Журнал «Фантастика и Детективы» - Фантастика и Детективы 2014-12 Страница 6

Один из таких сучьев я облюбовал для себя, чтобы сидеть на нем в погожие дни — а сейчас дни были сплошь погожими. Щурясь от солнца, я вглядывался в раскинувшиеся передо мной просторы, сияющие белизной. Где-то там, среди сугробов и торосов, стоял дворец хозяйки льдов. Сам я никогда его не видел: жители леса не заходили и не залетали на пустоши дальше, чем на несколько прыжков или взмахов крыльями.

Так было раньше, но не теперь. Я заметил несколько цепочек следов, уводивших из леса на открытое место. Заячьи, волчьи, оленьи. Я пожалел, что рядом со мной нет лиса. Он выругал бы глупое зверьё — и, пожалуй, отговорил бы меня от той глупости, что собирался совершить я сам.

Я расправил крылья, готовый сняться с ветки, чтобы лететь в сторону пустошей, но остановился, увидев на горизонте движущуюся фигуру. Кто-то шёл к лесу: может быть, один из тех зверей, чьи следы я видел, возвращался назад? Но через мгновение я разглядел человеческую фигуру, а ещё миг спустя увидел его целиком.

Он приближался слишком быстро. Не знаю, как такое могло быть. Он шёл пешком, размеренно поднимая и опуская ноги, и всё же с каждым шагом оказывался намного ближе, словно мчался гигантскими прыжками. С каждым шагом я мог видеть его все отчетливее и ощутил, как меня охватывает ужас.

Он стал выше ростом и выглядел старше, чем мне помнилось, словно за неполные два месяца для него прошло несколько лет. Его кожа была мертвенно-бледной, цвета лежалого февральского снега. Волосы издалека показались мне белокурыми, но потом я увидел, что они совершенно седые. Описывать его глаза я не возьмусь, знаю только, что подумал тогда: это последнее, что я вижу в своей жизни.

Он остановился у кромки леса. Дерево, на котором я сидел, прижавшись к стволу, ни жив, ни мёртв от страха, стояло первым в ряду других деревьев, и вышло так, что существо, ещё недавно бывшее человеческим ребёнком, оказалось стоящим едва ли не прямо подо мной. Оттого ли, что он не подумал взглянуть вверх, оттого ли, что ствол был узловатым и бугристым, почерневшим и полумёртвым от выпавших на его век морозов и бурь — только он меня не заметил. Это спасло мне жизнь.

Наклонившись, он взял в ладонь немного снега из-под ног, сжал и снова разжал пальцы — я видел каждое его движение — и швырнул в сторону леса получившийся снежок. Только вместе снежка из его руки вылетело облако ледяной пыли, в следующую секунду ставшее вихрем, ставшее ураганом. И этот ураган обрушился на лес.

Я видел, как валятся вырванные с корнем сосны и ели, как мгновенно чернеет и осыпается от холода хвоя. Видел оленя, что пытался бежать, но вихрь настиг его в прыжке, и мёртвое, окоченевшее тело упало на землю. Я видел, как место, бывшее моим домом, превращается в ничто, в обледенелое кладбище, а на лице того, кто это сделал, не отражалось ни сожаления, ни радости, одна лишь холодная безмятежность.

Когда всё закончилось, от нашего леса осталось стоять одно-единственное дерево — то, на котором я прятался. Тогда со стороны пустошей приблизилась белая колесница, в которой сидела хозяйка льдов.

— Отличная работа, Кай — сказала она. Голос у неё был нежный, словно перезвон ледяных колокольчиков.

Тот, кого она назвала Каем, подошёл и стал перед ней на колени, а королева погладила его по голове, как человек потрепал бы за уши послушного пса. На лице у него расцвела улыбка, сделав его до ужаса похожим на того мальчика, каким он был, когда ещё был человеком.

— Я счастлив служить тебе, — ответил Кай.

— О, ты ещё послужишь мне, — произнесла королева ласково. — В этом мире ещё так много лесов, полей и людских городов.

Она указала на одиноко стоящее дерево:

— Закончи с ним.

Кай небрежно хлопнул ладонью по стволу сосны, её кора треснула, встопорщилась ледяными иглами, и дерево со скрежетом завалилось на бок.

К тому времени, как я смог выпутаться из наполовину обломанных сучьев и выползти из-под упавшего ствола, ни колесницы, ни королевы и её слуги уже не было. Я долго кружил над тем, что осталось от моего леса, но не нашёл никого живого, ничего, кроме окоченевших тел.

Тогда я полетел на юг. Я летел много дней, останавливаясь лишь для еды и короткого отдыха. Меня гнал страх. Я желал оказаться как можно дальше от ледяных пустошей и их королевы. Но я всё думал о её словах — так много лесов, так много городов — и, в конце концов, понял, что если только Хозяйку Льдов не остановить, то нигде в целом мире не будет достаточно далеко, чтобы скрыться от неё. Потому что рано или поздно там появится седоволосый мальчик с ледяными глазами, расчищающий путь для её белой колесницы.

