Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни). Страница 12

Скребок, еще один. Внутри явно что-то было: кюретка постоянно «спотыкалась» о какие-то препятствия. Легко, впрочем, их преодолевая.

«Только бы стенку не проткнуть!» — приговаривал я мысленно, методично, сантиметр за сантиметром, выскабливая полость матки.

Пот градом катился со лба и заливал глаза. Завидев это, ко мне подбежала Клавдия Петровна и принялась заботливо промокать меня салфеткой.

— Спасибо! — благодарно кивнул я ей и продолжил свое занятие.

Сколько прошло времени, не знаю. Наконец, пройдясь еще раз инструментом по стенкам полости и не встретив сопротивления, я осторожно извлек кюретку наружу.

— Все? — шепотом спросила Мария Глебовна.

— Кажется, — так же, шепотом, ответил я.

Сверху раздался натужный голос Иваныча:

— Ну что, мне отпускать? Не могу больше, руки затекли. И спина.

— Отпускайте. Но сильно не расслабляйтесь: если что, придется опять давить! — я отошел на шаг.

Что делать, если и сейчас кровотечение не остановится, я не знал. Вернее, знал, но прекрасно понимал, что в условиях кобельковской больницы это недостижимо.

Антон Иваныч вновь отнял руки от живота болящей и разогнулся. Три пары глаз уставились в… хм, в общем, куда надо уставились.

Наружу вялым толчком выплеснулась кровь вперемешку с какими-то сгустками. Акушерка с фельдшерицей хором охнули. Иваныч напрягся.

— Спокойно! — удержал его я. — Нужно какое-то время, чтобы матка сократилась.

Сколько потребуется времени, я не представлял. Про себя решил, что подожду минуты три, не больше. Правда, если кровотечение будет продолжаться и после назначенного времени, мне придется либо удалять матку, либо… Впрочем, другого «либо» не существовало. До райцентра мы пациентку не довезем, это очевидно. А все, что можно было сделать тут, в Кобельках, мы уже испробовали.

— Может, на себя бригаду из ЦРБ вызвать? — шепотом предложила Клавдия Петровна.

— Не успеют. Добираться будут час, не меньше! — возразила акушерка.

Я молча кивнул. Часа у нас не было. Даже, наверное, не было и четверти часа. Эх, была не была!

— Идем на резекцию матки. Готовьте инструмент и операционное поле.

Женщины опять слаженно охнули и поглядели на меня как на камикадзе.

— Инструмента стерильного нет! — виновато развела руками Клавдия Петровна. — Кто ж знал-то?

— Обжечь в спирту, живо! Антон Иваныч, слезайте: нужно обработать живот и лобок. Займитесь этим!

Иваныч с облегчением спрыгнул с несчастной и захлопотал над ней.

Я отрешенно стоял в сторонке, наблюдая за подготовительной суетой. И было мне ох как хре… невесело.

Теоретически я помнил, как удалять матку. Практически — присутствовал пару раз на подобных операциях. Один раз даже удостоился чести подержать крючки. Я тогда вцепился в них и любовался отточенными, уверенными движениями рук хирурга.

Украдкой я взглянул на свои руки и огорчился еще больше. Конечности мои заметно подрагивали от избытка адреналина в организме. Воровато оглянувшись по сторонам, я спрятал руки за спину. Чего позориться-то?

— Все готово, Пал Палыч! — синхронно доложили фельдшера.

Рядом с истекающей кровью пациенткой уже стоял столик, накрытый стерильной простыней, на которой красовались свежеобожженные хирургические инструменты. Живот несчастной женщины после антисептической обработки приобрел лимонно-желтый оттенок и был обложен стерильными салфетками.

— Все по-взрослому! — пробормотал я.

— Что-что? — переспросила Клавдия Петровна.

— Отлично, говорю! — как мог, бодро заявил я. — Приступаем! Мы с Антоном Иванычем и Клавдией Петровной моемся на операцию…

— И мы?! — недоуменно воскликнули упомянутые коллеги.

— И вы. Антон Иваныч будет мне ассистировать, а вы, Клавдия Петровна, будете операционной сестрой. Подавать инструменты.

— А я? — возмутилась акушерка.

— А вы, Мария Глебовна, побудете анестезиологом. Поскольку наша пациентка в наркозе не нуждается, да и нечем его давать, будете следить за пульсом, давлением и обеспечивать медикаментозную терапию по моим назначениям. Всем задачи ясны?

— Ясны! — дружно гаркнула импровизированная операционная бригада.

— Отлично! Моемся!

— Пал Палыч!!! — заверещала вдруг акушерка так, что я невольно подпрыгнул.

— Ты чего орешь, Машка?! — угрожающе зашипела на нее Клавдия Петровна.

— Пал Палыч, кровотечение остановилось! — на полтона ниже заявила Мария Глебовна и торжествующе обвела взглядом всех присутствующих.

