Юля Лемеш - Чертов angel Страница 24

— Или этот, следующий? Блин, как же его звали? Ты тогда после развода куда-то уехала. Я точно помню.

— Полковник, ты совсем охренел. Я тебе хоть раз врала? Мальчик с улицы. Как и у всех, у него не могло не быть родителей. Остается надеяться, что кто-кто, а ты уж наверняка все выяснишь. Будь добр, только воду не мути своими нелепыми догадками, без твоих фантазий тошно. Меня в эту бодягу с припрятанными детьми не путай.

— Ну-ну.

Полковник был мастер многоходовых комбинаций. Со скоростью, завидной даже для компьютера, он просчитал с десяток возможных сценариев развития данной ситуации, выбрал саму беспроигрышную и для себя уже все решил. Он хитро поглядывал на красивую Нюсю, в который раз прикидывая — светит ли ему, или шансов ноль. Решив, что желаемая взаимность пока маловероятна, достал ручку, записав в потрепанный блокнот скудные сведения анкеты Олега.

— А про Ирку твою что слыхать? Судя по всему, дело швах. Сплетни по городу ползают невеселые. Бизнес забросила. Ходит как лунатик. Совсем баба с глузду съехала. Говорят, отощала, как мумия. Эта мода на дистрофиков кого хочешь до цугундера доведет. Прикинь, я недавно жену своего служивого в больничку пристраивал. Баба прочитала на бутылке с моющим средством, мол, расщепляет жиры. Стала тайком употреблять по столовой ложке перед едой. Похудела, конечно, только вряд ли выживет. Ты как к моде на дистрофиков относишься? Мне, лично, нравятся такие, как ты, чтоб в теле. Вкусные, сочные.

— Я не толстая, — срочно обиделась Нюся.

Полковник вдруг наклонился к Нюсиному предплечью и отважно прикусил его зубами. Нюся взвизгнула.

— Не ругаться! Я, может, всю жизнь этого хотел, — сообщил он победоносно.

— Дурак ты, хоть и полковник.

— Да, я такой. Может, повторим?

Оказаться искусанной плотоядным представителем власти Нюсе не хотелось. Но она из корыстных соображений подставила шею, позволив облобызать ее нежным и удивительно мягким поцелуем. Внутри что-то предательски екнуло. Еще секунду они глядели друг другу в глаза, а потом весело рассмеялись. Правда, смеху полковника недоставало искренности.

Пока Нюся разводила дипломатию с полковником, Олег бесцельно метался по дому, переживая ответственный момент. Он сам не понимал, что ему хочется больше: остаться здесь навсегда или снова рвануть в поисках приключений.

Свобода — болезнь заразная, просто не все это понимают. Бродячая жизнь манила мальчика неясными перспективами, сдобренными приправой из абсолютной независимости. Отягощенной грядущими болезнями, хроническими драками и, что самое существенное, поисками пропитания. Кроме того, на горизонте маячил скелетообразный призрак зимы. Олег знал, что немногие доживают до тепла. Процентов двадцать, не больше. А те малолетние счастливчики, что пережили трескучие морозы, заранее знали, что шансов вытянуть счастливый билет и достичь совершеннолетия нет ни у кого. Дети мерли как мухи, в чем ничуть не уступали взрослым бомжам.

Помирать Олегу не хотелось.

Не меньше не хотелось в детский дом.

Еще ему не хотелось стать после обморожения безногим инвалидом, метровской побирушкой.

К «нехотениям» также относилось лишение таких приятных запчастей, как почки или печень, где бы они ни находились и для чего бы ни служили. Мало ли какой барыга позарится на его ливер? Представив себя на операционном столе, жалкого, беззащитного, распластанного как лягушка, а какой-то зверского облика мясник с довольной красной рожей потрошит большим ножом голое, окровавленное, но такое родное тело… Бррр! Олега передернуло.

Радужные составляющие беззаботных странствий поблекли, как плохая краска на солнце.

С другой стороны, как ни крути, Нюся казалась ему вовсе не диктатором. Скорее крупной девчонкой, с которой вполне можно подружиться. Что касаемо Кото, Олег так и не составил о нем окончательного мнения. Странный парень. Сказать, что равнодушный, вроде язык не поворачивается. Но порой, кажется, что так не живут, а смотрят кино по телевизору. Познавательно документальное кино. Например, про захватывающие трудовые будни птиц шалашников, или про интриги вольных бегемотов, или про рыбью коллективную любовь. Или про жителей маленького российского городишки.

В данный момент Кото флегматично наблюдал метания Олега, ненавязчиво корректируя это броуновское движение в сторону разговора по душам. Было очевидно, что мальчика тревожило что-то еще, кроме проблемы оседлости. Его просто распирало от желания поделиться новой для него заботой.

