Спасти СССР. Инфильтрация - Королюк Михаил Александрович "Oxygen" Страница 8

Дожевав последний сырник, приступил к изучению программы передач. Утренний выпуск «Времени» в восемь ноль-ноль я пропустил, следующие новостные программы – это «Сегодня в мире» в 18:45 и вечерний выпуск «Времени». Днем в трансляции перерыв на три часа. До него ничего интересного не предвидится – «Отзовитесь, горнисты» и документальный фильм «Мы и природа», – можно расслабиться. После перерыва будет петь Сибирский русский народный хор, затем – какая-то программа «Объектив», «Веселые старты» и еще один концерт. А после «Времени» передача «Лица друзей» и опять концерт. На этот раз украинского эстрадно-симфонического оркестра. Не программа передач, а мечта меломана…

Я пересчитал музыкальные программы: три концерта классической или народной музыки – треть всего времени вещания по первому каналу. Зачем?! Просто время забить?

Вторая программа почти целиком посвящена учебным фильмам и программам, с небольшим перерывом на репортаж с чемпионата СССР по боксу в городе Фрунзе.

О! Ни фига себе!.. Я даже привстал от волнения. Вечером четвертьфинал Кубка европейских чемпионов: «Динамо» Киев – «Бавария» Мюнхен. Смотрю!!! Две пинты бимиша мне и свиных ребрышек. Нет, две порции свиных ребрышек. Да, с соусом… Э-э-э… есть у вас такой – в основе томаты, сладкий перец, мед и имбирь? Да… И тонкий лаваш.

Я сглотнул слюну. Помечтал – садись читай дальше. О пиве на ближайшие годы можно забыть, не советское же пить? Оно того не стоит, по крайней мере, общедоступное.

Нет, ну скажите мне, как можно жить, если перед глазами настырно маячит призрак ребрышек?! Кстати, там же не только мясо вкусное, еще можно сжевать размягчившийся кончик кости и потом высосать сочный отвар костного мозга. А для запекания можно взять медово-соевый соус и смазать им ребрышки в последние пятнадцать минут. Или заранее замариновать в медово-грейпфрутовой смеси, а потом присыпать порошочком чили…

Чертыхнувшись, я поднялся и, злобно цыкая зубом, пошел на кухню рубануть ломоть пошехонского сыра. Кусок черняшки, сливочное масло… Я вдумчиво зажевал доппаек. И стакан молока сверху. А ничего, вполне. Прислушался к себе – призрак ребрышек истаял почти до полной прозрачности. С облегчением вздохнув, вернулся к телевизору.

Так. Третья программа предлагает фильм про БАМ «Трасса юности – трасса молодости», «Музыкальный киоск», «Спокойной ночи, малыши», «Народные мелодии» и «Служу Советскому Союзу!». Все понятно – и тут смотреть нечего, только слушать…

Мощный инструмент управления настроениями явно используется не на полную катушку. Вот и первый резерв, только как его задействовать? И, главное, для чего? Надо определить, в какую именно сторону я хочу толкать колесо истории, если и когда у меня прорежется брейнсерфинг.

Абсолютно ясно одно: в прошлый раз это колесо покатилось по хреновой колее. Распад страны, миллионные людские потери из-за конфликтов, иммиграции, разгула бандитизма и снижения рождаемости, десятки миллионов сломанных судеб.

Впрочем, дело даже не в сокращении численности населения, хотя и это, конечно, отвратительно. Будущее, тень которого уже начинает накрывать страну, хуже катастрофы Великой Отечественной. Тогда, несмотря на колоссальное число погибших и огромные разрушения, моральный стержень, на котором держалась общность, лишь окреп. Здесь же грядет гибель нового, основанного на альтруизме, общественного сознания. Поражение – в этом.

В сточную канаву, как отход производства, сольют высшее достижение страны – с трудом выпестованное поколение, готовое к бескорыстному служению обществу. Ну да, оно еще не все такое, но концентрация мыслящих именно так детей, подростков, молодых людей подошла к критической отметке, за которой начинается кристаллизация нового качества.

Она, эта поросль, сейчас взращивается в теплых, солнечных условиях гуманизма, дружбы и интернационализма. У нее хватает идеализма, но уже нет свирепости дедов и отцов, потому что исчезла та атмосфера, настоянная на густом запахе крови.

