Корабль неспасенных (СИ) - Кибальчич Сима Страница 7

Если бы странности существа на этом закончились, возможно, интеллект корабля и выстроил бы какую-нибудь вменяемую психическую модель. Но последний выверт Жени никаких надежд на непротиворечивое объяснение не оставил. И ведь ничего не предвещало такой реакции.

Он следил за деловито перемещающимися по отсеку роботами, по бледным губам гуляла кривая усмешка. В какой-то момент его дернуло, как от разряда, в глазах сверкнула ярость, а через мгновение он подался вперед и зарычал. Натурально. Прямо как животное. Верхняя губа приподнялась над кривыми зубами.

Существо вскочило и стало двигаться стремительно, но бессистемно. Кипятком выплескивало слабо контролируемую злость. Хоть некого было шпарить – жар не остывал. Пнул робота-репаранта. Отбросил в сторону, рванул следом и снова пнул. Обращаясь к верхним переборкам заорал: «Как ты посмел, сука, лживая, напасть? Как?! Я тебя уничтожу!» – и с шипящей угрозой: «Поиграть со мной решил? Забыл кто ты есть на самом деле и кому должен?».

Воронцов даже на паузу нажал, чтобы осмыслить. Это к нему обращаются? Человек с голой задницей угрожает своему спасителю и хозяину крошечного мира, окруженного парсеками пустоты?

Франкенштейн бесновался долго, и, израсходовав силы, успокоился в дальнем углу отсека. Прямо на полу. Даже уснул, свернувшись в знакомый беззащитный калачик. Снова выглядел так, будто готов выполнить любой понятный приказ. Голова шла кругом от перевоплощений.

Наиль, естественно, определила все это безобразие, как «несвязанные поведенческие флуктуации», отсутствие «единой психической структуры», которая, пусть и с отклонениями, является признаком человеческого существа. А еще добавила «отягощенность разнонаправленными деструктивными векторами». В результате выдала четкую рекомендацию: «уничтожить потенциальную угрозу безопасности и принять меры по сокрытию маршрута челнока». Значит, сделать прыжок в подпространство по самостоятельным расчетам, а не по размеченным экзопланетой кросс-переходам. Нырок невесть в какую дыру. В одиночку делать такое неприятно и крайне рискованно.

Обычно Воронцов с Наиль не спорил. Считал, что пререкаться с девушкой-искином может только кретин. Он же умен и галантен. Поэтому, измеряя шагами сначала длину, а потом диагональ каюты, повторил несчетное количество раз: «выброшу за борт уродца», «распылю на атомы», «пущу на топливо». После аутотренинга внутри накипью осело чувство, что он, Павел Воронцов, редкая скотина, а то и безжалостный убийца. Трудно отмахнуться от факта, что тварь выглядит практически как человек, да еще и говорит на родном славянском наречии. А химический состав, странное поведение – дело мутное и по внутренним ощущениям вторичное.

Возможно, Наиль рассматривала существо, как инопланетного шпиона, дурную копию человека, подброшенную неизвестными врагами. Но интуиция Воронцова требовала отложить решение и поговорить с «Франкенштейном». Искин искином, а человеческое чутье никто не отменял.

В одно плавное движение существо поднялось из своего угла и двинулось навстречу. Голое тело перемещалось легкими рывками, слегка припадая на правую более крупную ступню. Воронцов решил не затягивать разговор.

– Привет! Хочу задать тебе пару вопросов.

Молчание и пристальный, поблескивающий взгляд – ждет дальнейших слов и действий. Самое простое начать с того, что вертится в голове.

– Кто ты на самом деле?

– На самом деле? Что за идиотский вопрос, – хохотнул неизвестный. – Чтобы разобраться, держите в клетке голым? Или это новые методы дрессуры?

Интересно. Разве были старые? Голос существа изменился, подернулся легкой хрипотцой. И теперь оно смотрело прямо в глаза, не смущаясь, не закрываясь. Заметно покачивалось из стороны в сторону.

– Почему дрессуры? Извини, ты замерз? Хочешь одеться?

– Хотелось бы разговаривать на равных, мил человек.

– Хм, на равных? Как люди. Я дам тебе одежду, если ты убедишь меня, что человек.

Он отвел глаза и осмотрел помещение. Облизнул губы. В сузившихся глазах засветилось безумие.

