Поднимите мне веки - Елманов Валерий Иванович Страница 50

Теперь оставалось еще раз похвалить себя за предусмотрительность и проинструктировать парней, что, если дело начнет припахивать дракой, они должны сразу же загрузить в нее всех женщин вместе со священником и Архипушкой и немедленно отчаливать от берега.

Задача – грести к середине, но ни в коем случае не приставать к противоположному берегу, а держаться от него метрах в тридцати, не ближе, поскольку если какие-нибудь ухари задумают попытаться рвануть за ними вплавь, куда сподручнее, сидя в лодке, валить их, практически беспомощных, из арбалета, а на худой конец – глушить веслом.

Там-то им и предстояло дожидаться исхода схватки.

Чтоб загрузка происходила как можно быстрее – иной раз счет идет на секунды, – я заранее показал места, где кому усаживаться, проведя Ксению к скамье у самого носа. Знаете, случайные стрелы, пули и все такое, а тут, если что, ее будет закрывать гвардеец и сидящая следом за ним Акулька...

Конечно, охотнее всего и с превеликой радостью я бы сам стал ее щитом, но раз мое место на берегу, то я был готов использовать для этой цели кого угодно без малейшего зазрения совести, лишь бы царевна осталась жива.

Можете назвать это свинством с моей стороны, пусть так. Единственное оправдание, что если я и свинья, то не просто, а влюбленная, что, согласитесь, несколько меняет дело.

Досадно только, что паузок был слишком мал для восьми человек – шестерым и то впритык.

Но тут отец Антоний наотрез отказался куда-либо плыть, причем столь решительно, что сразу стало ясно – уговаривать бесполезно. Мол, во-первых, нападающие могут прислушаться к пастырскому слову и тогда удастся вовсе избежать кровопролития. Ну а коль оно приключится, то – это уже во-вторых – его долг отпустить грехи умирающим, чтобы...

Я призадумался.

Про отпущение грехов умирающим – можно обойтись и без них, но вот пастырское слово... Вообще-то как знать – вдруг и впрямь у него что-то получится. Авторитет духовенства на Руси пока еще на достаточной высоте – могут и прислушаться. К тому же у меня возникли кое-какие идеи относительно него, а потому пусть остается.

С Архипушкой решили проще – я предложил Акульке взять мальчишку на колени.

Проинструктировал я гвардейцев и обо всем дальнейшем, включая то, что им надлежит делать, если мы проиграем бой. Тут я не пожалел времени, разложив все до мельчайших подробностей – куда, как, когда и все прочее.

Едва закончил с ними, как стали подтягиваться остальные ратники – по большей части обескураженные и с пустыми руками, поскольку было ясно сказано, что времени у них на все про все до полудня, не больше, а потом надлежит в любом случае возвращаться.

Правда, пустые были не все – кое-кто прикатил радостный, сидя на полностью загруженной дровами телеге. Жаль только, что последних оказалось немного, всего трое, да и смолы тоже не ахти, но тут уж ничего не попишешь.

Так называемый пионерский костер – любимое выражение моего дядьки – с пламенем на три метра ввысь, развели быстро. Остальные дровишки раскидали полукружьем близ струга и, растопив смолу, вымазали ею поленья, чтоб, когда понадобится, головнями из основного можно было быстро запалить и все прочее.

Кроме того, я велел приготовить кучу жердин метра по три длиной, распорядившись один конец у каждой тоже густо обмазать смолой.

Ярко пылающий полукруг – замечательно, но стоит врагу чуть зайти в воду, и все. Вот тут-то они и пригодятся. Если жердины вовремя запалить, то и коню в морду – хорошо, да и врагу в рожу – мало не покажется.

Когда дозорные предупредили о приближении первой конной ватаги числом под сотню, а то и больше, основные приготовления к бою были завершены, чего не скажешь о починке струга.

Что обидно – не хватало какого-то часа, не больше, поскольку ремонт уже заканчивался.

Я еще не терял надежды договориться мирно или, по крайней мере, оттянуть время, что у меня отчасти получилось, вот только я не знал, почему они так легко пошли на эту затяжку.

