Маска из другого мира (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич Страница 15

Думая об этом, я подошел к остановке, и как раз на горизонте появился синий пассажирский автобус. Как я и ожидал, свободный и теплый. Усевшись на переднем ряду, я написал Сашке сообщение с извинениями и убрал телефон в карман.

До своей остановки я доехал достаточно быстро, выскочил из автобуса и бегом направился к синему панельному дому, где снимал однушку. Поприветствовал дворника дядю Митяя, который ежедневно преображал наш повидавший еще эпоху застоя. Кивнул бабушкам у подъезда, которые сидели довольные и хихикали — наверное, сдали очередного горе–автомобилиста, решившего перегородить узенькую дорожку к подъезду. А ведь благодаря их неусыпным взорам и почти комсомольской активности у нас почти никогда не бывает проблем с парковками! Почему–то раньше я об этом не особо задумывался, а теперь словно осознал, сколько добра можно сделать просто одним желанием изменить мир вокруг.

Улыбаясь от этой мысли, я проверил почту — опять целая куча счетов, на оплату которых нужно будет потрошить кредитку. Потому что зарплата приходит на целую неделю позже, чем нужно, и с этим ничего не поделать. А владельцы квартиры будут ругаться, если оплата не придет вовремя — вот, кстати, и им нужно уже перевести деньги за следующий месяц. И пусть! Удивительно, но все это меня не просто не раздражало — мне было глубоко плевать, потому что история с масками легко и непринужденно задвинула бытовые проблемы на второй план.

Войдя в квартиру, я щелкнул выключателем в прихожей, с закрытыми глазами вдыхая аромат индийских специй. Мне их подарили родители еще на новый год, и я просто забросил вонючий, как мне тогда казалось, мешочек в антресоль. Но теперь они навевали образ старинного корабля, что вез ценный груз в Европу — удивлять почтенных англичан, французов и итальянцев диковинным вкусом заморских трав. Сатиров мне в душу, я ведь даже вкус моленой воды на губах почувствовал!

Открыв глаза, я вновь очутился в прихожей с потертым линолеумом и с драными отходящими от стен обоями. Но на душе моей было как никогда спокойно. И это ведь не эйфория от обманчивых надежд, сейчас я как никогда уверен, что изменю свою жизнь к лучшему!

А еще обязательно оставлю свой след в этой и, возможно, в другой вселенной! Как Бэтмен… Последняя мысль пришла в голову, когда в окно с глухим стуком ударилась шебутная и взбудораженная от еще не севшего солнца летучая мышь. Много их тут, кстати, стало в последнее время…

* * *

— Чаю, может быть, кофе? — явно по привычке предложила полноватая проводница в возрасте, проверив билет Виктории.

— Нет, спасибо, — ответила девушка, и ее тут же оставили в покое.

В купе она была одна, и это придавало спокойствия. Выдержать постоянную болтовню одного из своих спутников она бы не смогла. И почему некоторые мужчины бывают столь говорливы? Обычно в этом упрекают женщин, не задумываясь, что словесное недержание свойственно обоим полам. Главное, чтобы никто в дороге к ней не подсел — девушке очень хотелось побыть в одиночестве.

Город, куда ехала Виктория, был ей незнаком. Раньше что–то слышала краем уха, но не интересовалась. Впрочем, и Ярославль, который она покинула без сожаления сорок минут назад, не захватывал ее внимание. Как и Барнаул.

Все города, по ее мнению, были похожи. Те же дороги, дома с претензией на красоту, загазованность. Ничего интересного и тем более необычного. Даже театры, выстроенные примерно в одинаковом стиле с неизменной антисценой, не могли растопить ледяное сердце Виктории. Ледяное, конечно же, в переносном смысле.

Сколько девушка себя помнила, ей нигде не было по душе. Словно бы вся страна или даже весь мир были чужими. И дело не в маске, которая выдавала в ней потомка исчезнувшей цивилизации. Она странным образом не испытывала общей для все обладателей образов тоски по утерянной родине. Сколько раз она была в рейдах? Три десятка? Сорок? Виктория давно сбилась со счета. Но в каком бы месте ни открывался портал, она не разделяла этой странной радости всех остальных масок. Особенно новичков. И именно по этой причине некоторые относились к ней с настороженностью. Однако девушке было плевать.

