Артем Михалев - Темное сердце Страница 3

— Держись, чешуйчатый. — Шепот вырвался в перерывах между атаками, когда стало уже совсем хреново.

Будь у меня тело, я бы замер как вкопанный. Сколько я ни пытался говорить вслух за время своего вынужденного заточения, у меня ни разу не получалось. Впервые я отчетливо слышал собственную речь, и это чуть не стоило нам жизни. Удивление было так велико, что я едва не проворонил следующий удар. И следующий. Словно почувствовав слабину, тварь усилила натиск, выжимая меня из собственного тела. Откуда-то извне прорывались ощущения, далекие голоса, нарастала боль. Схватка вошла в финальную фазу. Удары сыпались градом, а мы держались только благодаря сплаву человека и оборотня. Что ни говори, а Ящер — живучая тварь. Гораздо сильней, чем просто Александр.

— Последний удар. Обещаю! Еще один — и все!

Сжавшись в комок, из последних сил создав несколько острых лезвий вокруг собственного разума, я приготовился к очередной атаке. Приходилось уговаривать себя, чтобы шевелиться. Не пойму, почему мы до сих пор живы. Пауза между ударами затянулась. Словно через плотный слой ваты донеслись слова снаружи:

— Все. Чуть… — И дальше неразборчиво.

Но даже этой короткой фразы хватило, чтобы я узнал голос Женьки. Теперь все будет хорошо. О собственной улыбке я скорей догадался, чем почувствовал. Потому что в этот момент плотину ощущений наконец прорвало, и нас затопило волной образов, звуков и ощущений. Какофония оглушала. Тело вернулось законному владельцу.

— Теперь все будет хорошо, друг, — повторил я. — Женька, она поможет.

Последнее, что я помню — отчетливый мазок длинного, шершавого языка по лицу. Острого, как мелкая наждачка.

Ощущение дежавю накатило сразу.

Я не в первый раз просыпался привязанным к кровати, и что-то мне подсказывало — не в последний. Возникло у меня такое нехорошее предчувствие. Оглянись я вокруг, и чувство тревоги унялось бы мгновенно. Вполне себе мирная картина: чистая палата, легкий полумрак, все белое и пахнет медикаментами. Если бы не кожаные ремни на щиколотках и запястьях — и вовсе было бы хорошо.

Но сознание включилось не сразу, и тело, еще не отошедшее от кошмаров длительного заточения, отказалось мириться с неволей. Первая реакция была вполне естественной — я начат вырываться. Даже у больного и раненого оборотня силы вдесятеро против человеческой. Особенно если обманутые чувства вопят, что тебя загнали в угол. Звери не любят клеток, цепей и ошейников. Это закон, который гонит новорожденных оборотней прочь из города. Бурлит в их крови жажда свободы, желание разорвать вяжущее по рукам и ногам чувство ошейника. Слишком много «нельзя» вокруг, слишком много «должен». Животная природа бунтует там, где человек способен сдерживаться десятилетиями.

Одним словом, рвался я что есть мочи. Не знаю, к чему бы это привело, ремни были явно не простые, да и кровать, похоже, варили из обедненного урана — от моих усилий она даже не качнулась. Остановил меня тихий голос из угла комнаты:

— Тише, Саш. Успокойся.

Женьку я узнал сразу. И очухался достаточно, чтобы оглядеться и немного прийти в себя. Попытался улечься поудобней, чтобы держать собеседницу в поле зрения, но, к сожалению, кровать не была рассчитана на такие подвиги. Поняв мои затруднения, Женя подхватила стульчик и подсела поближе. Некоторое время мы молчали. Я пытался собраться с мыслями, а она — мне не мешать. Царящие в палате сумерки напрягали меня до невозможности. Поежившись, я попросил:

— Свет включи. Неуютно.

Девушка даже не пошевелилась, но в тишине раздался оглушительный щелчок выключателя. Мгновение позже, лихорадочно заморгав, вспыхнули лампы. Не ожидая такой оперативности, я некоторое время пытался избавиться от разноцветных пятен перед глазами.

— Привет. — Я кашлянул. — Почему меня сковали? Опять что-то натворил? Ничего не помню.

— С тобой лучше перебдеть, — грустно улыбнулась девушка. — Как ты вообще умудрился подцепить эту заразу, а?

— Угу, — чуть невпопад согласился я. — Мерзкая тварь. Ты даже не представляешь насколько.

— Почему же? Я всю неделю провела рядом с тобой, пыталась найти лекарство. Как будто у меня других дел нет.

Лекарство. Судя по невеселому тону — не очень успешно. Я жив, но в животе отчего-то скрутило жгутом. Не хочу спрашивать. Боязно. Потом.

— Как вы тут? — тихо спросил я. Стыдиться вроде бы нечего, а вот поди ж ты — стыдно. Зуб даю, даже уши покраснели.

