в привычную колею.

И не было ничего удивительного в том, что Харрисон снова погиб именно в автокатастрофе и именно в две тысячи девятом – Википедия снова говорила об этом на компьютере Пашки… Розыгрыш не удался, но дурацкое чувство осталось.

Следующие два дня промелькнули совершенно незаметно. Окончательный дизайн был наконец-то сдан, и шеф остался доволен, пообещав Пашке небольшую премию. О Харрисоне и традиционной встрече никто больше не вспоминал. Пашка махнул рукой, решив, что они просто ждут его ответной реакции, чтобы оставить в полных дураках и от души потом поржать. «Не дождетесь», – подумал он и вел себя как ни в чем не бывало.

Вечером того же дня он шел от метро по проспекту Большевиков и, довольный, посасывал из алюминиевой банки свое любимое пиво. Протопав пару длинных домов со встроенными в первые этажи магазинчиками, он внезапно остановился. Что-то здесь было не так… Но что?

Он медленно развернулся и пошел назад, вглядываясь в узкие витрины парикмахерских, ювелирных и продуктовых магазинов, разных барахолок. Вот оно!

Это была деревянная дверь в маленький магазинчик всякой всячины. Преодолев газон, Пашка подобрался ближе. Дверь была старой, рассохшейся, довольно грубо выкрашенной в темно-зеленый цвет, причем явно давно – краска кое-где уже начала облупливаться.

Все бы ничего, но ведь Пашка отлично помнил, что последние несколько лет она была ярко-оранжевой, такой же, как и надпись магазина сверху нее. И несколько дней назад она оставалась оранжевой, это точно… или нет?

Он подобрался к двери вплотную, взойдя на крыльцо. Колупнул ногтем краску. Покрашено давно, очень давно. Но та ли это дверь? Пашка вытер губы и оглянулся. Несомненно, это именно та самая дверь. Они с Лехой прошлым летом, порядочно нагрузившись алкоголем у кого-то на дне рождения, даже сфотографировались вот на этих ступеньках! Еще рожи корчили такие, что маленькая девочка на руках у матери, завидев их, заплакала. Да-да, точно!

Пашка поставил банку на перила лестницы и вытащил смартфон. Фотографии должны были сохраниться в памяти устройства, потому что он их так и не перенес в хранилище на винчестере. Найдя нужную папку, он долго рассматривал серию фотографий, увеличивая места, где лучше видно, рассеянно возюкал пальцем по поверхности сенсорного экрана и… думал. Думал и еще раз думал. Дверь на фотографиях была этой же, но… именно оранжевой. Ярко-оранжевой. Однозначно.