Виталий Вавикин - Пятая планета Страница 13

— Закатайте, пожалуйста, рукав, – попросил он тонким, почти женским голосом. Габу подчинилась. Толстяк сделал ей укол, попросил сосредоточиться на человеке, которого нужно нарисовать, прикрепил к вискам пару датчиков, установил на столе экран и запустил программу, которая прогоняла перед глазами Габу тысячи лиц. Разрезанных на части лиц. Носы, губы, подбородки, щеки, лбы, причёски, глаза, надбровные дуги. Габу почувствовала, как с этим дьявольским хороводом начинает вращаться и весь окружающий её мир. Тошнота подступила к горлу. Она попыталась игнорировать это, не замечать, но уже через пару секунд, сорвав с головы датчики, бежала к мусорному ведру у другой стороны стола. – Ничего страшного, – сказал ей толстяк–художник, хотя Габу и не собиралась извиняться. – Такое иногда случается. Особенно с малани. Говорят у вас особенное восприятие. Более тонкое.

— К черту! – отмахнулась от него Габу. – Удалось получить рисунок?

— Почти, – улыбнулся он, повернул к себе экран и начал быстро рисовать лицо, собирая его из тех элементов, которые были выбраны Габу. Не прошло и пары минут, как толстяк показал Габу фотографию Юругу. – Похож? – спросил он, широко улыбаясь и заранее зная ответ.

— Как две капли воды, – подыграла ему Габу, выразив восхищение. Улыбка толстяка стала ещё шире. Он засуетился, собирая свои вещи, начал что‑то насвистывать, напомнив Габу песню матери. Песню из прошлого, которую сегодня своим исполнением опошлил брат. – Ну, может быть, ещё увидимся, – сказал на прощание толстяк. Габу не ответила. Единственная дверь закрылась. Щёлк нули замки. Габу выждала четверть часа, поднялась на ноги, прошлась, по комнате, снова села, выждала ещё пару минут и снова поднялась. Вернулась мелодия песни, которую насвистывал брат. Габу даже не сразу поняла, что начала напевать её, выругалась, вернулась за стол, налила себе стакан воды, выпила, попыталась отвлечься, думать о своей новой работе, которую она сегодня пропустила, о своём номере в отёле, снова начала напевать ставший ненавистным мотив, но на этот раз даже не заметила этого.

— Это та же песня, которую насвистывал ваш брат? – спросил её старый следователь, едва перешагнув через порог.

— Что простите? – растерялась Габу, поняла, о чем говорит следователь, поджала губы, не зная, что сказать.

— Странное совпадение. Вы так не думаете?

— Нет, – Габу наградила следователя гневным взглядом. – Долго вы меня ещё собираетесь здесь держать? У меня, как ни как, работа…

— Бою сь, с работой у вас ничего не выйдет. По крайней мере, сегодня.

— Тогда отведите меня в туалет, – попросила Габу, стараясь не выдать охватившее её беспокойство. Следователь нахмурился, поджал губы, словно что‑то решая, затем кивнул, позвал дежурного, велел отвести Габу в камеру. – В камеру? – она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Охранник взял её под локоть, потянул вперёд. Седеющий следователь смотрел, как она уходит. Его взгляд не нравился Габу. Не нравился ещё сильнее, чем взгляд брата, который она увидела сегодня. Взгляд безумца. Взгляд – убийцы. Взгляд хищника. Да. Именно хищника. Именно так на неё смотрел старый следователь. Так, по крайней мере, ей казалось. Казалось от страха. Весь мир начинал казаться хищником. А она… Она стала жертвой. Невинной жертвой, которую ведут в подвал, в одиночную камеру больше похожую на клетку. Охранник закрыл замок, вернулся в лифт. Несколько секунд гудели электромоторы, поднимая лифт, затем наступила тишина. Тишина, в которой Габу боялась даже дышать. Белый свет ламп под потолком придавал всему бледные, болезненные оттенки.

— За что ты здесь? – услышала Габу вопрос, но не сразу поняла, что говорят с ней. – Я здесь, эй! – защёлкала пальцами, привлекая внимание, девушка в соседней камере. Габу обернулась. Девушка, звавшая её, не была человеком. Не была она и малани. Что‑то среднее – причудливый виток эволюции чужого мира.

— Кто ты? – спросила её Габу, не особенно желая разговаривать, но ещё больше не желая находиться наедине со своими мыслями.

— Я вообще‑то спросила, за что ты здесь, – грубо напомнила ей девушка, напрягая сложенные на груди мускулистые руки. – Или же ты оглохла?

— Я – сестра Пилса, – сказала Габу, стараясь не показывать страх перед своей новой знакомой, но в тайне надеясь, что репутация брата сможет ей сейчас хоть как‑то помочь.

— Сестра убийцы? – спросила её девушка, не скрывая презрения.

— Да.

— Плохо. Не люблю психопатов. От них одни проблемы. – Девушка прищурилась. – А ты здесь, потому что помогала ему?

