Скотт Вестерфельд - Голиаф Страница 6

При перемещении к Ньюкирку поддон под ее весом начал крениться. От этого хватка у Дэрин на миг ослабла, и она юзом пролетела к товарищу, который остановил ее вытянутой рукой.

— Хватайся! — крикнул он одновременно с тем, как поддон с грузом повис в воздухе наискось. Тут наконец до Дэрин дошла суть его задумки: их вес ставил тщательно сбалансированный поддон набекрень, превращая его в летящий сквозь деревья резак. Вместе с тем он становился гораздо менее уязвимой мишенью для всякой всячины, градом сыплющейся сверху, защищая их двоих от прямых попаданий. Мимо в опасной близи пролетел еще один бочонок, разбившись у корабля за кормой. Вокруг неслись заснеженные верхушки лиственниц и елей, но «Левиафан» наконец начал набирать высоту, сбросив достаточное количество балласта, чтобы отыграть у тяготения несколько решающих метров.

— Ну что, мистер Шарп, — осклабился Ньюкирк, — не возражаете против спасения, а?

— Вовсе нет, мистер Ньюкирк, — невозмутимо ответила Дэрин, хватаясь поудобней. — Тем более что счет в этом плане был один — ноль в мою пользу. А теперь вот один — один.

По мере того как верхушки деревьев уходили вниз, Дэрин отползала обратно, выравнивая поддон. Пока лебедка тянула их вверх, она все пыталась разглядеть, что же там под багажной сеткой. Кажется, ничего, кроме той вяленины-солонины, тесно упиханной в короб.

— Как тебе запах? — спросила Дэрин у Ньюкирка.

Он принюхался:

— Завтраком пахнет.

Она кивнула. В самом деле, пахнет чем-то вроде бекона, хоть сейчас на сковородку.

— Завтраком-то оно завтраком, — сказала она негромко. — Только чьим?

ГЛАВА 4

— Мы по-прежнему следуем курсом норд-норд-вест. — Алек сверился со своими пометками. — Направление на пятьдесят пять градусов, если верить моим учетным записям.

Фольгер с легким прищуром посмотрел на расстеленную по столешнице карту:

— Алек, вы, должно быть, ошибаетесь. На всей протяженности этого курса нет ничего — ни городов, ни портов. Сплошная пустыня.

— Ну… — Алек попытался вспомнить, что там говорил этот Ньюкирк. — Тут дело, видимо, в том, что Земля круглая, а карта у нас плоская.

— Да-да, разумеется. Я уже проложил этот окружной маршрут. — Указательный палец Фольгера провел кривую от Черного моря к Токио. — Но мы отклонились от него, когда заложили дугу к северу через Омск.

Алек вздохнул. Неужели эту самую «окружность» понимают все, кроме него? Прежде чем великая война, грянув, перевернула все с ног на голову, вильдграф Фольгер служил офицером в кавалерии его отца. Где и когда он так поднаторел в аэронавигации?

В иллюминаторе Фольгеровой каюты тени пролегали впереди «Левиафана». По крайней мере, убывающее солнце выражало согласие с тем, что воздушный корабль по-прежнему идет под углом к северу.

— По идее, — развил свою-гипотезу Фольгер, — мы должны сейчас направляться на юго-запад, в сторону Циндао.

— Германский порт в Китае? — нахмурился Алек.

— Он самый. Там у жестянщиков базируется с полдюжины броненосцев. Оттуда они угрожают судоходству дарвинистов по всему Тихому океану, от Австралии до королевства Гавай. Судя по газетным сводкам, коими меня столь любезно снабжает доктор Барлоу, японцы готовятся взять этот город в осаду.

— И потому им нужна помощь «Левиафана»?

— Едва ли. Просто лорд Черчилль не может позволить японцам выглядеть победителями без содействия со стороны Британии. Не годится азиатам поражать европейскую державу в одиночку, своими силами.

Алек притворно застонал:

— Какая неслыханная демонстрация гордого идиотизма! Вы хотите сказать, мы одолели весь этот путь лишь для того, чтобы помахать там флагом Британской империи?

— Я уверен, что изначально намерение было именно такое. Но с получением депеши царя наш курс изменился. — Фольгер задумчиво побарабанил пальцами по карте. — Ключ, должно быть, в том грузе, что мы приняли от русских. Дилан ничего вам о том не рассказывал?

— У меня еще не было возможности его расспросить. Он все еще разбирает тот поддон, полученный в привязке к балластной тревоге.

— К чему в привязке? — переспросил вильдграф, и Алек невольно улыбнулся. Ну вот, есть хотя бы что-то, в чем он смыслит чуть больше Фольгера.

— Как раз после поднятия груза зазвучала тревога — два коротких сигнала клаксона. Вы, вероятно, помните, как оно было в Альпах, когда нам пришлось скидывать за борт золото моего отца.

