МИФОуказания - Асприн Роберт Линн Страница 6

– Нам самое время кое-что предпринять в смысле личин, – пробормотала Тананда, помахав рукой пьяному.

– Верно, – кивнул я, радуясь, что мы хоть в чем-то согласны.

После моего недавнего опыта с личинами в других измерениях, по идее, не должно было возникнуть никаких сложностей. Валлеты – гуманоиды, и у меня имелось множество образцов для работы. Но, к сожалению, определенные затруднения возникли.

Во-первых, самолюбие. Несмотря на кишащие вокруг нас массы народа, я не мог подобрать двух индивидов, чью внешность мне хотелось бы скопировать. Я никогда не считал себя особенно тщеславным; я никогда не считал себя образцом в смысле физического развития – но это, конечно, до посещения Валлета.

Все попадавшиеся мне на глаза существа впадали в какую-то крайность со своим весом – либо чересчур большой, либо чересчур малый. Если какой-то конкретный индивид не выглядел худым как скелет – до такой степени, что, казалось, ткни его пальцем и он рассыплется, то он с трудом тащился под грузом жира, выпиравшего и выступавшего на талии, подбородке и четырехъярусных щеках. Как я ни старался, я не мог заставить себя придать Тананде или себе вид этих мерзких образчиков.

Вторым затруднением было то, что я не мог сосредоточиться. Чары личины, как и любая другая магия, требуют определенной сосредоточенности. В прошлом мне удавалось наводить чары в разгар боя или в состоянии замешательства. Но в нашем теперешнем положении я, кажется, не мог сфокусироваться.

Видите ли, там звучала эта песня – я так думаю, что это была песня. Во всяком случае, толпа вела себя так, словно распевала рифмованный куплет – невероятно навязчивый. Даже за то недолгое время, какое мы пробыли там, я почти заучил его – и это скорее дань заразительному характеру песни, чем какое-то свидетельство моей способности запоминать стихи. Суть в том, что всякий раз, когда я пытался сосредоточиться на личинах, я обнаруживал, что вместо этого распеваю куплет. Восхитительно!

– Можешь начинать в любую минуту, красавчик.

– Что начинать, Тананда?

– Личины, – напомнила она, нервно оглядываясь по сторонам. – Чары действуют лучше, когда не напеваешь.

– Я… э… м-гм… я, кажется, не могу найти два хороших образца, – неуклюже подыскал я оправдание.

– Тебе вдруг стало сложно сосчитать до двух? – нахмурилась она. – По-моему, у тебя полный парк образцов.

– Но ни одного, на какой я хотел бы походить… хотел бы сделать похожими нас, – быстро поправился я.

– Проверь, не ошиблась ли я, – поджала губы Тананда. – Два дня назад ты придал нам вид пары слизистых улиток, верно?

– Да, но…

– А до этого – восьминогих собак?

– Ну да, но…

– И ты тогда ни разу не жаловался на свой вид, верно?

– То – другое дело, – возразил я.

– Почему это? – вызывающе осведомилась она.

– Это были… ну, твари! А тут – гуманоиды, и я знаю, как должны выглядеть гуманоиды.

– Как они должны выглядеть – не важно, – возразила моя спутница. – Главное, как они выглядят. Нам надо слиться с толпой – и чем раньше, тем лучше.

– Но… – начал было я.

– Потому что если мы этого не сделаем, – строго продолжала она, – то обязательно наткнемся на кого-нибудь трезвого и незанятого. Тогда у нас будет выбор: или стать почетными гостями на следующем подожженном ими костре, или дунуть из этого измерения несолоно хлебавши.

– Попробую еще раз, – вздохнул я, снова пройдясь взглядом по толпе.

В отчаянном усилии выполнить приказ Тананды я изучил первых же двух индивидов, на которых упал мой взгляд, а затем сосредоточился на копировании их внешности, в общем-то не задумываясь, как там они выглядели.

– Неплохо, – сухо заметила Тананда, обозревая свое новое тело. – Конечно, я всегда считала, что в качестве женщины выгляжу лучше.

– Тебе нужна личина – вот тебе личина, – пробурчал я.

– Эй, красавчик, – выдохнул мой некогда фигуристый товарищ, беря меня за локоть мягкой, но волосатой ручкой. – Успокойся, мы же в одной команде. Ты что, забыл?