Сотворив самое бесстрастное лицо в мире, Кото заваривал чай, мимоходом задавая бессмысленные на первый взгляд вопросы. Он считал, что чаепитие всегда располагает к откровенности. Наконец, тактика искреннего равнодушия сработала, мальчишка не выдержал, рассказав всю правду.

До сих пор никто не потрудился просветить Олега о запутанных взаимоотношениях полов. Насколько он разбирался в девочках, с ними лучше вообще не иметь дела. В смысле любовь-морковь. Изредка из девчонки может получиться неплохой товарищ по несчастью. А вот как быть в мирной обстановке?

Кото совершенно естественным образом беспокоился, слушая рассказы Олега про Анечку, которая с согласия родителей пригласила мальчика на день рождения. Побудительный мотив предков Анечки заключался в банальном любопытстве и желании сблизиться посредством дружбы детей с зажиточной соседкой.

— Она такая особенная. Что ей подарить? — в сотый раз нервозно спросил Олег.

— Животное?

— Например?

— Кота.

— У них есть.

— Тогда хомяка, — с затаенной надеждой предложил Кото.

Он видел такого зверя по телевизору.

— Кот ухомячит хомяка, — благоразумно решил Олег.

— Тогда — рыбок. Ах ты, незадача какая, кот их съест. Тогда — собаку. Собака съест кота, и мы тут же подарим хомяка.

Олег невежливо покрутил пальцем у виска.

— Ты псих или прикидываешься?

— Не нравятся мои советы — нечего спрашивать. Лучше у Нюси спроси, она тоже женщина, ей виднее. Кстати, а где она?

В пылу спора они потеряли счет времени, а теперь поняли, что хозяйка куда-то бесследно запропастилась.

Невзирая на трудности, Нюся, закончив дела, решилась на неслыханный подвиг. Который заключался во вторжении в чужую личную жизнь. Как-то так исторически сложилось, что в большинстве случаев девушки дислоцировались в Нюсиной обители. Вероятно, из-за нежелания Ирины афишировать хронический беспорядок, или просто потому, что она считала свой дом частью самой себя. А кому приятно, если посторонние глаза рассматривают твое нутро? Кроме того, Ирина обжилась в доме Нюси ничуть не хуже, чем в своем, чему в немалой степени способствовали Нюсин легкий характер и умение готовить.

Борясь с нехорошими предчувствиями, Нюся не спеша подходила к Ирининому дому. Зная сложную натуру подруги, она, прихватив по дороге пакет еды, пошаталась поодаль для приведения себя в состояние бодрой решимости и теперь звонила в знакомую дверь.

— А, это ты, — рассеянно приветствовала Ира Нюсю.

В доме пахло затхлостью и, почему-то, мышами. Цветы завяли прямо в горшках, своими трупиками навевая мысли о покойницкой. Торжествовали только откормленные пауки с выводками паучат. Одна супружеская пара не постеснялась свить сети прямо над самым порогом.

На Ирине были несвежие белые носки и едва прикрывающая зад мятая-перемятая красная бесформенная футболка с золотой надписью «VERSACE» под не менее золотым кругом, в котором красовалась странная синяя рожа. Были ли под футболкой трусики, Нюся не поняла, поэтому стыдливо отводила взгляд, предпочитая обозревать приятельницу исключительно выше пояса.

— Ты, случаем, не заболела?

— Так, подташнивает немного…

Ирина молча выхватила пакет и сутулясь пошла в сторону гостиной. Где принялась выгружать продукты на захламленный стол.

— Что тут у тебя? Курица? Ветчина? Сыр? Я все это теперь не ем. У меня диета. Секс полюс кекс. Шучу. А вот за помидоры спасибо. Хлеб тоже забери себе. Там сплошные углеводы. Жаль, овсянку ты не догадалась захватить… Овсянка — это наше все. Ее даже есть не надо. Запаришь кипятком, а потом водичку выпьешь. Помогает. Посмотри — похудела на четыре кило, и это не предел.

— Ты на сушеный огрызок от яблока похожа.

— Сама ты… Говорят, ребенком обзавелась? Стырила у кого? Не пыхти. Завела и завела. Кому какое дело. Ну, флаг тебе в руки. Хапнешь еще горюшка. Теперь никакой личной жизни. Одни заботы и никакой благодарности. Что пялишься, будто сама не знаешь, что я правду говорю. Подгузники-фигузники, бессонные ночи…

Нюся временно потеряла голос, чем снискала одобрение Ирины, которая посчитала молчание знаком согласия. Она вообще умными считала только тех, кто с ней не спорил.

— Да вижу я — ты сама уже не рада, так что переиграй все, пока не поздно. Импульсивная ты наша. Вечно, сначала сделаешь, а потом расхлебываешь. Неужели тебе вдруг захотелось возиться с пеленками-распашонками?