О бедном вампире замолвите слово - Боброва Ирина Страница 7

Рыдания становились все тише и тише. Наконец Глинни, шмыгнув последний раз носом, подняла лицо вверх.

— Я рада, что ты приехал, — прошептала она. — Я так ждала тебя, Кирп. — И сестренка громко всхлипнула, явно собираясь снова разреветься.

Кирпачек, обняв Глинни за плечи, повел ее по коридору вдоль слабо светящихся плесенью панелей.

— Ну полно, полно. Не переживай. Поговорят недели две, потом переключатся на кого-нибудь другого, — приговаривал Кирп, ласково глядя на сестру.

Девушка улыбнулась, тыльной стороной ладони утерев слезы.

— Сейчас уже ничего, а сначала было совсем плохо.

Глинни всегда отличалась застенчивостью, и предположить, что обвинения отца достоверны, Кирпачек не мог. Даже то, что молчаливая и стеснительная Глинни с кем-то встречается, — уже само по себе было невероятно. Но все же презервативы в сумочке младшей сестры откуда-то появились… И тут Кирпачек понял, в чем дело.

— У тебя любовь, — тихо сказал он, чувствуя себя немного неловко. В их семье не было принято касаться личных тем. В графском замке говорили о соседях, обсуждали столичные новости и местные сплетни, но вот чтобы хоть раз темой разговора были чувства — такого молодые люди даже представить себе не могли. Чувства в семье фон Гнорей обсуждали только чужие и только с осуждением. Пока дети были маленькими, они еще могли выразить свою любовь друг к другу, но с возрастом все реже и реже случались такие вот разговоры — по душам.

— Только никому не говори. — Глинни смущенно потупилась, вспыхнувшая на нежных щеках синева сразу сделала девушку красавицей. — Мы сегодня ночью собрались сбежать. Ты же знаешь, отец… — Сестренка всхлипнула и вдруг заговорила быстро-быстро, будто боялась, что смутится и у нее не хватит смелости рассказать брату о радостном событии: — Отец никогда не разрешит мне выйти за Нрота замуж, иначе мы бы давно уже поженились. Мы решили уехать. Сил подвезет меня на станцию. Сегодня поезд возвращается в Гдетосарайск, и потом кто знает, когда будет следующий.

Кирпачек понимал, что сестра права. Нрот — хороший парень, однако он не только не имел титула, он еще был по национальности орк и принадлежал к самому презренному, по мнению графа фон Гноря, роду. Вампирелла и орк долго скрывали любовь даже друг от друга, но молодость взяла свое. Они сначала подружились, потом стали любовниками и вот теперь готовились к тому, чтобы пожениться.

— Поздравляю! — Кирп остановился, обнял сестренку и неловко чмокнул в лоб. — Рад за тебя, Нрот будет хорошим мужем! Запомни, кроха, твоя жизнь — это только твоя жизнь. Живи ею сама и будь счастлива.

Глинни расхохоталась, едва брат закончил поздравление.

— Прямо как пастор Лудц! — воскликнула она. — Тот тоже говорит так напыщенно. Ты что, Кирп?

— Прости! Не знал, как правильно поздравить пусть рыдающую, но счастливую вампиреллу. — Он всплеснул руками и воскликнул: — Глинни, мне не верится, что моя маленькая сестренка стала взрослой! Ну, чем займемся? Прошу учесть, что завтра ты будешь уже далеко, поэтому давай не стесняйся — я выполню любую твою прихоть.

— А в лесу столько бешенки уродилось… — будто в сторону произнесла Глинни. — Давай сходим, а Кирп? Ну пожалуйста!

— Твое желание сегодня закон. — Старший брат улыбнулся, понимая, как страшно сейчас сестре, сколько переживаний у маленькой провинциальной девушки в связи с отъездом, как боится она оказаться в большом городе, неприветливом и неуютном, похожем на описанный в Книге святого Дракулы рай. — Тысячу лет не пробовал бешенки. Я в университете очень скучал по дому. Еще скучал по привычной пище. — Кирп сглотнул набежавшую слюну и мечтательно произнес: — Бешенка, жаренная в топленом масле кентервильского порося, — что может быть вкуснее?! Ты знаешь, что в Гдетосарайске это блюдо за большие деньги подают в одном-единственном ресторане?

— Не может быть! — Глинни распахнула глаза и по-детски прижала ладошки к щекам, но тут же отдернула их и рассмеялась.