Конечно, я много раз рассказывал свою историю. Поначалу я рассказывал её каждому встречному зверю и птице. Но мне мало кто верил. Наверное, если бы мне самому рассказал подобное какой-то бродяга, я сам не поверил бы ему. Один раз я прибился к стае кочующих грачей и галок и больше недели летел с ними. К тому времени я забрался так далеко к югу, что мои рассказы о хозяйке льдов слушали, как страшную сказку. Я искал одно место, о котором мало кто знал, и которое я сам до недавних пор считал выдумкой. Беседуя с перелётными гусями, сороками и бродячими котами, я понемногу продвигался в нужном направлении, по крупицам собирая сведения. И, в конце концов, я нашёл то, что искал.

Она жила в доме, окружённом цветущим садом. Мои поиски завершились к середине марта, и в других местах деревья едва зазеленели, но только не здесь: здесь падали лепестки с вишен, гудели пчёлы над яблонями, а траву под деревьями усыпали фиалки, гиацинты и лилии. Из дверей дома с высокими цветными витражами, переливавшимися радугой в солнечном свете, мне навстречу вышла женщина, и я, как умел, поклонился ей. Сначала мне показалось, что она очень стара и идёт, тяжело опираясь на клюку, но потом я увидел перед собой статную красавицу средних лет с посохом в руках, в следующий миг передо мной была молодая девушка, а затем — снова старуха. Приблизившись, она заговорила со мной:

— Кто ты, и как попал сюда?

Я рассказал ей всё.

— Хочешь ли ты помочь мне, маленький ворон? — спросила повелительница лета, выслушав мои слова. — Не желаешь ли ты отплатить моей сестре за то, что по её повелению сделали с твоим лесом?

Я вспомнил, как падали снежные хлопья на рыжую шкуру лиса, лежавшего мёртвым у своей норы, и ответил: — Да.

Она объяснила мне, что я должен делать и, скрывшись ненадолго в доме, вынесла оттуда и поставила передо мной башмачки ярко-красного цвета. Схватив их покрепче, я полетел прочь из сада.

Сначала я боялся выронить башмачки, но они показались мне легче пёрышка, и я безо всякого труда нёс их, заботясь только о том, чтобы не забыться и случайно не разжать когтей. Я летел над полями и сёлами, над дорогами и разглядывал людей, попадавшихся мне на пути.

Покружив, присматриваясь, над прачкой, стиравшей бельё в реке, я полетел дальше: она была взрослее, чем велела мне королева. По дороге шла девочка подходящего возраста — но её вела за руку мать. Наконец, на городской окраине я отыскал то, что мне было нужно. На крыше высокого дома, как раз над водосточным жёлобом, сидела, болтая босыми ногами, девчонка. Она была бедно одета, но чисто умыта, с милым личиком и светлыми волосами. Я опустился на крышу рядом с ней и глянул искоса.

— Ну, надо же! — сказала девчонка со смехом, вовсе не испугавшись. — Эй, ворона, признавайся: у кого ты стащила туфли?

Она протянула ко мне руку, но я отскочил в сторону, бросив башмачки. Девочка подняла их и в удивлении приоткрыла рот, разглядывая. Ярко-алые башмачки, казалось, светились в её руках. Чуть поколебавшись, она попробовала их примерить, и, конечно же, башмачки пришлись как раз впору.

Сидя поодаль, я смотрел, как меняется её лицо: из радостного оно сделалось задумчивым, потом беспокойным, словно девочка старалась припомнить что-то забытое. Потом она встала и нырнула в дом через чердачное окно.

Я ждал. Тени сдвинулись едва ли на длину моего крыла, когда девочка, обутая в новые башмаки, вышла из дома и двинулась по улице — так, словно точно знала, куда и зачем идёт. Я двигался следом, перепархивая с крыши на крышу, с дерева на дерево, наблюдая за ней. Мы миновали город, свернули с дороги. Наш путь пересекал глубокий весенний ручей, но девочка в красных башмачках, ни секунды не колеблясь, перешла его вброд.

Когда она занесла ногу, чтобы войти в калитку в ограде, за которой цвёл сад, башмаки сами собой свалились с её ног и исчезли. Девочка остановилась в нерешительности, завертела головой, оглядываясь, но к ней уже спешила молодая женщина в цветочном венке, меняясь на ходу, превращаясь в старушку в шляпе, расписанной цветами.

— Как тебя зовут, дитя? — спросила она нежно.

Услышав её голос, девочка улыбнулась, сразу успокоившись, и ответила:

— Герда.

Много дней я летел, куда глаза глядят. Точнее, мне казалось, что я лечу, куда глаза глядят, но когда дубы, клёны и каштаны почти совсем исчезли, уступив место берёзам и соснам, я понял, что всё это время стремился назад, на север. Тогда я остановился, поселившись в первом попавшемся лесу: по большому счёту, мне было всё равно, где жить. Я никому не рассказывал, что встречался с королевой лета, и что для неё сделал. Меня мучила совесть.