Лет через двадцать, на рубеже тысячелетий, они, пройдя через сито испытаний, вошли бы в силу, и человечество увидело бы расцвет нового типа общества, открылась бы принципиально иная перспектива социального развития.

Ржа скосила и поколение, и перспективу. Бездарная попытка реформ позволила всплыть на поверхность тому дерьму, что накопилось на дне общества, во мраке цеховиков, фарцовщиков, толкачей, зэков и коррумпированной торговли. И не только всплыть, но и перехватить управление страной.

Вот это взращиваемое сейчас поколение и надо сохранять. Не допустить до руля плесень, озабоченную только собственным благополучием. Иначе уже в следующем поколении мальчики будут мечтать стать бандитами, а девочки – валютными проститутками. Понятно, какая потом из них будет власть: готовая отдаться за деньги сильнейшему и замочить слабейшего. Возникнет ситуация плохого равновесия. Попав в него, выбраться почти невозможно.

Задумчиво отложив стопку газет, я каким-то верховым чутьем нашел банку кофе. Вот тебя-то мне и надо, золотце мое! Две чайные ложки легкого, как пыль, темно-коричневого порошка, горячая вода и полторы ложки сгущенки… Тот самый кофе, тот самый вкус… Не самый ароматный, но привычно бодрящий.

Встал у кухонного окна, грея ладони о чашку, и снова вгляделся в жизнь Измайловского проспекта. Предстояло придумать, как жить дальше, чтобы потом опять не было мучительно больно… Один раз я уже пожил, поплевывая в вечность, больше не хочу.

Отставив чашку, начал нарезать круги по кухне, выплескивая переполняющую меня энергию. Итак, передо мной две задачи. Одна – тактическая – вписаться в социум, не вызывая сильного удивления своим поведением. Тут есть сложности, но мне это по силам даже без памяти реципиента. В конце концов, реципиент – это я, только тридцать пять лет назад. Да, я многое забыл, но многое и помню. А часть забытого быстро восстановлю. К тому же все равно деваться некуда, я уже здесь.

Вторая задача – стратегическая – ни много ни мало, а повернуть колесо истории. Смогу ли я это сделать без особых способностей, которых пока нет и неизвестно, появятся ли они? Предположим, способности просто еще не проявились. Предположим. Буду исходить из этого, так приятнее. Иначе мне остается только плыть по течению истории, наблюдая за переформатированием общественного сознания и распадом страны. И фарш будет невозможно провернуть назад.

Я опять задумчиво закружил, потом упал на руки и попытался в темпе отжаться.

У-у-у… совсем забылся… Голова взорвалась болью, накатила дурнота. Сев на пол, я прислонился к кухонной тумбе, дотянулся до стоявшего на углу стола стакана и отхлебнул. Погорячился. Временно надо обходиться без привычного способа концентрации.

Через две-три минуты полегчало. Ладно, пока стратегических идей нет, буду решать тактическую задачу и надеяться на лучшее. И я пошел за учебником геометрии.

Где-то через час, исчеркав несколько листов в черновике, с облегчением откинулся на спинку стула и отложил в сторону китайскую чернильную ручку. Почерк, кстати, когда не задумываюсь над ним, получался «как кура лапой».

Первоначальный страх, что не угол в треугольнике тупой, а я, сменился заслуженной гордостью – «кое-что могем». Вроде бы и не высока преграда – курс геометрии за восьмой класс, но за последнюю треть века я стал сугубым гуманитарием, у которого синусы-косинусы вызывают паническую реакцию. Однако теперь я уверен, что прикидка сил была правильной, – к субботе восстановить всю геометрию в памяти реально.

Особо радовали прорезавшиеся острота и резвость мышления. Все же с возрастом способности мозга снижаются, причем настолько постепенно, что самому это и не заметно. И только резкое омоложение дало мне возможность почувствовать разницу: мозг работает как губка, интенсивно, чуть ли не урча от удовольствия, впитывая новые знания и, подобно лучу лазера, легко препарируя логические конструкции.

«А неплохой мне процессор достался, – подвел я промежуточный итог. – Надо его холить и лелеять, к примеру, давать вовремя отдохнуть. А лучший вид отдыха – смена деятельности. Иди сюда, биология, полистаю я тебя…»