Мария Чурсина - Дети закрытого города Страница 13

Дверь долго никто не открывал. Антон прекрасно знал, что Март живёт один, потому что все родные и даже жена остались в другом — не закрытом — городе. Ещё у него бледно-синяя шторка в ванной и стол в кухне, заваленный грязными тарелками и кусками засохшего хлеба.

«Человек, который не моет тарелки и разбрасывает засохший хлеб, ни за что не станет вешаться на перекладине в ванной, отодвинув в сторону шторку», — решил Антон и спустился вниз, чтобы вызвать из отдела коллегу, вскрывающего замки.

Когда Антону надоело сидеть на подоконнике, а в городе зажглись первые фонари, Март открыл дверь сам. Покрутил головой и наткнулся взглядом на мрачно молчащего Антона.

— Ну? — выдал тот замогильным голосом.

— Заходи, — хрипло выдавил Март вместо ответа.

В квартире было темно и тихо. Не сумрачно — темно, как бывает, если занавесить все окна плотными шторами. Антон терпеть не мог шторы, и летом спал всегда с распахнутым окном. Март, плюнув на положенную ему роль проводника, тут же исчез в чёрном дверном проёме.

Больно саданувшись коленом о тумбочку, Антон нащупал ручку двери. За ней горел маленький дёрганый огонёк — свечка стояла на полу, наполовину оплывшая, обычная желтоватая свечка, какие коробками продавались в ближайшем хозяйственном.

Ковёр в том месте был отвёрнут и придавлен стулом. Воск стекал на коричневый линолеум и застывал бесформенными кляксами.

— Свет отключили? — не понял Антон, на ощупь находя второй стул и усаживаясь у стены.

На полу рядом со свечкой валялись тёмные узкие обрывки ткани. Он пригляделся: ленты, которыми девочки-школьницы обычно подвязывают форменные юбки. Март сел прямо на пол, скрестив ноги в потёртых спортивных брюках. Босые узкие ступни казались желтоватыми от свечного пламени.

Всё вокруг казалось желтоватым, серым или бурым. Так обычно бывает, когда выключат свет. В углу прыгал ещё один огонёк — это свечка отражалась в экране телевизора.

— Я тебе никогда не рассказывал, — сказал Март, и до Антона долетел запах крепкого коньяка. Какой же сегодня праздник? — Да демоны с вами, я никому никогда не рассказывал.

Смотреть на него сверху вниз оказалось неудобно. Март прятал глаза — может, специально — и чуть раскачивался, обхватив руками колени.

— Ваш демонов закрытый город. Сюда попадают не только такие хорошие мальчики, как ты, которые учатся и учатся, чтобы работать следователем. Во внешнем мире никто не знает о ваших стычках с магами. Никто не знает о ваших делах тут.

Он так и сказал «ваших», как будто выплюнул, словно сам всё ещё был на тёплой должности в уездном городе Нэ, куда его определил добрый дядя, мамин брат.

— А я узнал, потому что угораздило пристрелить пацана. Случайно и наповал.

Добрый дядя нашёлся, что делать и в этом случае. Дело замять, а племянника отослать подальше, чтобы не мозолил глаза местному начальству. Хороший выход, куда лучше, чем сидеть без работы в родном городе. Или даже в тюрьме.

— А мне ко всем демонам не сдался ваш Петербург! Ко всем демонам… вот прицепилось.

Антон беззвучно усмехнулся. «Не так уж долго ты здесь живёшь», — хотелось ему сказать. — «Не так уж долго, а Петербург уже и тебя под себя подмял. Ко всем демонам. Куда ты теперь денешься».

— Но мне некуда из него бежать. Не примут меня в большом мире.

Так и сказал, «в большом мире», как будто их маленький мирок-остров затерялся в океане на долгие сотни лет, и нет надежды выбраться, совсем никакой надежды.

— Я их боюсь. — Март скривил рот. — Знаешь, как я боюсь этих ваших магов? Так в детстве буку из-под кровати не боялся. Они как люди, у них по две руки, по две ноги, и голов лишних не растёт, но при всём при том они не люди. Нелюди. Но если я хочу выжить, нужно смотреть страху в лицо, так ведь?

— Что ты несёшь, — начал было Антон, но тот лишь отмахнулся.

— Ты вырос среди них, ты можешь отличать их от людей, а это уже очень важно. Равенство и братство? Вот уж ерунда. Слушай, это всё не о том. Я хочу встать на одну ступеньку с ними. Я хочу сравняться. Понял? Не стать сильнее, просто стать равным, это же наказуемо?

Он помедлил, как будто ждал ответа, хотя на самом деле — Антон видел — никакой ответ ему не был нужен. Все ответы уже нашлись. Март задумчиво пожевал, отвернувшись в угол. В выпуклом экране телевизора плясал бледный оранжевый огонёк.

