Агитбригада (СИ) - Фонд А. Страница 31

Она убежала из дома, и я остался один. Умопомрачительные запахи были столь чудесны, что, недолго думая, я принялся насыщаться. Я не ел, я жрал. Точнее обжирался. Я навалил в миску с борщом целых три ложки сметаны. На кусок хлеба я положил сразу несколько кусков сала, один на другой.

Немного насытившись и утолив первый голод, я таки хлопнул стопочку самогона. Для пищеварения. Хоть мне в этом теле было всего пятнадцать лет и пить вроде как ещё и не стоит (да и вообще не стоит), но уж больно еда была вкусная. Да и для дезинфекции тоже не помешает, а то живу в непонятной халупе, где с гигиеной не ахти, Барсик спит рядом, а кто его знает, какие гельминты там у него.

В общем, аргументацию я составил, так что хлопнул с удовольствием. В голове приятно зашумело. Я теперь понял Гришку, который предпочитает каждую ночь ночевать у вдовушек на селе.

— Ну вот, — Анфиса вернулась в дом, когда я еще даже не приступил к вареникам. — Я же говорила, что быстро управлюсь.

Она показала мне мокрый свёрток.

— Только знаешь, ты его сушиться домой забирай, а то если отец увидит… сам понимаешь…

Я понимал. Где мне это сушить я тоже представлял слабо, но что-нибудь придумаю. В крайнем случае совру, что спасал Анфису на болоте и измазал в грязи и решил застирать. Думаю, прокатит.

— Спасибо, красавица, — благодарно улыбнулся я.

— Давай я тебе ещё вареничков подложу, — зачирикала Анфиса, опять подмигнула и налила ещё по стопочке, — ну, давай за наше знакомство!

Я вторую пить так-то и не хотел, но отказываться было не удобно, и я хлопнул свою стопку тоже.

— Закусывай варениками, — хихикнула Анфиса и подала пример.

Минуты три мы усиленно жевали вареники, обмакивая их в густую сметану.

— Гена, ты квас будешь? Ох, у меня и вкусный квас… мммм… — нараспев сказала Анфиса.

— Буду, — ответил слегка окосевший с непривычки к спиртному я.

— Ага, сейчас, — Анфиса наклонилась мимо меня, чтобы достать кувшин с квасом, который стоял на полке за моей спиной. Она случайно коснулась моего плеча грудью, и я позабыл о квасе.

— Мы с мамкой делали, — похвасталась Анфиса, налила мне в кружку кваса и опять потянулась мимо меня, чтобы поставить обратно, опять прикасаясь грудью.

Непроизвольно мои ладони вдруг очутились на её упругих ягодицах. Анфиса замерла, затем чуть потёрлась и хрипло прошептала:

— Иди сюда…

Квас мы так и не попробовали.

Ближе к вечеру я сидел в нашем дворе на завалинке и пытался проволочкой аккуратно прикрутить разрисованную табличку с транспарантом к длинной палке. Проволока была изрядно ржавая, гнулась плохо, табличка была неаккуратно раскрашена гуашью и требовалась изрядная сноровка, чтобы не размазать буквы. А ведь Клара велела сделать аж восемь таких транспарантов.

Хоть задание и было неприятным, но дурацкая, абсолютно довольная улыбка не сходила у меня с лица. Всё вышло хоть и сумбурно, но было великолепно, а потом Анфиса, поцеловав, быстро вытолкала меня из дома, со словами: «Ой, сейчас же батя с мамкой приедут. Иди, давай».

И вот я сижу на завалинке, а мысли мои там, у Анфисы. Девка — огонь. Мы договорились встретиться завтра в обед, на том же болоте. И я заранее предвкушал эту встречу, как пятиклассник какой-то (хотя Генка по возрасту недалеко ушел).

Рядом возле меня сидел Жоржик и мастерил какую-то приблуду для телеги. Люся и Нюра подшивали подол театрального платья. Зубатов вышел из дома, зыркнул на меня и обратно скрылся в доме. Он уже вернулся из больнички, ему там дали укол, надавали порошков, и он был злой на весь мир и на меня в особенности.

Скрипнула калитка и заглянул Пётр, он был одним из двух комсомольцев на Вербовке, и Гудков возлагал на него большие надежды по организации колхоза и сельского клуба.

— Здаров, Петь, — поприветствовал гостя Гудков, который как раз вместе с Зубатовым и Гришкой Карауловым вышел покурить. — К лекции сегодня ваши готовы? Все придут?