Мы бросились к источнику кровотечения. Багровая река и в самом деле иссякла. Полностью.

О недавней катастрофе напоминала лишь широкая полоса запекшейся крови на коже.

— Слава Богу! — выдохнула Клавдия Петровна и широко перекрестилась.

Коллеги уставились на меня с таким благоговением, что мне стало неловко.

— Ну что же… Вот и славно. Сейчас давление поднимем, стабилизируем, в сознание приведем — и аккуратненько свезем в район, — смущенно пробормотал я, в душе откровенно ликуя. — Антон Иваныч, что там с давлением?

— Сто на шестьдесят, пульс сто десять! — отрапортовал фельдшер через минуту.

— Отлично. Холод на живот. Пусть пока тут на кресле полежит, в палату не отвозите. Мало ли что… — распорядился я, стянул перчатки и направился к выходу из смотровой.

Такого огромного облегчения, граничащего с восторгом, я не испытывал никогда прежде. Хотя где-то в глубине души притаился коварный червячок сожаления: когда бы мне еще довелось самому делать резекцию матки, да еще и по жизненным показаниям?

«Радуйся, что все обошлось, Пирогов хренов!» — оборвал я свои хирургические амбиции и взялся за ручку двери…

— Доктор, она не дышит! И пульса нет! — раздался позади вопль Иваныча.

Чертыхнувшись, я одним прыжком пересек комнату и склонился над головой пациентки.

— Остановка сердца и дыхания! — еще раз уточнил Иваныч.

Я поднял пальцами бледные веки: зрачки медленно расширялись.

— Клиническая смерть! Антон Иваныч — на массаж сердца! Знаете, как?

Фельдшер кивнул, от души врезал кулаком по грудине и принялся «качать».

— Четыре нажатия — пауза для вдоха, ясно? Считайте вслух!

— Раз, два, три, четыре… Вдох! — скомандовал Иваныч.

Я запрокинул голову несчастной, зажал ей нос и выдохнул весь воздух из своих легких в ее.

— Дальше!

— Раз, два, три, четыре! Вдох!

Все повторилось.

— Клавдия Петровна, нужны гармошка, маска, интубационный набор! Быстро! И еще — дефибриллятор, — в перерывах между вдохами выпалил я.

— Есть только гармошка с маской! — протягивая мне их, фельдшерица выглядела виноватой.

Ладно, на безрыбьи — и рак рыба. Приладив маску к лицу умирающей, я разогнулся:

— В вену — лидокаин, адреналин, преднизолон. Обе капельницы открыть до максимума, чтобы водопадом лилось!

В смотровой опять воцарилась суета. Мы с Иванычем «качали», женщины хлопотали с капельницами и шприцами. Вот только на пациентку нашу все эти телодвижения никакого влияния не оказывали. Эх, дефибриллятор бы!

— Клавдия Петровна! — окликнул я фельдшерицу. — Срочно найдите мне длинный электрический провод с вилкой. Оторвите от чего-нибудь! И две ложки. Только не алюминиевые, стальные!

Она с недоумением уставилась на меня.

— Быстро! — подогнал я ее. — И еще — четыре пары перчаток.

Фельдшерица кивнула и испарилась.

— Дефибриллятор делать будете? — раскусил мой замысел изрядно вспотевший Иваныч. — Я где-то читал о таком.

— Вот и я где-то читал. Причем не уверен, что не в фантастической литературе! — подтвердил я и скомандовал. — Меняемся!

Поменялись. Теперь я «качал», а Иваныч — дышал. Остановился на миг, ткнулся пальцами в сонную артерию: нет пульса!

— Вот, все принесла! — запыхавшаяся Клавдия Петровна свалила трофеи на столик.

— Отлично! Теперь очистите от изоляции оба конца провода и прикрутите к каждому из них по ложке!

Фельдшерица справилась с заданием весьма проворно:

— Готово!

— Мария Глебовна, подмените меня пока! — попросил я акушерку.

Та с готовностью принялась массировать сердце.

А я стал натягивать перчатки: одну пару, другую, третью… Натянув все четыре, взялся за ложки, разведя их подальше в стороны:

— Клавдия Петровна, воткните вилку в розетку!

— Да вы что, Пал Палыч?! Вас же током шарахнет!

— Не шарахнет, я заизолировался. Втыкайте же, время уходит!

Фельдшерица взвизгнула, воткнула вилку и зажмурилась.

Зажмурился и я. Но через мгновение приоткрыв глаза и обнаружив себя живым, приободрился:

— На счет три убираем от больной руки! Раз! Два! Три!

Коллеги торопливо отпрыгнули от тела. Не теряя времени, я ткнул ложками в грудь несчастной. Затрещало, заискрило и противно запахло паленым мясом. Верхний свет замигал.