Она закрыла глаза и снова увидела этот странный повторяющийся сон. Темнота, теснота, странный мясной запах и теплые стены, которые казались мягкими, но неприступными — Виктория вновь отчаянно пыталась выбраться, испытывая почти животный страх, но ей это не все никак удавалось. А раньше ведь получалось практически сразу! На этот же раз она уже почти выбилась из сил, когда услышала глухие шаги. И это словно придало ей бодрости! Девушка принялась колошматить в мягкий потолок, он начал поддаваться… А потом неожиданно прорвался, обдавая Викторию теплой жидкостью — судя по характерному запаху, опять кровью. Ничего нового.

Она встала в полный рост, огляделась по сторонам, посмотрела себе под ноги. Место, откуда она в очередной раз смогла вырваться, было все тем же шевелящимся кожаным чемоданом, и девушка опять прорвала одну из его стенок, будто живую ткань. Виктория была полностью обнажена, и ее тело покрывала липкая красная кровь. Слева и справа угрюмо нависали кирпичные стены, а из темного коридора впереди надвигался силуэт человека. Все, как всегда. Сейчас он увидит ее и, закричав от ужаса, убежит прочь. Однако что–то все–таки было не так… Человек почти дошел до нее, и хоть лица его было почти не разглядеть, лишь в общих чертах, Виктория понимала, что он не опасен. А еще — что он не испугался ее.

— Рано, — отчетливо проявилась в ее голове мысль. — Он еще не пришел.

Испугавшись, что ее сейчас вновь упакуют в кожаный чемодан, Виктория инстинктивно дернулась в сторону замершего незнакомца, который мог ее спасти… и проснулась вся в липком поту. Мерно постукивали колеса, за окном проносились столбы и шел густой белый снег. В купе по–прежнему никого не было.

Глава 7. Труппа Гершензона 1

1924 год, Тверь.

— Готовы, товарищи пролетарские актеры? — молодой режиссер в круглых очках и с таким же круглым лицом, пышущим революционным пламенем, осмотрел команду, с которой ему предстояло пройти за грань и отвоевать для молодого государства рабочих и крестьян кусочек иного мира. Древнейшей родины, которая в его представлении однажды достигла торжества коммунистической идеи. И если бы не коварные хутхэны, эти недобитки, в далеком отечестве все было бы по–другому.

— Всегда готовы, товарищ главреж! — звонко отозвался Труффальдино, он же Васька Корчагин, и остальные подтянулись за ним стройным хором. — Ну что они там, когда начнут?

— Все под контролем! — режиссер вскинул правую руку вверх, копируя жест товарища Ульянова–Ленина. — Старик Северодвинский принял революцию, и сомнений в его верности трудовым идеалам нет. «Закат» Исаака Бабеля был верным выбором, пролетариат поддержит нас своей зрительской энергией, и дорога в утерянный мир откроется.

— Ура! — лица актеров светились неподдельной радостью. Сколько десятилетий они бились с хутхэнами, но одерживали лишь незначительные победы. А сейчас этот молодой талантливый парень Абрамка Гершензон, обладатель маски Панталоне, поведет их в тяжелый, но праведный бой, способный ускорить бег истории. Ведь если Северодвинский прав, и обилие энергии, которую они копили больше месяца за счет постоянных выступлений, откроет портал в нужное место, они смогут по–настоящему там зацепиться. Видимо, революция в России была по–настоящему необходима носителям масок, истосковавшимся по далекой родине…

Абрам еще раз окинул взором свою команду. Почти все актеры из старой, еще дореволюционной труппы остались верны театру и делу возвращения домой. А после того, как скинули старый режим, на сцену открылась дорога молодым маскам, способным горы свернуть одним лишь энтузиазмом. И на них вкупе с опытными актерами сейчас вся надежда.

Васька Корчагин, обладатель двадцати процентов маски Труффальдино, Елена Горячая, блиставшая еще при царе своим образом Клариче, Павел Аполлонов, он же Бригелла… И все остальные, каждый из десяти носителей масок, были готовы на смелую авантюру с прорывом в опасный район старого мира. Ведь именно там, где все кишит хутхэнами, находится самое ценное — склады оружия и, не исключено, запасных масок. Даже если эти твари уничтожили сами личины, они вряд ли догадывались о возможности восстановления их производства.