Юрий Самарин - Отсечь зло Страница 8

Поднял руку скромно одетый, похожий на клерка молодой человек в очках с металлической оправой.

— Мы отсекли зло, но решило ли это наши проблемы? Я чувствую себя сопричастным к преступлению…

— Мы лишили зло пищи, наедине само с собой, пожирая себя, оно погибнет, — перебил его пожилой мужчина. — Мы в какой-то мере жертвы. И пусть это отразится на нас, зато благо получат дети и внуки.

— Не слишком ли комфортно устроились жертвы? — возразил молодой человек.

— Я себя от этого комфортно не чувствую.

— Легче уничтожить, чем победить. Сколько было попыток — религиозных и социальных утопий. Мы поступили гуманно, предоставив зло самому себе. Я не считаю себя жертвой, — говорил один из близких Правителю людей, — к сожалению, темное осталось и среди нас, мы просто резко уменьшили его, убрали самое безнадежное. Вы все знаете, что у грубой материи тяга к хаосу неизбежна…

— Не будем об этом, — прервала оратора Мать. — Добро не может быть палачом, даже если оно не хочет стать жертвой.

— Спорный вопрос, — вмешался Правитель. — Никем не доказанный.

— Открытый бой достойнее.

В этот момент Правитель побледнел, схватился за сердце, пот выступил у него на лбу.

Облако, из которого состояла стена, стало рассеиваться, стена как бы превратилась в толстый слой жидкого стекла, и все увидели неопрятную девицу, отчаянно барахтающуюся в прозрачных слоях, держащую в руках сверок, из которого выглядывало детское личико. Стена, став прозрачной, приобрела качества увеличительного стекла, — девица оказалась трехметрового роста.

Но самое страшное было у нее за спиной. Там стояла толпа отвратительных гигантов. У некоторых в руках пылали факелы, кто-то держал длинные палки. Впереди, ближе всего к стене, возвышался над другими узкоплечий мужчина с вытянутым лицом и черными, блестящими, как у крысы, глазами, рядом, чуть позади, гора мяса, детина, похожий на монстра, со щелками глаз. Дальше — целый набор ощерившихся (открывающих рот в беззвучном крике) личностей, от уродов до вполне внешне нормальных, если не видеть их в рядах неиствующей толпы.

Посвященные невольно отпрянули от стены, но сообразили, что с той стороны их не видят. Придя в себя, горожане поняли, что девицу с ребенком тоже не видно, ее ищут, несколько мужчин с шестами шарят с двух  противоположных сторон, прочесывая стену.

— Ее надо спасти, — сказала Мать.

— К сожалению, невозможно. Мы не можем вмешиваться в их дела так же, как они в наши. Стену нельзя приоткрыть, ее можно убрать совсем, и тогда они все ринутся сюда. Это повлечет тотальные несчастья.

— Господи! Неужели мы станем свидетелями убийства?

— Те, кто находится здесь, не отвечают за то, что происходит там.

— У меня сердце кровью обливается! — Вдруг Мать в одном из гигантов узнала сына. — Пустите меня к нему! Немедленно пустите! — Она ударила стену.

— Хорошо! — Правитель обратился ко всем. — Решайте, нужна ли нам мысленная стена или пусть обе половины города сольются в одно? Мое мнение остается прежним, слово за вами.

— В это время мужчины с шестами настигли девицу. Двое схватили ее за руки, один отнял ребенка, и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, поволокли к двум, видимо, вожакам. Ряды великанов колыхались в ожидании расправы.

— Я не могу этого вынести, — прошептала Мать в ужасе. Молодой человек в очках с металлической оправой приобнял ее за плечи.

— Значит, пусть стена исчезнет? — Правитель молча смотрел, как поднимались руки: одна, две, три, пять… И все. Все! Жалкие единицы. Выходит, он победил, он прав, и город будет спасен.

Его голос звучал как призыв:

— Решение принято. Мы просим во имя общего блага прекратить раскол и направить с вою мысленную энергию на удержание защиты. Мы окончательно отсекли зло. Стена будет стоять. — Он воздел руки к небесам, словно призывая их в свидетели.

И в это невыносимое мгновение, когда девушку и младенца вот-вот растерзает озверелая толпа по ту сторону, а они разойдутся по домам, и жизнь потечет как прежде по законам справедливости, — толща жидкого стекла за спиной Правителя стала мутной, окрасилась в темные и серые тона, и вдруг вся стронулась, сдвинулась, потекла, одновременно дымясь, испаряясь, исчезая. В недоумении и ужасе взирали друг на друга люди. За факелами, за ощетинившейся толпой отверженных посвященные увидели мир, обращенный в хаос, поверженный в зловонные, отвратительные развалины неведомой силой.

В свою очередь обитатели территории Крутого, как загипнотизированные, обозревали деревья, асфальтовую дорогу, светлые дома поодаль и крохотную горсточку людей.

Вдруг повисшую тишину нарушила Мать:

— Паша, сынок… — Она шла вперед, протягивая руки.

Куца, стоявший в первом ряду, растерялся, отступил, но в следующий миг молниеносно, хищным, кошачьим движением метнулся к женщине и коротко, страшно ударил ее в грудь. Она упала, сын склонился к ней и прошептал:

— Ненавижу. Все из-за тебя.

И тут Мясо, перекрывая нарастающий шум, заорал:

— Мочи козлов!

Визжащая лавина, затоптав Маню и Котика, брошенного за ненадобностью на шоссе, хлынула в еще недавно неприступный чертог.

Большое красное солнце клонилось к горизонту, окрашивая небосклон целой гаммой красок и оттенков — от лиловых, сливающихся с голубым, какие присущи персидской сирени, до нежно-нежно-розовых, какие можно увидеть на снежной вершине в урочный час, а между ними — кремово-розовый, цвет морской раковины, дымчато-розовый, ближе к кофе с молоком, цвет одной из разновидностей сиамских кошек, и бордово-розовый, точно пыльца на крыле бабочки… — об этом разговаривали высокий мужчина в очках по имени Артур и его дочка Вики.

— …лучший художник, писатель или композитор не могут выразить и сотой доли той красоты, которая нас окружает: наш мир необыкновенно разнообразен и невероятно прекрасен. Он создан как живой цветок. Но это надо уметь видеть.

— Смотри, папа, — сказала Вики. — Кто это?

На скамейке, поджав ноги, лежала девица с рыже-бордовыми волосами.

— Похожа на куклу, — произнес мужчина.

— Она живая?

— Конечно, живая. Спит, наверное.

— Давай разбудим ее.

— Зачем?

— Плохо спать на скамейке. Представь — я так.

— Мудрая ты у меня не по годам. — Артур толкнул девицу в плечо. — Вставай, приехали.

— Где она живет? — не унималась Вики. — Напоить бы ее чаем?

— Из тебя получится врач или воспитатель в детской колонии. Но я понял — бросать ее мы не будем, возьмем домой и попробуем выходить. Только что нам мама скажет?

— Ура! — закричала девочка.