— Я тут кое-что привёз собой.

Март поднялся, отчего огонёк свечи затрепетал в предсмертных судорогах, потянулся к столу, на котором — даже в полумраке было видно — стояли три разномастные чашки, и взял какой-то плоский прямоугольный предмет.

Антон смог его рассмотреть на его ладони, но как только попробовал дотронуться, Март отдёрнул руку. Это была обычная зажигалка. То есть, не совсем обычная — серьёзная, металлическая с выгравированным змеем в центре, но вместе с тем в ней не было ничего такого, за чем стоило бы тащиться поздно вечером в другой край города.

— Это вещь того парня, которого я пристрелил. Думал, что пристрелил.

Антон рассмотрел запёкшиеся тёмные пятна на языке змея и на тонком хвосте.

— Что…

— Это не я его убил.

Они смотрели друг на друга сквозь полумрак, и глаза у Марта были такие же, как у выгравированного змея. В них, кажется, тоже запеклась кровь.

— Это он тебе сказал? — посмеялся Антон, надеясь хоть немного разогнать повисшую над ними холодную тишину.

Уголок рта у Марта дёрнулся.

— Он.

…Вдвоём они сидели на полу и молча разглядывали серые ленты. На них не оказалось крови, а пятна, которые нашлись у самого края, больше походили на пот или жир — прозрачные, без запаха.

— Не нужно, — сказал вдруг Антон и бессильно опустил руки на колени. На самом деле у него давно болели глаза, ныла спина, и скручивало желудок, но самая большая проблема была даже не в этом. — Подумаешь, пугало. Может, она и правда была сумасшедшая. Мало ли чокнутых.

Март хмуро глянул на него.

— И что? Маги будут выживать нас из города, а ты продолжишь сделать вид, что ничего не случилось?

— Брось. Кого они выживают? Девочка покончила с собой…

— Пугало! Пугало её убило.

Антон хотел сказать что-то ещё, но только вздохнул. В голове собралось великое множество аргументов и просто здравых мыслей, но вряд ли хоть одно сможет пробить бетонную стену Марта. «Пугало, пугало». Начинал ныть затылок.

— Я в этом не участвую, — буркнул Антон, рывком поднимаясь на ноги.

Март смотрел недоумённо, так, что было вообще неясно, расслышал он или нет, но Антон повторять не собирался. Только снова пребольно врезался коленом в тумбочку. Там что-то бряцнуло.

Ручка двери нашлась удивительно быстро. На лестничной клетке было хоть и сумрачно, но гораздо светлее, чем в квартире. Почему-то совершенно не обращая внимания на лифт, Антон сбежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки.

На улице он снова зашёл в телефонную будку и набрал номер дежурного, чтобы сказать, что тревога отменяется, и вообще пропавший коллега отыскался живым и здоровым, разве что немного повредившимся разумом. Но не успел рассказать всего, заготовленного наперёд. Его огорошили таким заявлением, что Антону не захотелось ничего отвечать.

Он просто сел в служебную машину и направился снова в центр города, к проспекту Рождественского.

Вету разбудил отчаянный перезвон. Она резко села на кровати и с полминуты не могла понять, что происходит. Реальность перемешалась со страшным сном, и она рассматривала тёмное небо за окном, пытаясь разглядеть в нём огненные полосы и вражеские самолёты.

Звон замер, сорвался на самой высокой ноте, и она, наконец, сообразила, что это всего-навсего дверной звонок. Накинув на плечи халат, чтобы сразу не продрогнуть в осенней ночи, она поплелась в прихожую.

Мама всегда учила спрашивать, прежде чем открывать. Хотя это было глупо: в городе у Веты не образовалось ни одного такого знакомого, которому она доверяла бы настолько, чтобы открыть дверь ночью. Но получилось само собой.

— Кто там? — Она прильнула к щёлочке между стеной и дверью.

— Ты мне вроде звонила. Что-то случилось, да?

Она захотела найти часы, чтобы поинтересоваться, который же час, но настенными ещё не успела обзавестись, а простенькие наручные остались в комнате. Плестись туда через всю квартиру почему-то показалось смерти подобно.

Рука сама собой повернула замок. Вета приоткрыла дверь, впуская в прихожую луч бледного лестничного света и Антона — хмурого и замученного.

В прихожей сразу стало тесно и запахло дождём — осенней моросью, волосы Антона были чуть влажными. Он потоптался на месте, снимая куртку.

— Чашку чая не нальёшь? — попросил он и засопел, как первоклассник, которому мама не помогает завязать ботинки, и он мучается, вяжет сам, а шнурки выпадают из непослушных пальцев. — День такой выдался. Чокнуться можно.