Нэнси Холдер - Антология «Дракула» Страница 43

Охваченная противоречивыми чувствами — завистью к его юным надеждам, пронзительной нежностью, желанием оградить его от всех возможных бед, — Кейт поцеловала Иона. Он неловко передернул плечами, в точности как мальчишка, которому досаждает своими ласками пожилая тетушка.

Ущелье Борго окутал туман. Из белой пелены выступают черные вершины утесов.

Карета медленно продвигается по горной дороге. Пассажиры опасливо глядят по сторонам.

Мюррей: Помните этот последний пузырек лауданума… Я осушил его одним махом.

Вестенра: Это было впечатляющее зрелище, парень.

Мюррей: Все равно что побывать в Хрустальном дворце.

Харкер сидит рядом со Свейлсом и смотрит на древний замок, который маячит впереди. Полуразрушенные башни упираются в затянутое тучами небо.

Голос Харкера: Замок Дракулы. Дорога, петляющая по лесу, ведет меня к нему. Граф. Эта страна и есть Дракула. Он слился воедино с этими горами, деревьями и землей.

Карета останавливается. Мюррей высовывает голову из окна и удивленно вздыхает.

Свейлс: Ущелье Борго, Харкер. Дальше я не поеду.

Харкер смотрит на Свейлса. На лице кучера не отражается ни малейшего страха, но взгляд его ускользает.

Из туманной дымки, как торпеда, вырывается черкая пика, которая насквозь прокалывает Свейлса. Окровавленный конец торчит у него меж лопаток.

Свейлс бормочет проклятия и цепляется за Харкера, пытаясь насадить его на острый конец.

Харкер молча сопротивляется, упираясь рукой в голову Свейлса. Он толкает его изо всех сил, и мертвец ослабляет хватку. Свейлс падает с козел и катится с обрыва, беззвучно исчезая в темноте.

Мюррей: Черт побери, парень! Это уже чересчур.

Замок Дракулы возвышался в ущелье Борго. Наполовину он состоял из темных, поросших мхом камней, наполовину — из новехоньких золотисто-желтых досок.

Кейт находилась под впечатлением.

Хотя разрешение на съемки до сих пор не было получено, Фрэнсис приказал своей команде строить декорации замка. Бухарест был далеко, и теперь, после смерти Георгиу, казалось, что рука Чаушеску не сможет до них дотянуться.

С определенного ракурса замок казался древней цитаделью, самым подходящим обиталищем для предводителя вампиров. Но стоило сделать несколько шагов по тропе, он превращался в пустую скорлупу, подпираемую деревянными брусьями. Сооружение из крашеных досок и камней.

Если Малютки Мейнстера все еще скрывались в лесах, они могли воспрянуть духом, увидев этот великолепный замок. Наверняка он помог бы им сплотиться. Кейт, напевая «Бумажную луну», представляла себе вампиров, которые стремятся в этот горный край, чтобы увидеть поддельный замок и своего повелителя, который на самом деле всего лишь актер с размалеванным лицом.

Около ворот суетился охранник, снимая слой паутины с решеток при помощи приспособления, похожего на пистолет. Рядом на земле стояли клетки с хищниками, которых вскоре предстояло выпустить. На горном склоне виднелись бесчисленные колья с укрепленными наверху велосипедными седлами, на которых актерам массовки предстояло изображать обреченных на медленную мучительную смерть.

Это была великолепная фальшивка.

Фрэнсис, опираясь на посох, раздавал на все стороны распоряжение и приказы. Ион — Джон, его верный Ренфилд, как всегда, был рядом со своим маэстро.

— Орсон Уэллс сказал, это лучшая игрушечная железная дорога, о какой только может мечтать мальчик, — изрек Фрэнсис.

Ион, скорее всего, и понятия не имел, кто такой Орсон Уэллс.

— Но в конце концов все это вышло ему боком, — завершил Фрэнсис свою загадочную тираду.

В кармане жакета Кейт нащупала пластмассовые клыки, которые остались у нее после вечеринки, посвященной сотому дню съемок. Теперь приближался двухсотый день.

Она щелкнула игрушечными зубами, как кастаньетами, ощущая, как здесь, в холодном и разреженном горном воздухе, ею овладевает странное легкомыслие.

Приятным контральто она промурлыкала: «Это мир Барнума и Бейли, такой фальшивый, как и нужно, но в него невозможно поверить, если ты не веришь в меня». Когда Кейт пела, голос выдавал ее ирландское происхождение гораздо сильнее, чем когда она говорила.

Харкер подходит к воротам замка. Вестенра и Мюррей следуют за ним на небольшом расстоянии.