При этом прикосновении мой гнев мгновенно растаял – как всегда. Возможно, когда-нибудь я выработаю иммунитет против очарования Тананды. А до той поры буду просто им наслаждаться.

– Прости, Танда, – извинился я. – Спиши это на голод.

– А ведь верно, – воскликнула она, щелкнув пальцами. – Нам же полагалось найти тебе какую-нибудь еду. Со всем этим шумом у меня это опять совершенно вылетело из головы. Пошли посмотрим, что у них сегодня в меню.

Найти заведение, где можно поесть, оказалось более трудной задачей, чем мы предвидели. Большинство попадавшихся нам ресторанов были либо закрыты, либо торговали только спиртным. Я ожидал от Тананды предложения заменить обед выпивкой, но, к счастью, о такой возможности даже не упоминалось.

Наконец мы обнаружили на узкой улочке небольшое кафе с выставленными на тротуар столиками и протолкались к свободному месту, не обращая внимания на злобные взгляды сотрапезников. Обслуживали там медленно, но моя спутница несколько ускорила дело, высыпав на столик содержимое одного из наших кошелей и привлекши таким образом внимание официанта. В скором времени нам подали две плошки с чем-то дымящимся. Я даже не пытался распознать отдельные комья и куски. Пахла еда хорошо, на вкус казалась еще лучше, а после нескольких дней вынужденного поста только это и имело для меня значение. Я жадно глотал пищу и к тому времени, когда Тананда прикончила первую плошку, уже порядком опустошил вторую. Оттолкнув пустую посудину, Тананда принялась с возрастающим интересом изучать уличную толпу.

– Как по-твоему, что тут происходит? – спросила она.

– Э… – ответил я с полным ртом.

– Хм-м-м? – нахмурилась она.

– Не могу сказать наверняка, – произнес я, с трудом проглатывая. – Все счастливы оттого, что они что-то там выиграли, но провалиться мне на этом месте, если я услышал, что же именно они выиграли.

Как раз в этот миг гам на улице усилился, лишив нас возможности вести разговор. Вытянув шеи в попытке обнаружить источник волнения, мы узрели странное явление. По всей ширине улицы маршировала толпа народа, распевая хором песню и увлекая с собой или топча любые встреченные ею по пути меньшие группы. А окружающие нас, вместо того чтобы выразить гнев или возмущение этим вторжением, повскакивали с мест, запрыгали, подняли торжествующий крик и принялись обниматься со слезами радости в глазах. Внимание всех было сконцентрировано на носилках, покоившихся на плечах силачей во главе толпы. Мне выпало достаточно везения взглянуть на предмет этого внимания, когда его пронесли мимо, – везения в том смысле, что мне удалось увидеть его, никуда не двигаясь. Толпа была такая, что я не смог бы двинуться, если бы даже захотел.

Сказать, что несли статую, было бы недостаточно. Это была самая безобразная штука, какую я когда-либо видел за всю жизнь, включая все увиденное мной в этом путешествии с Танандой. Эта маленькая, примерно с две мои головы, скульптура изображала четвероногую жабу, держащую во рту огромный глаз. Вдоль спины у нее вместо бородавок шли головы, руки и торсы крошечных валлетов, переплетенные в истинно гротескном эротизме. Эти фигурки покрывали типично жабьи бородавчатые наросты. И в качестве венчающего штриха всю эту штуку покрывала позолота, создававшая иллюзию ползающих туда-сюда по поверхности пятен.

На меня статуя произвела совершенно отталкивающее впечатление, но толпа явно не разделяла эти чувства. Она единой волной хлынула вперед, присоединяясь к скопищу на улице и подхватывая песню, слышавшуюся еще долго после того, как процессия скрылась из виду. Наконец мы остались в относительной тишине на опустевшей улице, среди тел прохожих, у которых, должно быть, не хватило проворства либо присоединиться к толпе, либо отскочить с ее пути.

– Ну, – небрежно сказал я, прочистив горло. – Полагаю, теперь мы знаем, что они выиграли. Верно?

Ответ последовал не сразу. Я бросил острый взгляд на свою спутницу и обнаружил, что она уставилась вслед процессии.