— Не хочу даже вспоминать.

— Значит, забыть не можете, — констатировал Алек. Фольгер их всех тогда чуть не приговорил тем, что припрятал на борту четверть тонны золота. — Балластная тревога означает, что на корабле перевес, а потому Дилан с доктором Барлоу все эти часы проводят в грузовом отсеке. Разбирают, должно быть, груз для выяснения, отчего он оказался тяжелее, чем ожидалось.

— Все это весьма логично, — согласился Фольгер, а затем покачал головой: — Но тем не менее я не вижу, как всего-навсего один грузовой поддон может сказаться на весе трехсотметрового корабля. Абсурд какой-то.

— Вовсе не абсурд. «Левиафан» по сути своей аэростат, так что вес у него досконально соразмерен с плотностью…

— Благодарю вас, ваше ясновельможное высочество. Однако, — Фольгер выставил перед собой руку, — вашу лекцию по аэронавтике предлагаю оставить на потом.

— А я думал, граф, — натянуто заметил Алек, — вам покажется интересным, как аэронавтика в этот самый момент не позволяет вам сверзиться с высоты вниз.

— Да, действительно. Так что лучше, наверное, оставить это за специалистами, да, принц?

На ум напрашивалось как минимум несколько резких ответов, но Алек попридержал язык. Почему, интересно, Фольгер в таком гнусном настроении? Помнится, когда пару недель назад «Левиафан» повернул на восток, он был очень даже доволен, что летит подальше от Британии, где его наверняка ждет заключение. Постепенно он обвыкся с жизнью на борту корабля, обменивался регулярно сведениями с доктором Барлоу и даже завязал приятельство с Диланом. Однако весь истекший день граф был явно не в своей тарелке: смотрел на всех косо, грубил. Да и Дилан что-то перестал носить ему поднос с завтраком. У них что, вышла какая-то размолвка?

Фольгер сложил карту и сердито пихнул ее в ящик стола:

— Выясните, что это за груз от русских, даже если вам придется выбивать это из того парня кулаками.

— Под «тем парнем», я так полагаю, вы имеете в виду моего доброго друга Дилана?

— Хороша доброта у этого вашего друга. Если бы не он, вы бы сейчас были на свободе.

— Это был мой выбор, — сказал Алек твердо. Быть может, Дилан и в самом деле настоял на его возвращении сюда на корабль, но винить тут все равно некого, да и бесполезно. Решение он, Алек, принял самостоятельно. — Но спросить я спрошу. А вам, быть может, не мешает попытать на эту тему доктора Барлоу: вы же с ней на короткой ноге.

— Да хоть запытайся, — Фольгер удрученно качнул головой. — Эта женщина говорит лишь то, что им удобно нам поведать. Порционно.

— Может, как ни странно, намек на разгадку есть в ваших газетах? Что-нибудь о том, что русским нужна помощь в северной Сибири?

— Если бы. — Вспомнив что-то, Фольгер достал из выдвинутого ящика стола какую-то бульварного вида газетенку и сунул ее Алеку. — Вот. Хотя бы тот американец-репортер перестал о вас кропать.

Алек взял, посмотрел: газета «Нью-Йорк уорлд». На передней полосе репортаж Эдди Малоне, американского репортера, которого они с Диланом повстречали в Стамбуле. Малоне проведал кое-какие секреты о готовящемся восстании, и Алек тогда выменял историю своей жизни на молчание этого выжиги. Результатом явилась серия статей об убийстве родителей Алека и о его бегстве из дома. Все это на редкость неприглядно. Хотя в этой газете было не об Алеке. Заголовок зазывно гласил: «Дипломатический провал неустрашимых!»

Под броской надписью была фотография «Неустрашимого», шагохода-слона, на котором разъезжал по Стамбулу британский посол. Эту элефантину тогда, во время пребывания «Левиафана», попытались захватить подпольные германские агенты, спровоцировав для этого бунт, в котором умышленно обвинили британцев. Лишь проворство и сметка Дилана спасли тогда дипломатов от полного краха.

— Но ведь это было, когда… два с лишним месяца назад? И это в Америке называют новостями?

— До меня эта газета добиралась ровно столько, хотя, да, новость уже изначально была из разряда устаревших. Видимо, тому типу Малоне уже нечего было высасывать из пальца насчет вас.

— Ну, и слава богу. — Алек перелистнул страницу, где было продолжение статьи. Еще одна фотография: Дилан, раскачиваясь на хоботе элефантины, кидается на одного из германцев.

— Отважный гардемарин спасает положение, — с ухмылкой прочел Алек вслух. Ну вот, хоть раз в лучах славы вместо него искупнулся Дилан. — Можно я это себе оставлю?