Молчаливая толпа цыган расступается, пропуская англичан. Харкер замечает ожерелья из человеческих и волчьих зубов, красные глаза, хищные клыки, перепончатые крылья летучих мышей, спрятанные в широких рукавах, и поросшие шерстью босые ноги, вцепившиеся когтями в каменистую землю. Все это секеи, дети Дракулы.

Во внутреннем дворе армадилл обнюхивает свежесрубленные человеческие головы. Запах гниения ударяет Харкеру в ноздри, но он пытается скрыть тошноту. Мюррей и Вестенра громогласно стонут и жалуются. Оба они сжимают в руках большие распятия.

От толпы отделяется какой-то человек, похожий на крысу.

Ренфилд: Вы англичанин? Я англичанин. Ренфилд, к вашим услугам.

Он пожимает Харкеру руку, потом заключает его в объятия. Взгляд у него испуганный и безумный.

Ренфилд: Повелитель ждет вас. Вы знаете, я страдаю умственным расстройством. Так называемой зоофагией. Поедаю мух. Пауков. Птиц, если мне удается их поймать. Это все кровь. Кровь несет в себе жизнь, как говорит книга. Хозяин понимает это. Дракула. Он знал, что вы придете. Ему известно все. Он воин-поэт в классическом смысле. Его посещают видения. Вы сами все увидите и поймете. Он живет на земле уже много веков. Его мудрость многократно превосходит человеческую, превосходит все, что мы способны вообразить. Не знаю, как лучше объяснить вам. Он обещал мне много жизней. Много, очень много. Иногда по утрам он подкрадывается ко мне, когда я бреюсь, и разбивает мое зеркало. Эту мерзкую игрушку человеческого тщеславия. В его жилах течет кровь Аттилы. Он повелитель.

Ренфилд ловит насекомое, ползающее по сюртуку Вестенра, и отправляет его в рот.

Ренфилд: Я знаю, что вас тревожит. Головы. Отрубленные головы. Но это вынужденная мера. Это единственный язык, который они понимают. Он не любит подобных вещей, но понимает, что иначе нельзя. Он знает правду. Крысы! Он знает, откуда приходят крысы. Иногда он говорит: «Они кусают собак, убивают кошек и младенцев в колыбели, они пожирают сыр в кадках и суп в горшках».

Харкер, не обращая внимания на этот бессвязный лепет, пересекает двор. Клочья тумана извиваются под его подошвами.

В дверном проеме вырастает огромная фигура. Лунные блики сверкают на огромной лысой голове. Тяжелые челюсти раздвигаются в угрюмой улыбке, обнажающей желтые зубы размером с человеческий палец.

Харкер замирает на месте.

Раскатистый голос грохочет.

Дракула: Я — Дракула.

Поначалу Фрэнсис воображал Дракулу в виде обтянутого кожей скелета, иссохшего, пустоглазого, готового вот-вот рассыпаться в прах. Когда на съемки прибыл Брандо, который весил 250 фунтов, режиссеру пришлось придумывать персонаж заново. Теперь Дракула превратился в раздувшуюся громадную пиявку, до краев наполненную чужой кровью.

В течение двух дней Фрэнсис и Брандо никак не могли решить, с каким выражением следует произносить фразу «Я — Дракула». Кейт, которой, так же как и всем прочим, не терпелось увидеть, как работает Брандо, вскоре осточертели эти бесконечные повторения.

Фраза была написана огромными буквами на куске картона, который держали два ассистента. Актер экспериментировал с паузами, ударениями и акцентами, произнося имя своего героя то как «Доррагула», то как «Драколье». Он цедил пресловутую фразу, отвернувшись от камеры и глядя прямо в объектив. Проверял, как она будет звучать, если он вставит в рот клыки или заткнет ноздри.

Один раз он попробовал представиться, украсив лысую голову татуировкой в виде летучей мыши и намазав губы черной помадой. После недолгого размышления Фрэнсис приказал ему отказаться от подобных ухищрений. Конечно, на то и звезда, чтобы привносить идеи, но режиссер не обязан безоговорочно принимать их.

Вот уже два часа Брандо висел вниз головой в арочном проеме, страхуемый целой командой смертельно усталых техников. Он полагал, что будет очень эффектно, если граф предстанет перед визитерами в виде спящей летучей мыши.

Реплику свою он тоже время от времени переворачивал.

Мартин Шин, которого снимали со спины, спал на ногах.

«Я — Дракула. Я — Дракула. Я — Дракула?»

«Дракула я. Я ли Дракула? Да, я Дракула».

«Меня зовут Дракула».

«Мое имя Дракула. Граф Дракула».

«Привет, я Дракула».

«Я… Дракула. Ты… мой свежий завтрак».

Брандо произносил фразу так, как произнес бы ее Стенли Ковальский, Дон Корлеоне, Чарли Чен, Джерри Льюис, Лоуренс Оливье, Роберт Льюис.

Фрэнсис терпеливо снимал кадр за кадром.