Товарищ "Чума" 3 (СИ) - lanpirot Страница 34

Так что, возможно, скоро факт моего «послезнания» превратится из «золотой королевской кареты» в самую настоящую «треснувшую тыкву», не дожидаясь полуночи — сам мир безвозвратно изменится. И причиной этого изменения послужит никто иной, как Виктор Чумаков. То есть я…

— Да — со мной всё в порядке, — ответил я, вновь присаживаясь на своё место за столом. — Я ведь под ножом хирурга не был. Сам как?

— Терпимо, — отозвался дед, разглядывая шов в зеркало. — Думаю, что с заданием справлюсь… Спасибо, Глафира Митрофановна! — поблагодарил он мамашку, даже приложившись губами к её руке.

И когда это он успел набраться подобных аристократических манер? Не иначе, как в спецшколе НКВД. Ну, да, чтобы косить под немецкого офицера в самом скопище этих вояк, надо чтобы поведение едва ли не на подкорке записалось.

— Да ладно вам, товарищ Янус… — Глафира Митрофановна неожиданно окинула деда очень теплым взглядом из-под приопущенных ресниц. — Это ведь даже на нормальную операцию непохоже — так, мелочь…

От этого брошенного ею взгляда у меня по душе словно каким-то наждачком прошлись. Типа, не трогай — моё! Блин, даже не смотря на всю кровавую мерзость и грязь войны, долгое воздержание на меня, да и на моих женщин плохо действует. Как бы потом всё это не спровоцировало настоящий ядерный взрыв в одной очень маленькой ячейке советского общества, пусть и уединенно живущей где-то на отшибе.

— Вот в таких мелочах, Глафира Митрофановна, — ответил дед, — и проявляют себя настоящие профессионалы своего дела! А вы — лучшая, из тех, кого я встречал!

Ну, вот, опять! Двойные фразы, двойные смыслы… Надо заставить себя не думать обо всём этом. Ведь мой старикан, наверняка, совершенно иное имел ввиду… Или нет? А насчет мелочей — он прав: даже дьявол, и тот кроется в деталях[1]. А для настоящего разведчика внимание даже к незначительным деталям должно быть на высочайшем уровне.

— Ну, что, — дедуля взглянул на часы, — пора мне уже. И так задержался дольше, чем планировал. Как бы немцы не хватились моего отсутствия.

— Не должны, вроде… — мотнул я головой. — В такую гадскую погоду даже собак на улицу не выгоняют.

— Да какая же она гадская? — удивленно произнес Чумаков, выглядывая из избы во двор через распахнутое окно. — Так, моросит слегка, и ветер совсем стих.

— Это здесь, в Гнилом Углу погодка «шепчет», — усмехнулся я. — А в самой Тарасовке сейчас настоящее светопреставление творится.

— А тебе откуда знать, товарищ Чума? — Как-то косо посмотрел на меня дед. — Или твоё сверхсекретное биологическое оружие и погоду предсказывать умеет? — И он спрятал в кулак свою ехидную усмешку, сделав вид, что слегка закашлялся.

— Ну, умеет-не умеет, это я сейчас и проверяю… — И словно в подтверждение моих слов в стороне деревни сначала очень ярко сверкнуло, а потом громыхнуло так, что задрожала посуда на столе. — Я же говорил, что у фрицев не всё так безоблачно, как здесь у нас.

Дед опять посмотрел на меня «с прищуром», но я-то знал, что за этим кроется крайняя степень изумления. Хотя, я бы вполне обошелся и без этого своего послезнания — просто все его чувства, выраженные в изменении расцветки ауры, были передо мной как на ладони.

Мой «детектор лжи» с куда более продвинутыми функциями, чем обычный полиграф, вполне себе исправно работал. И я чувствовал, как с каждой полученной ведой, растут и мои способности. Мне осталось преодолеть буквально сущую мелочь, чтобы достичь четвертого чина, и тогда мне станут доступны уже и сами мысли. Пусть самые простые и лежащие на поверхности, но всё-таки.

— Пойдем, что ли, товарищ Янус, — произнёс я, поглядывая в сторону туч над Тарасовкой, с завидным постоянством освещаемых небесным электричеством, — провожу тебя до места, чтобы не заплутал в темноте.