А дело было в том, что, единодушно стремясь помочь государю в его благом намерении покарать злодея, выкравшего любимую сестру самого престолоблюстителя, семеро бояр – все те, что лежали распластанными и уткнувшими рожи в грязную пыль царского двора, – выслали свои собственные ватаги, состоящие из ратных холопов.

Вот как раз одной из них, где всем распоряжался Ванька – сын Петра Никитича Шереметева – и посчастливилось на нас выйти.

Более того, как честный человек, Ванька сразу же, согласно предварительному уговору, послал гонца в ватагу, рыскавшую по соседству, которой руководил еще один сынок – Никита Голицын, упросивший приятеля, если вдруг тому улыбнется удача, позвать его.

Деньги Никиту не интересовали – тут главным желанием было отомстить за отца.

Возможно, если бы не оптимистичная картина, представшая перед глазами Шереметева – струг не просто лежит на берегу, но еще и бесстыдно оттопырил в сторону реки свое брюхо, которое усиленно просмаливают, – он бы не стал медлить, но раз так удачно все складывается, отчего бы не подсобить приятелю.

Разумеется, мои дозорные предупредили заранее и врасплох они нас не застали, хотя посчитали иначе, поскольку я распорядился работу по ремонту не прекращать ни на секунду. Так что пятеро человек продолжали помогать старику-рыбаку и не остановились, даже когда вдали, на крутых пригорках – что слева, что справа, что перед нами – показался особо не таившийся враг.

Получалось, что нас обступили со всех сторон, прижав к реке, но пока медля с нападением.

Что такое белый флаг, если так можно назвать мою нательную рубаху, кое-как прикрученную к палке, которой я старательно махал в воздухе из стороны в сторону, они поняли, и через минуту я беседовал с троицей ратников, отделившихся от основной ватаги.

Один, в середине, сразу показался мне знакомым, но кто это – я сумел вспомнить лишь спустя минуту. Поначалу же меня удивляла лишь его молодость – на лицо совсем сопляк, причем не только по возрасту, судя по тому, как он часто шмыгал носом. Зато двое других, что по бокам, годились ему в отцы, хотя обращались к нему уважительно, как к командиру.

Что за черт?! И с кем из них мне разговаривать?

«А ни с кем», – решил я в следующий миг и выжидающе уставился на подъехавших – пусть сами начинают, а мы поглядим.

Те не молчали, мигом разложив передо мною ситуацию и грядущие перспективы. Радужного в них было мало – в основном преобладали черные тона, но жизнь обещали, если я прямо сейчас по доброй воле выдам похищенную царевну.

Что ж, раз они думают, что я ее украл, – так даже лучше. Есть повод и возможность поторговаться.

– А если она уже мертва, то жизнь мне все равно сохранят? – осведомился я.

– Ах ты, пес! – вскинулся сопляк и ухватился за рукоять сабли, силясь извлечь ее из ножен, но не тут-то было – один из усачей-бородачей, самый старший, сноровисто перехватил руку юнца, укоризненно протянув:

– Негоже так-то, Иван Петрович. Неужто не зришь – эвон она в лодке со своими девками отчалила от бережка. То пужает нас князь. – И мне: – А ты бы поосторожней с такими шуточками. Так и до греха недолго. Куды лучшее мирком обо всем уговориться.

– Мирком, конечно, лучшее, – охотно согласился я. – Вот только когда речь ведут о мире, то посланца на переговорах не оскорбляют. Я ведь не простого роду-племени, а потомок шкоцких королей. Мой пращур...

Они очнулись не сразу, так что несколько минут я выиграл, пока рассказывал о Малькольмах, Индульфах, Макбетах, Дунканах и прочих, кого мог только припомнить из давних рассказов Квентина.

– Да на что нам твои пращуры?! – наконец вышел из ступора сопливый Иван Петрович и вновь энергично шмыгнул носом. – Ты ныне на Руси и занялся подлой татьбой, а потому...

– А потому гостя тем более потребно уважать, – перебил я. – Вы же мне до сих пор даже не представились.

– Чего? – недоуменно протянул второй сопровождающий, который был с другого боку.

– Ну не назвали своих имен, – поправился я. – Почем мне знать, вдруг вы как раз и есть те, кто занимается татьбой? Со мной царевна хоть в безопасности, а вот с вами, почтеннейшие...