Джон Картер – марсианин - Эдгар Райс Берроуз Страница 60

Я заметил, как при ее словах на губах чернокожего мелькнула усмешка. Я не понял тогда ее значения. Я узнал это позже, и она тоже узнала, и самым ужасным образом!

– Если и то, второе, чему ты научился, – продолжала она насмешливо, – столь же мудро, то поумнел ты не намного!

– Другое – это то, – ответил я, – что наш черный друг не упал с нижней луны: он чуть не умер на высоте всего нескольких тысяч футов над Барсумом. Если бы мы поднялись на те пять тысяч миль, которые лежат между Барсумом и Турией, то от него осталась бы одна ледяная сосулька.

Файдора с явным изумлением взглянула на чернокожего.

– Но если ты не с Турии, то откуда же? – спросила она.

Он пожал плечами, взглянул в сторону, но не ответил. Девушка гневно топнула своей маленькой ножкой.

– Дочь Матаи Шанга не привыкла, чтобы ее вопросы оставались без ответа, – сказала она. – Человек низшей породы должен почитать за честь, что член священной расы, которая наследует вечную жизнь, удостаивает его своим вниманием.

Чернокожий снова улыбнулся той же загадочной улыбкой.

– Ксодар, датор перворожденных Барсума, привык отдавать приказания, а не получать их, – произнес он наконец. А затем повернулся ко мне: – Что ты хочешь делать со мной?

– Я хочу взять вас обоих в Гелиум, – сказал я. – Вам не причинят там никакого зла. Вы увидите, что красные люди Гелиума – великодушная раса! Надеюсь, что они послушают меня и прекратят добровольные паломничества к реке Исс. Надеюсь, что вера, которой они держались десятки веков, будет разбита.

– Ты из Гелиума? – спросила она.

– Я член семьи Тардоса Мориса, джеддака Гелиума, – ответил я, – но сам не с Барсума. Я из другого мира.

Ксодар несколько минут пристально смотрел на меня.

– Верю, что ты не с Барсума, – сказал он наконец. – Ни один человек этого мира не смог бы справиться один с восемью перворожденными! Но расскажи, почему же ты носишь золотые волосы и драгоценный обруч «святого» жреца?

При слове «святой», на котором он сделал ударение, в голосе его прозвучала ирония.

– Я и забыл о них! – ответил я. – Это моя военная добыча.

С этими словами я снял парик.

Когда чернокожий увидел мои коротко остриженные черные волосы, то глаза его раскрылись в изумлении. Очевидно, он все-таки ожидал увидеть плешивую голову жреца.

– Ты действительно из другого мира, – произнес пират, и в тоне его послышалось благоговение. – У тебя цвет кожи жреца, черные волосы перворожденных и мускулы, как у дюжины даторов! Даже для Ксодара не позор признать твое превосходство. Он никогда не сделал бы этого, будь ты барсумец! – прибавил он.

– Теперь ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе, – прервал я. – Я знаю только, что твое имя Ксодар; но скажи мне, кто такие перворожденные, и что такое «датор», и почему ты бы не мог допустить, чтобы тебя победил барсумец?

– Перворожденные Барсума, – объяснил он, – это раса черных людей, а датор – это то же, что барсумцы называют джедом. Моя раса самая древняя на всей планете! Мы ведем наш род прямо от древа жизни, которое росло в середине долины Дор двадцать три миллиона лет тому назад.

В течение этого времени плод дерева подвергался постепенным изменениям. Он совершенствовался, переходя от чисто растительной к жизни, в которой смешивались элементы растительного и животного. На первых ступенях развития плод обладал только силой самостоятельных мускульных движений, в то время как стебель оставался прикрепленным к дереву. Позднее в плоде развился мозг, так что он, оставаясь висеть на длинных стеблях, учился думать самостоятельно. Понятия развивались: появилось сравнение и суждение. Так на Барсуме родился разум.

Проходили века. Много форм жизни появилось на древе жизни, и все они были прикреплены к прародительскому дереву. Наконец из дерева вышли растительные люди – почти такие же, каких мы видим теперь в долине Дор, но помельче; они еще были прикреплены к ветвям дерева посредством стеблей, которые вырастали из макушек их голов. Почки растительных людей походили на большие орехи диаметром в фут и были разделены перегородками на четыре части. В одной развивался растительный человек, в другой – шестнадцатиногий червь, в третьей – прародитель белой обезьяны и в четвертой – прародитель черного человека Барсума.

Когда почка раскрывалась, растительный человек оставался висеть на своем стебле, но три другие части падали на почву. Каждая часть была в своей скорлупе, и заключенные в ней существа, стараясь освободиться, прыгали и скакали во всех направлениях.

Вскоре весь Барсум покрылся этими орешками. Бесчисленные века заключенные в них существа жили в твердой скорлупе, прыгая и перекатываясь по всей планете, падая в реки, озера и моря.

Миллионы и миллионы живых существ умерли раньше, чем первый человек пробил стены своей темницы и вышел на дневной свет. Побуждаемый любопытством, он раскрыл другие скорлупы, и таким образом началось заселение Барсума.

В моей расе сохранилась незамутненная чистая кровь этого первого черного человека. Мы никогда не смешивались ни с какими другими существами. От шестнадцатиногого червя, от белой обезьяны и от отступников чернокожих произошли на Барсуме все формы животной жизни.

Жрецы, – и при этих словах он насмешливо улыбнулся, – представляют собой только результат вековой эволюции от чистого древнего типа белой обезьяны. И поэтому они принадлежат к низшему сословию. Существует только одна раса настоящих бессмертных людей. И это – раса черных людей!

Древо жизни погибло, но до этого растительные люди сумели оторваться от него и теперь населяют Барсум вместе с другими детьми первого родителя. Они двуполы и поэтому могут размножаться наподобие настоящих растений, но почти не усовершенствовались за все века существования. Их поступки и движения управляются инстинктом, а не разумом; мозг растительного человека немногим крупней кончика нашего мизинца. Они питаются растениями и кровью животных. У них совсем нет чувства самосохранения, и поэтому они не знают чувства страха перед лицом опасности. Это делает их страшными противниками…

Меня вдруг поразило, почему чернокожий вздумал так подробно рассказывать о происхождении жизни на Барсуме. Казалось бы, момент самый неподходящий для гордого члена гордой расы – унижаться до разговора со своим победителем, тем более что датор лежал связанным.

Но его взгляд, случайно перехваченный мною, объяснил, почему он старался овладеть моим вниманием, рассказывая действительно увлекательную историю. Он лежал впереди того места, где я стоял у рычагов, и лицо его было повернуто в сторону кормы. Уже в конце рассказа о растительных людях я поймал его странный взгляд, устремленный на что-то позади меня. Я