Планы на осень (СИ) - Ильин Владимир Леонидович Страница 4

Я встряхнул правой рукой и повернул наручные часы к свету фонарей — в универ возвращаться поздно, последнюю пару безнадежно прогулял. Мелкого беса уже призвали, он запомнил имена, и на постороннего будет смотреть, как на еду. Впрочем, на остальных он тоже смотрит, как на подписанное меню в дорогом ресторане — но знает, что оно ему не по карману. К концу занятия ему предстоит понять, что еда тут — он сам. И вот тогда уже можно договариваться.

Жаль, еще один контракт мне бы пригодился.

Скрипнула железными петлями дверь, и на улицу вышагнул сержант. Покосился на меня, сделал пару шагов с крыльца и закурил, встав так, чтобы слабый ветер сносил дым в сторону.

— Электричка там, — показал он рукой на натоптанную тропинку, шедшую через двор и дыру в сетчатом заборе под тусклым фонарем вдали. — Я бы довез, но… — Посмотрел он за спину и вверх.

Начальство не оценит. Хоть и водитель, вроде как, освободился.

— А у вас там правда оргии? — Сверкнул любопытством в глазах Петров.

Вроде как, посторонних ушей рядом нет.

— Мистерии, — поправил я его.

— А разница?

— Ничего не помнишь потом. — Честно признался я.

— А… — Разочарованно отбросил тот окурок в урну. — Тогда какой смысл.

Cвет в окне первого этажа зажегся, и я решил просто пожать плечами.

— Тебе билеты на футбол не нужны? — Задержался он, собираясь заходить обратно.

— Не, дорого ведь.

— Дорого, — вздохнул сержант тяжко. — Очень дорого. Ну, бывай, — постояв у распахнутой двери и какое-то время вглядываясь во двор, вернулся он в подъезд.

Я же оттолкнулся от стены руками и побрел к электричке — там до пересадки на станцию метро, а дальше проще.

Свою работу я сделал, подпись получил. В понедельник эту же бумажку надо показать преподавателю, чьи занятия прогулял, и потом минут двадцать рассказывать, что именно делал, почему решил так, а не иначе, и что я делал, если бы… Короче, отчитаться за работу — и в награду получить тележку ценных сведений из практического опыта, которые на лекциях не услышишь. Единственное место, где мою паранойю ценят.

«Иначе сам помрешь и весь дом за собой утащишь», — проворчат мне в очередной раз, заставляя записывать важные моменты, не полагаясь на память. Хоть такой плюс от «практики» — тем, кто не ходит «в поле», такой информации не дадут. Большинству, впрочем, именно эти знания и не пригодятся — факультет готовит специалистов для таможни, военных, ну и в теплые государственные кабинеты, где о Бездне знают. Иногда кабинеты не государственные, но с «государственным участием» — и там тоже хотят спокойно работать, зная, что ничто не вломится и не сожрет директорат с заместителями. Большинство проблем этих ведомств решается профилактикой, ритуалами и парой-тройкой прикормленных бесов — стандартная программа обучения закрывает эти потребности. Зачем им больше?.. На оставшийся процент неприятностей потом вызовут таких, как я– смотреть на трупы. И как-то совсем не хочется ложиться с ними рядом. Да и заниматься этим, если честно, тоже никакого желания, но…

У ведомств есть квоты на выпускников, а у выпускников — право выбирать, в какое ведомство идти. И так получается, что из года в год министерству внутренних дел ничего не достается.

Зато у МВД под рукой есть студенты — всегда, в товарных количествах. Студенты работать не хотят, но, если пообещать их не сажать в тюрьму — меняют мнение. Главное, чтобы попались самостоятельно, и если ненавидели кого за это — то себя.

В общем, пока шел по вытоптанной тропинке, стараясь опередить заметаемый ее снег, мысленно составлял отчет о проделанной работе. Со всех сторон выходило, что совесть чиста — ничего не мог бы вызвать этот призыв. Рисунок на полу — он не просто ловушка для созданий Бездны, он еще и мишень и одновременно листочек с координатами для тех, кто вечно смотрит на Землю голодными глазами. На этой стороне жертвуют и обещают еще больше крови. На другой стороне, те, что поглупее — рвутся напролом к обещанному. Поумнее — присматриваются. Но какой бы ни была мудрой нечисть, без координат она не прорвется. Значит, пусть ловят земных преступников и не тревожат студентов. У меня, может, тоже планы на выходные — зябко поежился я в легкой куртке. Хотя бы в магазин сходить и купить что-то потеплее…

Потом я долго буду думать, что мог сделать в тот вечер иначе.