— Да, пора нам… — согласился дед. — Не знаю, красавицы, доведётся нам ещё встретиться или нет… — с тщательно скрываемымсожалением произнес мой молодой повеса-старик. — Но не поминайте лихом!

— А, может, и я с вами? — неожиданно влезла Акулина. — Я пригожусь…

— Нет! — в один голос заявили мы с дедом.

— Война — не женское дело! — добавил мой старикан. — А после войны вы лучше нам детишек нарожайте!

— Хорошо сказал, товарищ Янус! — Вот в чем — в чем, а в этом вопросе у нас с дедом было полное взаимопонимание.

— В общем, поберегите себя, красавицы! — улыбнулся дед очаровательной улыбкой. Я и не знал даже, что он так умеет. Привык с раннего детстве к его амплуа сурового и несгибаемого мужика. — Куда мы в этом деле без вас? Лучше пожелай нам удачи в бою…

Слова деда пробудили во мне воспоминания, и я тихо пропел себе под нос такие знакомые, но еще не написанные строки (теперь и вовсе неясно, будут ли они вообще написаны?):

— И есть чем платить, но я не хочу

Победы любой ценой.

Я никому, не хочу ставить ногу на грудь.

Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда, зовет меня в путь.

Группа крови — на рукаве,

Мой порядковый номер — на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи[2]!

Акулинка неожиданно всхлипнула и отвернулась, видимо, приняв некоторые строчки на свой счёт. Да и Глафира Митрофановна, нервно поджала губы, боясь, чтобы они не дрогнули.

— Что это? — неожиданно резко спросил дед, которого тоже не оставили равнодушными строки Виктора Цоя.

— Песня одного неизвестного автора, — ответил я, «равнодушно» пожав плечами.

И тут меня нахлобучило очередным потоком «ложных» воспоминаний, в которых мы с дедом сидим на пасеке у ночного костра и наяриваем вместе с ним под гармошку его любимые фронтовые песни, среди которых, твою мать, и «Группа крови»! Прости, Витя, но в этой реальности это уже не твоя песня.

Да как так-то? Дернул же меня черт за язык! Это же вообще какой-то сюр! И возврата к прежнему состоянию вещей уже не было. Теперь в моей проапгрейденной памяти нашлись и воспоминания о многочисленных концертах на День Победы.

И во времена моего детства в СССР, и в более поздние времена, уже в современной России, «Группа крови» звучала практически на каждом концерте, наряду с «Давай закурим», «В землянке», «На Берлин» — всех песен я сразу и не упомню, хотя все их знаю наизусть и люблю.

И кто её только не исполнял: и Леонид Утёсов (только представьте себе!), и Марк Бернес, и Эдуард Хиль, и Муслим Магомаев, и Лев Лещенко, и Иосиф Кобзон… Блин, да я всех исполнителей тоже не перечислю! Вот к таким последствиям может привести даже самая незначительная оговорка. Да я был просто в полном ах.е! Даже дар речи на мгновение потерял, пока все эти «картинки», проносились у меня в голове.

Учил же меня дед, чтобы всегда держал язык за зубами, и что болтун всегда находка для шпиона! Но, видать, так и не научил. Да и я никогда не думал, и даже не предполагал, что целый мир может только по «одному» моему нечаянно оброненному слову так перевернуть и искорёжить. Да это просто реальная нереальность!

— Товарищ Чума! Роман! — Дед дернул меня за рукав, выдергивая из оцепенения, вызванного лавиной «незабываемых новых впечатлений». — Ты действительно в порядке?

— В порядке… — потеряно буркнул я. — А ты откуда моё имя узнал?

— Товарищ Чума… — укоризненно протянул мой старикан, указав на татуировку на руке.

— Ну, да… — мрачно отозвался я. — Какой же идиот будет на себе чужое имя набивать? Прости, Иван Степаныч, сейчас соберусь с мыслями и пойдем…

— Вот что, Рома, — необычайно серьёзно произнес дед, протягивая мне руку, — зови меня Иваном. Чего нам меж собой огород городить, когда мы и так друг о друге знаем?

— Логично, Вань, — пожал я протянутую руку деда.

— И это, Ром, если свидимся еще, ты мне остальные слова из той песни напой, — попросил он. — Там ведь больше одного куплета?

— Больше, — со вздохом произнес я. — Обязательно напою…