Город и звезды - Кларк Артур Чарльз Страница 7

Иногда в мире за зеркалом были бродящие туда-сюда люди, и не раз Элвину попадались знакомые лица. Впрочем, он хорошо понимал, что видит не известных ему в этом существовании друзей. Сквозь сознание неизвестного мастера он смотрел в прошлое, наблюдая предыдущие воплощения людей, существующих в сегодняшнем мире. Напоминая о собственной уникальности, его огорчала мысль, что сколько бы он не ждал перед этими меняющимися видами, он никогда не встретит древнее эхо себя самого.

— Знаешь ли ты, где мы находимся? — спросил Элвин у Алистры, когда она завершила обход зеркал.

Алистра покачала головой.

— Где-то у края города, я полагаю, — ответила она беззаботно. — Мы, видно, проделали большой путь, но я не представляю, насколько мы удалились.

— Мы в Башне Лоранна, — пояснил Элвин. — Это одна из высочайших точек Диаспара. Пойдем, я покажу тебе…

Он взял Алистру за руку и повел ее из зала. Здесь не было заметных глазу выходов, но в некоторых местах узор на полу указывал на боковые коридоры. При подходе к зеркалам в этих точках отражения как бы расплывались в светящуюся арку, через которую можно было ступить в другой коридор.

Алистра окончательно потеряла счет всем изгибам и поворотам, когда они наконец вышли в длинный, совершенной прямой туннель, продуваемый холодным постоянным ветром. Он простирался горизонтально на сотню метров в обе стороны, и у его дальних концов виднелись крошечные круги света.

— Мне здесь не нравится, — пожаловалась Алистра. — Холодно.

Вероятно, она никогда не испытывала настоящего холода в своей жизни. Элвин почувствовал себя виноватым. Ему следовало предупредить, чтобы она взяла с собой плащ — и хороший, ибо вся одежда в Диаспаре служила чистым украшением и как защита от холода никуда не годилась. Поскольку ее дискомфорт был полностью его виной, он протянул ей свой плащ, не сказав ни слова. В этом не было и следа галантности: равенство полов было полным слишком долго для того, чтобы выжили подобные условности. Будь ситуация обратной, Алистра отдала бы свой плащ Элвину, и он машинально принял бы его.

Идти вдоль потока ветра было не столь уж неприятно, и они быстро достигли края туннеля. Изящная каменная решетка с широкими прорезями не давала пройти дальше, да это и не было нужно: они стояли у края пропасти. Огромный воздухопровод выходил на отвесный край башни, и под ними был вертикальный обрыв метров в четыреста. Они были высоко над внешними обводами города, и немногие в этом мире имели возможность так видеть простиравшийся перед ними Диаспар.

Вид был обратный тому, что Элвин наблюдал из центра парка. Внизу простирались концентрические волны камня и металла, опускавшиеся километровыми шагами к сердцевине города. Вдалеке, частично скрытые башнями, виднелись поля, деревья, вечно текущая по кругу река. А еще дальше вновь громоздились, поднимаясь к небу, бастионы Диаспара.

Стоя рядом с ним, Алистра рассматривала панораму с удовольствием, но без особого удивления. Она видела город бессчетное число раз с других, почти столь же выгодно расположенных точек — и со значительно большим комфортом.

— Вот наш мир, весь, целиком, — сказал Элвин. — Теперь я хочу показать тебе кое-что еще.

Отойдя от решетки, он направился к удаленному световому кругу в дальнем конце туннеля. Ветер обдавал холодом его его легко одетое тело, но Элвин едва замечал это неудобство, продираясь через поток воздуха.

Он прошел лишь немного и понял, что Алистра даже не пытается идти за ним. Она стояла и смотрела ему вслед. Ее позаимствованный плащ бился на ветру, одна рука слегка прикрывала лицо. Элвин увидел, как дрогнули ее губы, но слова не долетали до него. Сперва он оглянулся с изумлениям, затем с нетерпением, смешанным с жалостью. То, что говорил Джезерак, было правдой. Она не могла последовать за ним. Она поняла смысл этого удаленного светового пятна, сквозь которое в Диаспар врывался ветер. Позади Алистры был знакомый мир, полный чудес, но свободный от неожиданностей, плывущий по реке времени, подобно сверкающему, но плотно закрытому пузырьку. Впереди, отстоя от нее не более чем на несколько шагов, была голая пустыня — необитаемый мир — мир Пришельцев.