— Да какая там лекция! — воскликнул Пётр, — вы что последних новостей не знаете?

— А что случилось? — спросил Зубатов.

— Да Анфиску нашли мертвой!

Табличка с грохотом выпала из моих рук.

— Утопилась-таки? — севшим голосом спросил Гудков.

— Голову ей кто-то разбил.

Глава 13

— И этим самым пролетариат взял в собственные руки борьбу с отжившими религиозно-церковными идеологиями, являющуюся одним из важнейших средств классовой борьбы… — Зубатов говорил уже битый час вместо отведённых ему на лекцию тридцати пяти минут.

Нет, я понимаю, что нужно было чем-нибудь «занять эфир» вместо Нюры, которую известие о гибели Анфисы вывело из работоспособного состояния.

В общем, Нюра осталась рыдать дома, а Зубатов пошел читать лекцию за себя и за неё. А меня подрядили ему в помощники: раздавать и собирать дидактический материал и раздаточные картинки. Ну и тащить ещё туда и обратно (естественно Зубатов мне не помогал).

Гудков с агитбригадовцами, как комсомольцы, отправились разбираться с ЧП, девушки остались плакать, ну а вот мы теперь тут, в сельском клубе (клубом назвать маленькую избушку с подслеповатыми окнами, в которой воняло заплесневелой древесной трухой и пылью, было сложно, но уж как есть).

Меня аж трясло всего внутри! Чёрт! Меня отправили сюда и даже слушать не стали! Как же плохо быть подростком! Никто серьёзно не воспринимает, зато работой завалить все норовят.

Я таскал, подавал, раздавал, собирал, перекладывал кипы бумажек и листочков, а сам, мыслями, был там, у пруда. Как сказал Пётр, именно там убили Анфису.

— Религия имеет своей задачей отвлечение пролетариата от его жизненных интересов… — упорно бубнил дальше Зубатов, стоя за декоративной трибункой, сбитой из фанеры.

В другое время я бы посмеялся или повозмущался над этим бредом, но сейчас мои мысли занимал единственный вопрос — как и что мне делать? Наконец, Зубатов дочитал вежливо позёвывающим крестьянам руководящие антирелигиозные тезисы и народ, взбодрившись, потянулся к выходу, стараясь поскорее покинуть душное помещение и общество душного лектора.

— Собери здесь всё и отнеси на бригаду, — велел мне Зубатов демонстративно пренебрежительным тоном, а я и так был в таком состоянии, что мог сейчас взорваться от малейшего слова.

Пришлось взять себя в руки:

— А ты? — выдавил из себя я.

— Не твоё дело! — вспылил он.

— А если Гудков спросит?

— Скажи, агитировать пошел, — отрезал Зубатов, давая понять, что всё, разговор закончен.

Не буду говорить, как сильно я обрадовался, что не придётся идти с ним вместе. Торопливо собрал все бумажки в большую стопку, подвязал холстиной, закинул на плечо и вышел во двор, с облегчением вдыхая свежий воздух, чуть горьковатый от запахов палой осенней листвы. Я решил идти по другой дороге, чтобы заскочить туда, к болоту, может, удастся разузнать хоть что-нибудь.

По дороге домой я повстречал Сомова, который шел навстречу. Увидев меня, он разулыбался:

— Здарова, Генка! — видно было, что он рад меня видеть, — ты откуда и куда?

— Здравствуйте, Герасим Иванович, — вежливо ответил я, в душе досадуя за задержку, — из клуба иду, домой уже. Зубатов там лекцию читал, а я вот помогаю.

— Лекцию? — усмехнулся Сомов, — селянам эти лекции как мёртвому припарка, но всё равно все ходят. А знаешь почему?

— Почему? — проявил вежливость я.

— А других развлечений в деревне и нету. А тут хоть какое-то оживление. Вот и ходят.

Я не знал, что ответить, стоял и думал, что бы такое сказать, чтобы вежливо было.

— Ты это… — сказал вдруг Сомов, закашлявшись.

— Что? — не понял я.

— Погоди, — остановился Сомов и, оглянувшись вокруг, тихо сказал, — а что тебе ещё снилось?

— Да ничего вроде, — сначала не понял я (мыслями был там, рядом с Анфисой).

— Я о том сне, где мой прадед… — терпеливо принялся объяснять Сомов, — он ещё что-то говорил?