Новая Инквизиция V (СИ) - Злобин Михаил Страница 12

— Да тянется за ним кое-что интересное… — многозначительно протянул я, но потом все же решил объяснить подробней. — Он тот инфестат, который подставил Макса.

— Изюма⁈ — поразился Умар.

— Его самого. Это кукла того хмыря завалила Бестужина. А «черные» при содействии одного оборотня в своих рядах повесили все на Виноградова.

— Выходит, что доброе имя Макса будет восстановлено, обвинения сняты, и он сумеет вернуться на службу? — со смешанными чувствами в голосе уточнил Сынок.

Все-таки полного взаимопонимания между ними так и не установилось. Поэтому Салманов вроде и радовался за бывшего напарника, но в то же время боялся его возвращения. Но молодой инквизитор не имел понятия, что где-то в глубине души, за пределами досягаемости его инфестатской эмпатии, я переживаю ничуть не меньше. Да, за мной пошли многие бойцы из подразделения. Но вот Макс, сдается мне, не оценит ни моих методов, ни моего рвения. И одному всевышнему известно, до какой степени могут дойти наши разногласия. Изюм не из тех, кто умеет отступать. И я теперь тоже…

— Всё возможно, Умар, — туманно изрек я. — Но это будет потом. Виноградов очень хорошо умеет шифроваться. И мы не сможем отыскать его, покуда он этого сам не захочет.

— И что нам делать?

— То, что должны, брат, — темное пламя взметнулось в моих глазах, а кулаки до хруста сжались. — Нести божий свет в мир, воплощать волю Его…

Возможность провести время с Мариной за прошедшие несколько недель появилась у меня впервые. Бешеный галоп событий, которые словно с цепи сорвались, не оставлял нам даже лишнего мгновения. Аномально сильный инфестат, сброшенный на Ершов подобно бомбе; подозрения Крюкова и попытка моего задержания; инквизиторский бунт; чистка рядов высокопоставленных чиновников от одаренных; активные обсуждения и заседания с президентскими координаторами; бурно развивающаяся деятельность нашего братства, которое одномоментно разрослось втрое и продолжало пополняться; подготовка и экипировка активистов, отобранных Умаром из числа ополченцев… Всего и не перечислить. И это хорошо еще, что благодаря дару я не нуждаюсь во сне. Но даже этого кажется критически мало. В сутки требуется добавить еще минимум десяток часов, чтобы удовлетворить все мои потребности.

В общем, ничего удивительного, что после такой лавины обрушившихся на меня дел, Маришка чувствовала себя обделенной вниманием. И оттого между нами иногда возникало звенящее напряжение. Такое же тягостное, как и в период трудного восстановления наших отношений. Когда девушка отчаянно и смело пыталась принять факт, что ее бойфренд вернулся из сырой могилы.

Но, как вскоре оказалось, мою пассию беспокоило не только это.

— Ко мне приходили люди в форме ФСБН, — тихо сообщила она, отстраненно водя ноготком по краю чашки с кофе. — Спрашивали о тебе.

— Что именно?

Я немного обрадовался, что моя возлюбленная заговорила первой. Поскольку затяжное молчание порождало во мне ощущение, будто я сижу в компании безучастной незнакомки. И пусть тема была не самая приятная, но все же.

— Где пропадаешь, чем обычно занимаешься, нахожусь ли я при этом рядом, замечала ли я что-либо странное в твоем поведении, кто еще может подтвердить мои показания…

— Хм-м… понятно. Кто бы ожидал от «черных» чего-то иного.

— Юра, меня пугает направление, в котором ты движешься, — тоскливо призналась Марина. — Я опасаюсь, что все это заходит слишком далеко…

— Я представляю, — пришлось пробормотать мне. Просто других слов на ум пока не приходило. Никого из близких посвящать в подробности деятельности нашего братства я не собирался.

— И это все, что ты можешь сказать? — нахмурилась она, глядя на меня с осуждением.

— Наговорить я могу чего угодно, — философски пожал я плечами. — Засыпать тебя успокоительной ложью? Или как ее еще называют «Терапевтической».

— Нет, не надо, — категорично дернула подбородком девица. — Я просто хочу быть уверена, что нам с тобой ничего не грозит.

— О себе можешь не волноваться, я сделал все, чтобы ты была в безопасности.

— Ну а сам-то ты что, Юра⁈ — в отчаянии вскинулась собеседница. — Наши отношения разве касаются только меня⁈ Я так и буду прозябать в одиночестве и неведении, пока ты пропадаешь на службе⁈

— Мы же это уже обсуждали… — начал было я, но Маришка меня экспрессивно перебила.

— Вот именно, что только обсуждали, но ничего не решили! Юра, я устала… От твоего бесконечного отсутствия, от ночных отлучек, от тошнотворного запаха гари, от пятен засохшей крови, которую я несколько раз уже замечала на тебе. Даже боюсь предполагать, чем ты занимаешься, и почему это интересует следователей из ФСБН!

— Считаешь, что я тешу свою темную сторону на досуге? — холодно осведомился я.

— Что⁈ Нет! Нет, Юра, я так не думаю! — активно замахала ладошками девушка. — Я верю в тебя. Знаю, что твоя сила воли тверже чугуна. Клянусь, еще ни в ком другом я не была столь уверена, как в тебе! Я убеждена, что ты никогда не позволишь тьме возобладать над тобой. Но от этого не становится легче, поверь. Сможешь вспомнить, когда мы последний раз виделись?

Я уже кинулся перебирать в уме события минувших дней, стараясь отыскать в их пестрой череде лицо своей возлюбленной. Однако она меня опередила с ответом.

— Во вторник, Юра, — грустно молвила девушка. — Последний раз ты заходил ко мне аж во вторник. Да и то всего лишь на пару минут. Мы обнялись, после чего ты снова убежал. А сегодня на календаре воскресенье. Не хочешь поинтересоваться, каково мне было все эти дни?

Я промолчал. Резкие эмоциональные вспышки Марины ударялись в мою слабую эмпатию подобно огромным жукам, разбивающимся о лобовое стекло. Не каждую из них я мог прочесть. Но те, которые ухватывал, имели прогорклый вкус сожаления и тоски. И втройне было прискорбно понимать, что причиной этой бури являюсь я. Что доставляю человеку, который мне небезразличен, столько боли. Как бы я ни любил Маришку, но быть источником ее страданий и мук мне не хотелось… Но в то же время, я не видел иных вариантов.

— Пока я бодрствую в моем мозгу постоянно борются друг с другом лишь две мысли, — продолжала девушка, так и не дождавшись от меня реакции. — Паническая: «Юра не появляется в сети, наверное, что-то случилось!» и облегченная: «Слава богу, цел!» А во время сна на них накладываются еще и ночные кошмары. Я боюсь притрагиваться к телефону и включать телевизор, чтобы мне не попались на глаза новости! Потому что если где-то мелькнёт сообщение об очередном нападении умертвий или упырей, я буду знать, что ты где-то там… А после твоей поездки в Саратовскую область я вообще живу как на иголках. Сам ты не торопишься рассказывать о произошедшем. А в СМИ говорят, что там в регионе целый город вымер!

— Мало ли, что говорят журналисты? Они вообще часто склонны к преувеличению. — буркнул я больше для успокоения своей пассии.

Так-то я прекрасно осознавал, что именно в этом случае никакой гиперболизации не было. Скорее наоборот. Средства массовой информации шли на всяческие ухищрения, лишь бы замолчать истинный масштаб трагедии. Но правда просачивалась, как вода из дырявой бочки. А в моих воспоминаниях воспаленной занозой пульсировали картины завалов из поджаренных тел. Саратовские коллеги оставили после жаркой обороны больницы такие высокие трупные горы, каких я еще никогда не видывал.

— Да и не все, что касается службы, мне позволяется рассказывать, — добавил я, прогоняя фантомные видения кровавой пентаграммы на полу операционной. — Очень многое засекречено.

— Я понимаю, Юра, — жалобно прошептала Марина, — но ты можешь пообещать мне, что это скоро кончится? Пожалуйста! Я не прошу назвать конкретную дату! Хотя бы просто кивни, чтобы я могла себя утешить. Чтобы у меня нашлись силы дожить до этого святого дня и не свихнуться!

Я поднял голову и прямо взглянул на девушку. Что мне стоит дать ей то, чего она хочет? Просто соврать и прекратить тяжелую для нас обоих беседу. Ведь правда, сказанная здесь и сейчас, попросту разрушит все то, что мы с таким трудом возводили. Не нужно даже быть эмпатом, чтоб это почуять. Но… я не могу так. «Ложь — это гниль, которая отравляет душу и тело. Кто утверждает ее, тот утопает в море греха и не найдет спасения». И совершая проступок не во имя великого блага, к которому стремлюсь, а ради себя, я уничтожаю дарованный мне божественный свет…