Элвин вернулся к ней и с удивлением обнаружил, что она вся дрожит.

— Чего ты боишься? — спросил он. — Мы по-прежнему в Диаспаре, в полной безопасности. Ты же выглянула из того окна позади нас, — значит, можешь выглянуть и из этого тоже!

Алистра уставилась на него, словно он был неким монстром. В сущности, по ее меркам он был им.

— Я не могу этого сделать, — сказала она наконец. — Даже при одной мысли об этом мне становится холоднее, чем от ветра. Не ходи дальше, Элвин!

— В этом нет никакой логики! — безжалостно настаивал Элвин. — Ну чем тебе повредит, если ты дойдешь до конца этого коридора и посмотришь наружу? Там необычно и одиноко, но ничего страшного нет. Наоборот, чем дольше я смотрю, тем более прекрасным мне…

Алистра не дослушала его. Она повернулась на каблуках и бросилась вниз по тому скату, что доставил их в этот туннель. Элвин не пытался остановить ее. Навязывать другому свою волю было плохим тоном. Убеждения же, как он видел, были совершенно бесполезны. Он знал, что Алистра не остановится, пока не вернется к своим друзьям. Ей не грозила опасность затеряться в лабиринтах города: она без труда могла найти обратный путь. Инстинктивное умение выпутываться из самых мудреных закоулков было лишь одним из многих достижений Человека, начавшего жить в городах. Давно исчезнувшие крысы вынуждены были приобрести подобные же навыки, когда покинув поля, связали свою судьбу с человечеством.

Элвин помедлил секунду, словно в надежде на возвращение Алистры. Он не был удивлен ее реакцией — но лишь проявившейся неистовостью и иррациональностью. Искренне сожалея о ее бегстве он, однако, предпочел бы, чтоб она не позабыла при этом оставить плащ. Дело было не только в холоде. Непросто было пробиваться сквозь ветер, вдыхаемый легкими города. Элвин боролся и с потоком воздуха, и с той силой, что поддерживала его движение. Лишь достигнув каменной решетки и вцепившись в нее руками, он позволил себе расслабиться. Места едва хватало, чтобы просунуть голову в отверстие, и даже при этом поле зрения несколько ограничивалось, так как вход в туннель был несколько углублен в городскую стену.

И все же он видел достаточно. В сотнях метров под ним солнечный свет покидал пустыню. Лучи почти горизонтально пронизывали решетку, покрывая стены туннеля причудливой картиной из золотых бликов и теней. Прикрыв глаза от солнечного блеска, Элвин пристально рассматривал страну, где уже бесконечно многие века не ступала нога человека.

Он смотрел как бы на вечно застывшее море. Уходя на запад, километр за километром змеились песчаные дюны. Косое освещение резко выделяло их очертания. Тут и там капризы ветра выдули в песке причудливые водовороты и овражки. Иногда трудно было поверить, что эти скульптуры не созданы разумом. На очень большом расстоянии, так далеко, что его нельзя было даже оценить, виднелась гряда плавных, округлых холмов. Они разочаровали Элвина: он бы многое дал, чтобы воочию увидеть поднимающиеся ввысь горы старинных записей и собственных грез.

Солнце опустилось к краю холмов. Его покрасневший свет был смягчен пройденными в атмосфере сотнями километров. На его диске были видны два огромных черных пятна. Элвин знал из своих изысканий о существовании подобного явления; но был удивлен тем, что столь легко может наблюдать их. Они выглядели словно пара глаз, уставившихся на него, согнувшегося в своей смотровой щели; а ветер беспрестанно свистел в ушах.

Сумерек не было. С заходом солнца озера тени, лежавшие среди песчаных дюн, стремительно слились в одно громадное море тьмы. Цвета покидали небо; теплые красные и золотые тона вытекли прочь, оставив антарктически-синий, постепенно сгустившийся в ночь. Задержав дыхание, Элвин ждал момента, ведомого из всего человечества лишь ему — момента, когда оживет и затрепещет первая звезда.