В конце длинного коридора послышался стук копыт. Хрусталина, закончив обедать, слонялась по замку в поисках следующей жертвы для своих проказ. Встречаться с ней не хотелось ни Кирпачеку, ни Глинни. Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, направились к черному ходу. Неприметная дверь находилась в левом крыле замка, ею пользовались, чтобы попасть на скотные дворы. Сразу за хозяйственными постройками начинался лес.

Деревья, окутанные алой дымкой весенних листьев, ближе к опушке росли редко, но дальше лес становился непроходимым, пугающим. Приезжие опасались гулять здесь, и местные парни неплохо зарабатывали, сопровождая отряды скаутов, туристические группы и просто парочки, выехавшие на пикник.

Вампиры с детства знали каждую тропку и каждое дерево. Старый, запущенный лесной массив был для маленьких вампирят и площадкой для игр, и местом, где можно побездельничать и помечтать, и миром, полным невероятных открытий. Особенно нравилось малышне играть с деревьями в прятки. Деревья постоянно двигались, ветки их изгибались в любую сторону. Во время игр лесные великаны-дубы и неохватные тысячелетние сосны устраивали лабиринты для отпрысков графского рода, в которых те носились с радостным визгом. Лес был для них волшебной, доброй сказкой — давным-давно, когда маленькие вампиры еще верили в чудеса. Но однажды отец решил, что детям, принадлежащим к благородной фамилии фон Гнорей, пора приобщаться к аристократическому занятию — охоте, и сказка кончилась, а вместе с ней ушло и детство.

Рассказывали, что миллион лет назад леса кишели зверьем. Неудивительно, ведь и до сих пор здесь можно было найти хорошо сохранившееся гнездо птеродактиля. Впрочем, как выглядят эти древние животные, Кирп даже не представлял. От них не осталось других следов. Уже много тысячелетий полновластными хозяевами лесов оставались внутрии. Небольшие зверьки по одному не причиняли вреда и никогда не нападали на людей. Но стоило им собраться в стаю, как тихие безобидные зверушки становились сущей бедой, совершая налеты на скотные дворы, пожирая икру и молоки порося, за что их особенно не любил Сил. Он ставил капканы, отстреливал зубастых любителей поросятинки, натравливал на них собаку. Ловушки и капканы хитрые бестии не только легко обходили, но и умудрялись сломать, а собака на всю Чертокуличинскую область была одна — их бессменный камердинер старик Чинет в ипостаси оборотня.

Других оборотней изгнали из области сразу же после того, как завезли первых кентервильских порося на тот случай, если в зверином обличье у них взыграют инстинкты. Но благодаря усилиям среднего сына и камердинера, и сам граф фон Гнорь, и его супруга, и дочери щеголяли во внутриевых шубах.

Внутрии на вид были довольно забавными зверьками. Они напоминали вывернутую наизнанку меховую рукавичку. В охоте на внутрий главное было не вспугнуть добычу раньше времени. Зверьки пакостливые, стаей могли завалить целого порося, но на резкие, неожиданные звуки реагировали неадекватно. Кирпачек помнил, как они в детстве специально роняли тяжелые предметы рядом с клеткой внутрий — Чинет изловил несколько животных специально для хозяйских ребятишек. Испуганные внутрии подпрыгивали и тут же выворачивались наизнанку, наружу мехом, покрывающим их бездонные желудки.

Пару сотен лет назад мех внутрий стал цениться у зажиточных горожанок, еще недавно воротивших носы от внутриевых шуб. Ничего удивительного, капризная мода порой и не такое отмочит. Желающих поохотиться становилось все больше. Ловить внутрий — дело нелегкое, не каждый профессионал справится. Многие приезжие убирались восвояси несолоно хлебавши. Местные же умельцы неплохо подрабатывали, сдавая меховые желудки внутрий перекупщикам.

Кирпачек рассмеялся, вспомнив, сколько усилий каждый раз прилагал Сил, уговаривая Чинета поохотиться на вредителей. Обычно брат уламывал старика несколько дней, прежде чем камердинер соглашался превратиться в огромного баскервильского пса и отправиться в лес. Слуга каждый раз долго отказывался, призывая на голову «молодого хозяина» кары небесные и подземные, но, в конце концов, уступал. Сил фон Гнорь всегда был любимчиком старого оборотня, и Чинет просто не мог ни в чем ему отказать. Ворча, камердинер скидывал ливрею, три раза кувыркался через голову и превращался в свирепого пса.