— Нет!

— Тогда за что? – взгляд её стал сальным, оценивающим. – Работала на улице?

— Нет! – оскорбилась Габу.

— Тогда за что, черт возьми?! – заорала девушка в соседней камере, потеряв терпение. Габу попыталась выдержать её взгляд, но смутилась уже через пару секунд, отвернулась, села на жёсткую кровать, которую и кроватью‑то назвать было нельзя, попыталась ни о чем не думать. – Не смей поворачиваться ко мне спиной! – зашипела на неё девушка в соседней камере. Габу не ответила. – Я доберусь до тебя, и тогда ты пожалеешь!

— Нет, не доберёшься, – сказала Габу, но встречаться взглядом со своей новой знакомой так и не решилась. – Между нами решётка, а значит сейчас ты ничего не сможешь сделать мне. Так ч то отстань и дай подумать.

— Вот значит как… – девушка в соседней камере проверила для верности на прочность решётки – безуспешно, попыталась дотянуться до Габу – снова неудачно, грязно выругалась, запыхтела, словно вот–вот лопнет. – Ладно. Дождёмся ночи. У меня здесь знакомый охранник, посмотрим, как ты запоёшь, когда между нами не будет решёток.

— Не надейся, что я останусь здесь так долго, – сказала Габу, однако липкий страх поселился внизу живота ожиданием приближения чего‑то недоброго. «А что если соседка по камере не врёт? Что если наступит ночь, а я всё ещё буду здесь? Что тогда?» Габу обернулась, невольно останавливая взгляд на мускулистых руках девушки в соседней камере.

— Страшно? – спросила её девушка. – Вижу, что страшно. Это хорошо. Мне нравится видеть твой страх.

— Оставь меня в покое, – попросила Габу, вспомнив, как ещё вчера жизнь казалась радужной и идущей в гору. У неё было своё жильё, у неё была работа. И всё это не в прогнившем, пропахшем морской солью городе под водой, а здесь, в городе, где мечтает каждый и где мечты каждого могут стать реальностью. Но вот наступило утро и принесло очередной сюрприз. – Ненавижу тебя, Пилс, – произнесла одними губами Габу.

— Молитвы тебе не помогут, я всё равно приду за тобой! – пообещала ей девушка в соседней камере, неверно истолковав её мысли. Габу не ответила, закрыла глаза, легла на жёсткую кровать. На мгновение ей даже показалось, что она заснула. Перед глазами мелькнули какие‑то неясные картинки, миражи, блики. Где‑то далеко зазвучал голос, напевающий знакомый мотив песни. Песни, которую днём насвистывал брат. Габу вздрогнула, открыла глаза. Лампы под потолком были всё ещё включены, но кто знает, выключают ли их здесь совсем? «Сколько же я спала?» – подумала она. Где‑то далеко послышались шаги. «Охранник!» – решила Габу, обернулась, чтобы увидеть девушку в соседней камере. Девушка стояла, скрестив на груди сильные руки атлета, и улыбалась в предвкушении. «А если она не соврала и охранник действительно её друг? Что тогда?» – Габу вжалась в кровать, не зная, что делать. «Бежать! Но куда? Искать выход! Но здесь одни решётки!».

— Послушай, – обратилась Габу к девушке в соседней камере, – я ничего не сделала тебе, не хотела ничего тебе сделать, и если какие‑то мои слова тебя обидели, то я прошу прощения. Слышишь? Прости меня. Только… – она замолчала, услышав смех. Смех, который был ещё страшнее, чем мускулистые руки. «Я пропала! Пропала! Пропала!» Габу заметалась по камере, словно это могло помочь ей найти выход. Шаги охранника приближались. Они стучали в висках всё громче и громче, став одним целым с ударами сердца. Вот к ним прибавился размеренный звон ключей. Вот появилась уродливая тень охранника. Вот Габу уже слышит его тяжёлое дыхание. Дыхание палача. Сейчас он придёт и впустит к ней ту безумную девушку из соседней камеры. И ничего нельзя исправить, невозможно вымолить прощения. Габу вжалась спиной в холодные прутья решётки, пытаясь закричать, но страх парализовал её. Охранник подошёл к её камере, остановился. Он казался Габу таким огромным, таким безжалостным! Снова звякнули ключи, скрипнул замок. Дверь в камеру открылась. Охранник замер на пороге, запустив большие пальцы рук за широкий кожаный ремень, к которому были прицеплены связка ключей и увесистая резиновая дубинка. – Пожалуйста, не бейте меня! – взмолилась Габу. – Я ничего не сделала. Совсем ничего… – она замолчала, увидев на лице охранника удивление.

— Собирайся, к тебе пришёл твой адвокат, – сказал он, так и не решив, спятила она или затеяла какую‑то игру. Она – сестра убийцы, сестра изощрённого психопата, который рисовал на стенах картины, используя кровь и внутренности своих жертв.