— Затишье. Кровососов большей частью выдавили из города. Теперь князья осторожно забрасывают удочки на предмет мировой. Высшие, что ты хочешь?! Твари! Не привыкли прятаться по канализациям! Власов собирается их помиловать. Правда, прижучим мы их всерьез, но воевать до полного истребления уже бессмысленно.

— С чего вдруг такие перемены? Помнится, Церковь кипятком… — Я осекся под укоризненным взглядом Василька. Пришлось поправиться: — Ну, в смысле до последнего упыря.

— Волна прошла. И, Саш, ты бы с Церковью полегче. Они что-то тобой интересоваться начали, а это не к добру. С чего бы это, а?

— Утопят в святой воде? — уточнил я, пытаясь скептически шевельнуть бровью. Судя по выражению лица Женьки, картинка получилась занятная. — Переживу как-нибудь. Что там с Волной?

— Пока не ясно. Слухи, сплетни и никакой конкретики. Похоже, вампиры научились обращать простых людей. Не все, конечно, только немногие из высших, но нам и этого хватает. Волна же. Ждем. Может, еще что новенькое нарисуется. Думается мне, что ритуал Графа сильно подстегнул процесс. Короче, аналитика пока молчит.

— Весело, не то слово. Развяжешь?

Вместо ответа девушка поднялась со стула и принялась отстегивать браслеты. Змеящаяся по ним серебряная вязь вызывала во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я помнил, что серебро служит для защиты от любого негатива, с другой — мне жутко хотелось сорвать его с себя. И изорвать в клочья. Картинка разрушений оказалась такой сладкой, что в груди приятно защемило. Удовольствие длилось всего несколько секунд, а затем меня так встряхнуло, что я чуть не взвыл. Пробежавшая по телу горячая волна оказалась неожиданно болезненной.

— Работает, — удовлетворенно кивнула Василек.

— Твои штучки? — Вырвавшееся из горла злобное шипение напугало меня самого. — Ох, ни фига себе.

— А ты думал, все закончилось? Это еще цветочки. Сосед тебе достался — не приведи господь.

В этот момент открылась дверь в палату, и из коридора донесся жизнерадостный голос:

— Не поминай имя Его всуе, женщина.

— Отец Илларион, — поморщилась девушка. — Я же просила вас не заходить, пока не позову.

— Простите, Евгения. — Одетый в рясу мужчина попытался придать лицу виноватое выражение. Получилось не слишком хорошо, но он не особо и старался. — Тьмой шибануло. Сильно его дергает, даже отсюда почувствовал.

— Все с ним будет хорошо, — резко ответила девушка. — Я гарантирую.

— Только не держите меня за врага. Я был уверен, что вы подсовываете нам липу, лишь бы отвязаться. Теперь вижу, что ошибся. Прошу меня простить.

— Помогайте, раз уж пришли. Застежку заклинило. — Женя повернулась ко мне: — Знакомься, отец Илларион — твоя новая нянька.

— Можно просто Игорь, — тут же поправил священник, протягивая мне руку.

Рукопожатие не удалось, виной тому была заклинившая застежка. Да и желания особого не было, откровенно говоря. Церковь хоть и считалась нашим союзником, но вызывала во мне противоречивые чувства. Особенно после знакомства с сестрой Эльвирой. Если я не ошибаюсь, московская ведьма состояла именно в этой организации.

Заметив свою оплошность, Игорь двумя резкими движениями отстегнул заклинивший замок, выпустив меня на свободу. Потирая запястья, я все же пожал ему руку. Неловко как-то — взрослый человек, смотрит так доброжелательно, улыбается. Меня просто накрыло уверенностью, что со мной играют как с ребенком. Волну раздражения погасить не удалось, и меня скрутил очередной приступ.

— Саш, прекращай дергаться. Ты себя поломаешь.

— Жень, если эта хреновина срабатывает на негативные эмоции, ты не могла бы ослабить чувствительность? — сквозь зубы прошипел я.

— И не надейся. Не хватало еще, чтобы ты кому-нибудь голову оторвал? Потерпи немного, это пройдет. По крайней мере, ослабнет со временем. Заклинание внутри тебя еще слишком активно. Да, кстати, не пытайся сменить форму. Мои рисунки этого не допустят.

— Какие еще рисунки?

— Нам пришлось разукрасить тебя серебром, чтобы ослабить вселившуюся мерзость и запереть ее внутри.

От моего рывка пуговицы с пижамы разлетелись в стороны. Все верно, та же серебряная вязь, что была на ремнях кровати, спускалась вниз, покрывая чуть ли не каждый сантиметр моего тела. Ох ты ж! Что же тогда у меня на лице? С кровати я спрыгнул, панически озираясь в поисках зеркала. Ехидно улыбаясь, Женя крикнула мне в спину: