Кассандра Клэр - Спасение Рафаэля Сантьяго Страница 4

— А ты думаешь, она захочет, чтобы я вернулся домой? — спросил Рафаэль. — В-втаком виде?

Его голос задрожал, а нижняя губа все еще в крови мужчины затряслась. Он ударил себя ужасной рукой по лицу, и Магнус снова это увидел — то, как он в одно мгновение взял себя в руки, суровый контроль над собой.

— Посмотри на меня, — сказал он. — Скажи мне, что она впустит меня в дом.

Магнус не мог ему этого сказать. Он помнил, что ему говорила Гваделупе о чудовищах, которые блуждали в темноте и охотились на невинных. Он думал о том, как она могла бы отреагировать — женщина, которая дала своему сыну крест — на сына с руками в крови. Он вспомнил своего отчима, заставлявшего его повторять молитвы, пока некогда святые слова не стали горькими во рту; вспомнил свою мать и то, как она не могла прикоснуться к нему, как только узнала; и как его отчим держал его под водой. Хотя когда-то они его любили, и он их любил.

Любовь не все преодолевает. Любовь не всегда выдерживает. Все, что у тебя есть, может быть отнято, любовь может стать последней вещью, что есть у тебя, но и ее могут отнять.

Хотя Магнус и знал, что любовь могла быть последней надеждой и путеводной звездой. Свет, пролившийся когда-то, до сих пор сиял.

Магнус не мог обещать Рафаэлю любви его матери, но поскольку юноша по-прежнему ее любил, он мог помочь ему и, похоже, знал, как.

Он прошел вперед по своему ковру и увидел, как вспыхнули темные глаза Рафаэля, вздрогнули от его внезапного целенаправленного движения.

— Что, если она никогда не узнает?

Рафаэль с сомнением медленно моргнул, почти как рептилия.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил он.

Магнус полез в карман и извлек блестящий предмет, держа его в сложенных ладонях.

— Что, если ты подойдешь к ее двери, — спросил Магнус, — с крестиком на шее, который она тебе подарила?

Он выронил крестик, и Рафаэль рефлекторно поймал его раскрытой ладонью. Крест коснулся руки Рафаэля, и он увидел, как парень поморщился, а потом по всему его худому телу пробежала дрожь, а лицо исказилось от боли.

— Хорошо, Рафаэль, — мягко произнес Магнус.

Рафаэль открыл глаза и взглянул на Магнуса — такого маг не ожидал. Комнату наполнил запах горелой плоти. Ему придется купить ароматической смеси.

— Отлично, Рафаэль, — сказал Магнус. — Смело. Теперь ты можешь его положить.

Рафаэль выдержал взгляд Магнуса и очень медленно сомкнул пальцы на крестике. Сквозь пальцы просочились крошечные струйки дыма.

— Отлично? — повторил вампир. — Смело? Я только начал.

Он сидел на диване Магнуса, все его тело выгибалось от боли, а он продолжал держать крестик своей матери. Он не отпускал его.

Магнус переоценил ситуацию.

— Хорошее начало, — снисходительным тоном сказал ему Магнус. — Но потребуется немного больше, чем это.

Глаза Рафаэля сузились, но он ничего не ответил.

— Конечно, — небрежно добавил Магнус, — может, ты не сможешь этого сделать. Потребуется много работы, а ты всего лишь ребенок.

— Я знаю, что потребуется много работы, — сказал ему Рафаэль, чеканя каждое слово. — Только ты можешь мне помочь, а ты не очень-то впечатляешь.

Мага вдруг осенило, что тот вопрос Рафаэля в вампирском отеле «Ты глуп?» был не только выражением отчаяния, но также и самовыражением личности юноши.

Вскоре он узнал, что это также был любимый вопрос Рафаэля.

В последующие ночи Рафаэль приобрел большое количество ужасной черно-белой одежды, отогнал нескольких клиентов Магнуса едкими и недобрыми замечаниями, посвятил свою не-жизнь тому, чтобы дразнить Магнуса, и упорно оставался не впечатленным любой магией, которую демонстрировал ему маг. Бейн предупредил его о Сумеречных охотниках, детях Ангела, которые попытаются преследовать его, если он нарушит их Законы. Он рассказал ему обо всем, с чем он может столкнуться, и о людях, которых может встретить. Перед ним простирался целый Нижний мир, феи, оборотни и магия, но Рафаэля, похоже, интересовало только то, сколько он сможет удерживать крест, как долго он сможет удерживать его каждую ночь.

Вердикт Этты был таков — этого парня ничем нельзя удивить.

Этта и Рафаэль держались друг от друга на расстоянии. Рафаэль открыто и оскорбительно удивлялся, что у Магнуса есть подруга, а Этта, хотя и знала о Нижнем мире, опасалась всех представителей Нижнего мира, кроме Магнуса. В основном, Рафаэль держался в стороне, когда приходила Этта.

