Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Норт Клэр Страница 9

– Итак, вам известно будущее, – сказал Фирсон.

Я аккуратно, без стука положил ложку на стол рядом с тарелкой, вытер губы салфеткой, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

Мой собеседник продолжал смотреть в газету.

– Нет, – ответил я. – Это был психопатический бред.

– Что-то вроде приступа?

– Поймите, я был болен. Мне нужна помощь.

– Ага-а-а, – пропел Фирсон, постукивая пальцами по газете. Затем на его губах появилась легкая улыбка, и он с явным удовольствием, словно смакуя произносимые им слова, заявил: – Все это чушь собачья.

– Кто вы такой? – снова спросил я.

– Франклин Фирсон, сэр. Я ведь уже говорил.

– Кого вы представляете?

– Разве я не могу представлять самого себя?

– Но это не так.

– Я представляю несколько заинтересованных организаций, государств, партий – называйте это как хотите. В основном это хорошие парни. Вы ведь хотите помочь хорошим парням, не так ли?

– Предположим, но каким образом я могу это сделать?

– Как я уже сказал, доктор Огаст, вам известно будущее.

Наступила долгая и тяжелая пауза. Фирсон больше не делал вид, что читает газету, а я открыто рассматривал его лицо. Наконец я сказал:

– Есть несколько очевидных вопросов, которые я должен задать. Подозреваю, что ответы на них мне известны, но поскольку, как я полагаю, мы должны быть откровенны друг с другом…

– Разумеется. Между нами должны быть честные взаимоотношения.

– Скажите, если я захочу отсюда уйти, мне это позволят?

– Хороший вопрос, – ухмыльнулся Фирсон. – Позвольте мне ответить на него вопросом: если вас отпустят, куда вы отправитесь?

– Я не знаю. А если бы я в самом деле мог предсказывать будущее – это не так, но предположим, что я обладаю такой способностью, – как бы вы этим воспользовались?

– Это зависит от того, что вы мне расскажете. Если вы сообщите мне, что Запад одержал верх в нынешнем противостоянии и плохие парни пали, сраженные нашим праведным клинком, я угощу вас шампанским и устрою праздничную вечеринку в любом ресторане по вашему выбору. Но с другой стороны, если окажется, что вам известны даты и места будущих массовых убийств, войн, терактов и других подобных событий, наша беседа – не буду врать – может сильно затянуться.

– Я вижу, вы склонны верить в то, что мне что-то известно о будущем, хотя все остальные, включая мою жену, считают, что это у меня такая мания.

Фирсон вздохнул и сложил газету.

– Доктор Огаст, – сказал он, наклонившись ко мне через стол и подперев подбородок ладонями, – позвольте мне спросить у вас кое-что. Во время ваших путешествий – ваших долгих путешествий – вам никогда не приходилось слышать о клубе «Хронос»?

– Нет, – вполне искренне ответил я. – Не приходилось. А что это такое?

– Это миф. Одна из тех сносок, которыми академики снабжают самые скучные абзацы в своих работах. Что-то вроде сказки, напечатанной мелким шрифтом на листке бумаги, который кто-то засунул между страниц непрочитанной книги.

– И о чем же говорится в строчках, напечатанных мелким шрифтом?

– В них говорится… – Фирсон устало выдохнул, словно человек, которому часто приходится рассказывать одну и ту же историю. – В них говорится о том, что среди нас есть люди, которых можно назвать бессмертными. Они рождаются, живут, умирают, а потом рождаются снова – и так проживают одну и ту же жизнь тысячу раз. Иногда эти люди, пребывая в зрелом возрасте, образуют группы, или, вернее, сообщества. Время от времени они… Впрочем, в разных вариантах сказки, о которой я говорю, на этот счет есть разные версии. Согласно одним, они организуют тайные собрания, на которые приходят в белых одеждах. Согласно другим – устраивают оргии, на которых зачинают таких же бессмертных. Я лично не верю ни в то, ни в другое.

– И эти люди являются членами клуба «Хронос»?