– Ха! Я еще должен убеждать. Голым, в клетке, после картинок и загадок? А кто же я, по-вашему? А… догадываюсь. За последнюю акцию вы отправили меня на низшую ступень, записали в недочеловеки? Правильнее было убить.

Говорит напористо, агрессивно, но обращается на «вы» в ответ на нарочитое тыканье. Боится и признает власть?

– Не понял. Что за акция и ступень? Можно на «ты». И я здесь один.

– Значит, ты один, а я не человек. Плевать, я уже стал богом. Воплотил мечту и никто не смог помешать.

Вот так выверт. Воронцову пришлось подобрать челюсть. Уловить логику суждений не получалось.

– Женя, ты странно себя ведешь.

– Женя…?

На короткий момент брови поднялись несимметричным изломом, будто в недоумении, но существо быстро взяло эмоции под контроль – взгляд стал насмешливо непроницаемым.

– Выберешь другое имя?

– Нет, все правильно, пусть Женя. Старое на новый лад. А тебя зовут…

– Я же говорил – Павел.

– Послушай, Павел, ты здесь главный, понимаю. Хозяин всех этих, – он театрально развел руками, – психиатрических приемов. Скажи, что от меня хочешь? Во что в этот раз собираетесь меня обратить? То есть собираешься. Ты же один?

Губы растянулись в улыбке, но поломанное на фрагменты лицо выглядело маской абсурда, ожившей цирковой бутафорией. В тенях сумасшествия. У Жени явно имелась собственная версия происходящего. С воображаемой бригадой «мозговертов» за стеной, которые не первый раз с ним что-то вытворяли. Форменная бредятина.

– Зеркало, Наиль.

Приказ вырвался совершенно необдуманно, приправленный страхом неожиданных разоблачений. Девочка соображала на сверхсветовой, и уже на звуке имени напротив существа развернулся тончайший зеркальный лист, прозрачный со стороны Воронцова.

Женя замер на мгновение, тело одеревенело, рука оборвала очередной театральный пируэт, стыло повисла, а потом опустилась вдоль тела. Взгляд прилип к отражению. Прострация космического "Франкенштейна" длилась недолго.

– Все понятно. Выгляжу отвратительно. Вышедший из строя трансформер, чтоб его! Боишься заразиться уродством? – он закинул голову и расхохотался. – Что ж, я такой. И дальше? Что еще для меня подготовил?

– Ты удивлен тем, как выглядишь. Почему?

– Удивлен? Вовсе нет. Немного подзабыл только, но узнаю. Получил по башке вот и привиделось, что был смазливее. Раз Женей зовут… Жаль, с такой рожей в доверие не втереться.

Кривая усмешка протянулась, как шрам. Весь этот эпатаж имел привкус уловки. В сером и карем глазах мелькала настороженность хищника.

– Лучше оставь попытки. Просто расскажи все.

– Что рассказать? С какого дерьма начинать? С установок глубокого бурения или с того, как приятно щекочет кожу затянутая на шее петля? Или про то, как весело полыхает пламя на еще живом теле?

Слова, которыми плевался Женя, никак не вязались с реальностью. Воронцова буквально затошнило от бреда. Опять возникало острое чувство, что все это – его собственные, вымороченные одиночеством сны. Если продолжать в том же духе, то можно никогда и не проснуться.

– Замолчи!

Нужно сделать происходящее хоть немного цивилизованным. Он схватил предплечье проклятого гомункула и потащил его к проему душевой. Перегородка по приказу отъехала, позволяя зашвырнуть Женю внутрь. Тот не слишком сопротивлялся, но тело ощущалось твердым, каменным. Хотя каким оно могло быть? И насколько опасно это создание, если упрется или решит ответить кулаком в морду. Правда, с челноком-девой ему не справиться.

– Ионный душ и залепи его одеждой, Наиль.

Ноги обернула слабость, хотелось сползти по стенке на пол, но усилием воли он двинулся к встроенным в дальней стене ложементам.

Годы в замкнутом пространстве, в череде долгого сна и недель бодрствования слипаются в голове в однородную массу и мешают здраво воспринимать реальность. Грани размываются, жизнь становится бесконечностью, а смерть – частностью. Есть космос, корабль и человек. Вот уже и вечность. Воронцов будто обречен на такую вечность, поэтому бессмертен и мудр или безумен, что среди галактик одно и то же. Вот только с вторжением в жизнь чужого сумасшествия, собственное вдруг становится заметным и перестает нравиться. В душе и мыслях все превращается в осколочную неразбериху.