Магнус с Эттой познакомился в клубе пятнадцать лет назад. Он убедил ее потанцевать с ним, и она сказала, что к концу песни влюбилась. А он ответил ей, что влюбился в нее еще до начала.

У них сформировалась традиция: под утро, после поздней ночи, во время которой Магнус не мог присоединиться к Этте, она приходила к Магнусу — многие ночи он пропускал из-за Рафаэля — и скидывала свои туфли на высоких каблуках, после долгой ночи у нее болели ноги, но она не снимала свое модное бисерное платье, и они танцевали вместе, шепча друг другу на ухо бибоп[3] и споря о том, под какие мелодии будут танцевать дольше всего.

После первой встречи Этты и Рафаэля девушка была немного молчалива.

— Он стал вампиром всего несколько дней назад, — в конце концов, проговорила она, когда они танцевали. — Ты так сказал. До этого он был всего лишь мальчиком.

— Если это поможет, то у меня есть подозрения, что он был опасен.

Этта не засмеялась

— Я всегда думала о вампирах, как о ком-то старом, — сказала она. — Я никогда не думала о том, как люди могли ими стать. Думаю, это имеет смысл. То есть, Рафаэль, бедный ребенок, он слишком молод. Но я вижу, как люди могут хотеть навечно оставаться молодыми. Как ты.

Последние несколько месяцев Этта все больше и больше говорила про возраст. Она не упоминала мужчин, которые приходили в клубы, чтобы послушать ее пение, которые хотели ее увезти и завести с ней детей. Ей не нужно было.

Магнус понимал, мог читать знаки, как матрос, который знает, какие облака на небе принесут шторм. Его и раньше оставляли, из-за множества причин, и этот случай не был необычным.

За бессмертие приходилось платить, и те, кого ты любил, тоже снова и снова платили. Очень немногие оставались с Магнусом, пока смерть не разлучала их, но приходила смерть или новый этап их жизни, куда он не мог последовать, и они все по какой-то причине уходили от него.

Он не мог винить Этту.

— Ты бы этого хотела? — после долгих раскачиваний, наконец, спросил Магнус. Он не предлагал, но думал, что мог это устроить. Были способы. Способы, за которые нужно заплатить ужасную цену. Способы, о которых было известно его отцу, а он ненавидел своего отца. Но если бы только она могла остаться с ним навсегда…

Повисло еще одно молчание. Магнус слышал лишь щелканье своих ботинок, и мягкое переступание ее голых ступней по деревянному полу.

— Нет, — сказала Этта, прижавшись щекой к его плечу. — Нет. Если бы я могла сделать все по-своему, то мне бы хотелось немного больше времени с тобой. Но мне не под силу остановить для этого часы.

То и дело к Магнусу приходили странные и болезненные напоминания, когда он уже привык к Рафаэлю, как к постоянно раздражающемуся и раздражающему соседу, о котором жалел. Он удивился бы напоминанию о том, что уже знал: что часы Рафаэля остановились, что его человеческую жизнь злобно у него отобрали.

Магнус сооружал новую прическу с помощью бриолина и капельки магии, когда позади него появился Рафаэль и застал его врасплох. Парень частенько так делал, поскольку он обладал тихой поступью вампира. Магнус подозревал, что он делал это нарочно, но так как Рафаэль никогда не улыбался, то было трудно сказать.

— Ты очень легкомыслен, — неодобрительно заметил Рафаэль, глядя на волосы Магнуса.

— А тебе всего пятнадцать, — парировал Магнус.

Обычно Рафаэлю удавалось ответить на все, что бросал ему Магнус, но вместо ответа он получил долгое молчание. Когда Магнус поднял глаза от зеркала, то увидел, что Рафаэль подошел к окну и всматривался в ночь.

— Сейчас мне было бы шестнадцать, — сказал Рафаэль далеким и холодным голосом, как лунный свет. — Если бы я жил.

Магнус вспомнил тот день, когда осознал, что больше не стареет, глядя в зеркало, которое казалось холоднее всех остальных зеркал, как будто он видел свое отражение в осколке льда. Как будто зеркало было ответственно за то, что сделало его образ до такой степени застывшим и далеким.

Он задавался вопросом, насколько отличалось быть вампиром, знать вплоть до точного дня, часа, минуты, когда ты перестал принадлежать общему теплу и изменил курс человечества. Когда ты остановился, а мир продолжил вращаться, не скучая по тебе.

Он не спрашивал.

— Вы, люди, — сказал Рафаэль, который обращался к магам именно так, потому что в действительности он был чародеем. — Вы перестаете стареть случайно, да? Вы рождаетесь, как люди, и всегда остаетесь теми, кто вы есть, но ваш возраст идет как у людей до тех пор, пока не останавливается.