– Да, сэр, – ответил Фирсон и широко улыбнулся. – Клуб «Хронос» – это что-то вроде ордена иллюминатов или масонской ложи, самовоспроизводящееся сообщество, существующее бесконечно долго. Мне пришлось заниматься расследованием, а точнее, изучением этой гипотезы, потому что кто-то из начальства заявил, что эту тему пытаются копать русские. Все, что мне удалось выяснить, свидетельствовало об одном и том же – все это пустые фантазии, бредни чьего-то параноидального сознания. И вдруг… вдруг появляетесь вы, доктор Огаст, и вся проделанная мной работа летит ко всем чертям.

– Вы считаете, что если мои маниакальные представления имеют какое-то отношение к тем бредням, о которых вы только что рассказали, то в этих бреднях что-то есть?

– Да нет же! Я думаю иначе – что если ваши маниакальные представления совпадают с реальностью, то в этом действительно что-то есть. Вот такие дела. – И Фирсон снова жизнерадостно улыбнулся.

Возраст – не всегда синоним мудрости. Мудрость необязательно подразумевает высокий уровень развития интеллекта. Меня, как оказалось, вполне можно морально подавить. Фирсону, во всяком случае, это удалось.

– Я могу попросить у вас немного времени, чтобы подумать? – спросил я.

– Само собой. Выспитесь сегодня как следует, доктор Огаст, а завтра утром скажете мне, что вы обо всем этом думаете. Кстати, вы в крокет не играете?

– Нет.

– Если захотите попробовать, здесь рядом есть прекрасная площадка.

Глава 11

Поговорим немного о памяти.

Калачакра, или уробораны, то есть те, кто многократно проживает приблизительно одни и те же периоды времени, хотя их жизни могут отличаться друг от друга, – или, другими словами, члены клуба «Хронос», – забывают то, что с ними происходит. Некоторые считают это даром судьбы, дающим им возможность всякий раз заново переживать события, которые раньше с ними уже случались, и благодаря этому сохранять способность удивляться многообразию существующего мира. При этом у самых старших членов клуба временами возникает ощущение дежавю, когда они вдруг понимают, что уже видели то, что предстает перед их взором, или переживали происходящее с ними, но при этом не могут вспомнить, когда это было. Некоторые считают это доказательством того, что мы, при всех наших странных особенностях, остаемся людьми. Наши тела стареют и испытывают боль, а когда мы умираем, представители последующих поколений членов клуба при желании могут отыскать места наших захоронений и даже, раскопав наши могилы, увидеть бренные останки. Однако кто при этом сможет ответить на вопрос, куда делась душа того, кто покоится в могиле? Это слишком сложная тема, чтобы обсуждать ее здесь и сейчас, но мы всегда упираемся в нее. Именно душа или, если хотите, интеллект, сознание делают возможным повторение наших путешествий во времени, в то время как наша плоть неизбежно подвержена смерти и тлению. Наша суть – это именно наш разум, а человеческому разуму, который не является совершенным, присуще свойство забывать. Поэтому подавляющее большинство из нас не помнит, кто именно основал клуб «Хронос», хотя каждый сыграл в его создании определенную роль. Вероятнее всего, тот уроборан, который это сделал, и сам забыл об этом и вместе с другими гадает, кто стоял у истоков нашего сообщества. Когда мы умираем, для нас происходит нечто вроде обнуления счетчика времени, и лишь наша несовершенная память остается свидетелем того, что с нами происходило до этого момента.

Я же помню практически все, причем с удивительной ясностью и четкостью. Сейчас, когда я обращаюсь к вам, я отлично помню солнце, заливавшее своими лучами все вокруг, и дымок над трубкой Фирсона, сидящего во дворике под моим окном, глядя на пустующую площадку для игры в крокет. Я не могу восстановить в памяти ход моих мыслей в ту минуту, но могу точно сказать, где я находился и что видел в момент, когда принял решение. Я сидел на кровати и, глядя в окно, созерцал фермерские домики на окрестных холмах, прислушиваясь к лаю резвившегося неподалеку спаниеля.

– Что ж, я согласен, но у меня есть условие, – сказал я.