Первой ошибкой было не пойти сразу домой, а отправиться в кафе. Ощущение и эмоции от чужой гибели хотелось чем-то перебить — вот и пытался заесть нервы. Кроме раздражения шумной компанией за соседним столиком, впрочем, ничего не получил.

Еще ошибкой было не заметить черную ауди, запаркованную на углу общежития.

И главной ошибкой — не притормозить вечернее дело в угоду злопамятному типу в чине майора. Ведь предлагал же Георгий, зря что ли он на холод курить выходил, не про оргии же в самом деле спрашивать — а о высокой цене билетов намекнуть… Поднялся бы снова, извинился, вызвонил шефа… И огреб бы уже от Анны Викторовны — у нее ведь, наверняка, тоже планы…

Дверь в мою комнату стояла настежь открытой, в коридоре перед ней топтались трое ребят из соседних комнат, комендант — Антонина Васильевна, и сержант Георгий Петров — без пальто, в форменном мундире.

Сердце сжало недобрым предчувствием.

— Понятые, пройдите! — Властно потребовали голосом Павла Александровича из комнаты.

Свалить, что ли? Поздно — сержант уже меня заметил, отрицательно качнул головой и подбородком указал внутрь комнаты. Сочувствует, конечно же — весь из себя олицетворение скорби… М-мать.

Так что в комнату, пропустив остальных, зашел и я, остановившись в пороге. Сержант занял место за моей спиной.

— Вот, полюбопытствуйте, граждане понятые, — стоя возле моей постели, указал майор присутствующим на серую книгу, лежащую прямо поверх одеяла. — «Гриммуары» за авторством А. Хошера. — Он аккуратно поддел обложку краешком карандаша, показывая первые листы с вырезанным библиотечным штампом. — Запрещенная литература. По всей видимости, украдена из ведомственной библиотеки.

Книга принадлежала соседу Пете. Сам сосед был в комнате — сидел на своей кровати напротив моей и выглядел бледнее некуда. Можно ставить что угодно, что он-то и скинул книгу ко мне на кровать, стоило майору объявиться на пороге.

Хранение и — если прижать его сильнее — употребление запретных знаний. Вынос, кража…. Нужное подчеркнуть. Петя все это прекрасно понимал — оттого и скинул, не сомневаясь ни секунды.

Я попытался поймать его взгляд — тот вроде как заметил меня на пороге, но тут же отвел взгляд. Понятно…

А у меня условно-досрочное. Жаль, общага была теплая. Теплее камеры.

— Запрещенная литература находится на постели некоего… Как вы сказали? Михаила Валентиновича Ремера.

Понятые начали оборачиваться на меня.

— Что молчишь? «Это не твое»? — Остро посмотрел на меня Павел Александрович, мигом выделив из толпы.

— А казалось, такой приличный мальчик! — Вибрировала комендант то ли страхом, то ли гневом, обращенным на меня.

Комендант из посвященных, и про опасность таких книжек осведомлена. Я, к слову, тоже — потому здесь книг у меня нет. А вот сосед…

Петя по-прежнему воротил лицо. Гад ты, Петя.

— Могу Анне Викторовне позвонить? — Спокойно уточнил я.

Отпереживал я свое давным-давно, еще во время первого суда. Теперь только сухость в горле выдавала волнение, но чувствовал ее только я сам.

— Ты же не хотел? Ах, про это… — Постучал он карандашом по серой книжке. — Сейчас оформим, и позвонишь…. — Смотрел майор довольно и зло, словно цепной пес.

Сам сытый, но свое не отдаст. Рычать будет над куском. И тебя сожрет, сколько его не корми до этого — потому что не тебе служит.

Я тяжело вздохнул. В камеру не хотелось. Особенно в пятницу вечером.

— Можем поговорить? В том числе по делу.

— А давай. Леша, сними показания с Петра Геннадьевича и понятых. Антонина Васильевна, организуете им помещение?

— Ох, да, разумеется. — Засуетилась комендант.