Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП) Страница 5

Было видно, что это признание дорого далось Мерчент.

Он протянул руку, медленно, так, чтобы она заранее это видела, а потом обнял ее и поцеловал в щеку, вежливо и аккуратно, так же, как она поцеловала его в щеку днем.

Она повернулась и растроганно на него поглядела, а потом поспешно поцеловала его в губы. И снова сказала ему, какой он очаровательный.

— Это не так весело, как кажется, — ответил Ройбен.

— Ты такой загадочный, словно очень молодой и уже — старый одновременно.

— Похоже, да.

— А эта твоя улыбка? Почему ты все время ее сдерживаешь?

— Разве? Извини.

— Нет, ты прав, совершенно прав. Это не так весело, как кажется.

Она снова поглядела на фотографию.

— Вот это Сергей, — сказала она, показывая на рослого светловолосого мужчину с серыми глазами, будто замечтавшегося или погрузившегося в мысли. — Его я, наверное, лучше всех знала. С остальными я была, по сути, только знакома. Сначала думала, что легко смогу найти Маргона. Но номера телефонов, которые он оставлял, были из отелей в Азии и на Ближнем Востоке. Конечно, его там помнили, но понятия не имели, куда он отправился. Я обзвонила все отели в Каире и Александрии, разыскивая Винсента Маргона. Насколько я помню, потом мы обзвонили и все отели в Дамаске. Они часто бывали в Дамаске, Маргон и дядя Феликс. Что-то там связанное с древним монастырем и недавно найденными рукописями. На самом деле все те их находки и сейчас здесь, в комнате наверху. Я знаю, где они лежат.

— Древние рукописи? Здесь? Они, должно быть, бесценны, — сказал Ройбен.

— Наверное, да, но не для меня. Для меня это лишь огромная ответственность. Что я могу сделать, чтобы они были в сохранности? Что он хотел бы с ними сделать? Он скептически относился к музеям и библиотекам. Куда бы он все это поместил? Конечно, его ученики с радостью бы ими занялись, они все время звонили и спрашивали разрешения, но в таких делах аккуратность — превыше всего. Все эти сокровища должны храниться в архиве, под присмотром.

— О да, понимаю. Я достаточно времени провел в библиотеках в Беркли и Стэнфорде, — сказал Ройбен. — Он публиковался? В смысле, заявлял ли публично о своих находках?

— Если и да, то я об этом не знала, — ответила Мерчент.

— Думаешь, в свое последнее путешествие Маргон и Феликс отправились вместе?

Мерчент кивнула.

— Что бы ни случилось, оно произошло с ними обоими. Более всего я боюсь, что это случилось со всеми ими.

— Всеми шестерыми?

— Да. Поскольку ни один из них не связывался со мной в попытках найти Феликса. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Даже писем не было. А до этого письма часто приходили. Я с большим трудом отыскала письма, а когда нашла, то все адреса, откуда они были отправлены, оказались тупиковыми. Дело в том, что никто из них не попытался связаться с кем-нибудь здесь, не искал дядю Феликса, вообще. Вот поэтому я и опасаюсь, что то, что произошло, случилось со всеми ними сразу.

— Феликс не оставил никакого плана маршрута, каких-нибудь письменных планов своих действий?

— Наверное, оставил, но, увидишь сам, никому не под силу прочитать его личные записи. У него был настоящий собственный язык. На самом деле они все пользовались этим языком, по крайней мере это так, исходя из всех записей и писем, которые я нашла позднее. Они пользовались им не всегда, но, очевидно, делали это по необходимости. Даже алфавит не английский. Я покажу тебе эти записи позже. Я даже попыталась нанять талантливого компьютерщика пару лет назад, чтобы расшифровать этот код. Ничего не получилось, вообще.

— Поразительно. Сама понимаешь, читатели от этого будут в восхищении. Мерчент, это привлечет туристов.

— Но ты же видел старые статьи. Об этом уже писали.

— Ну, это было давно. Сейчас у людей особый вкус на загадки и места, с ними связанные. Кроме того, в прежних статьях не было таких подробностей. По моим прикидкам, статью и так уже придется делать из трех частей.

— Звучит заманчиво, — ответила она. — Делай так, как сочтешь нужным. Кто знает, может, выяснится, что кто-то что-то слышал о том, что с ними случилось. Никогда не знаешь, как выйдет.

Волнующая мысль, но Ройбен не стал развивать тему. Ей пришлось почти двадцать лет прожить с мыслью о смерти деда.

Она медленно вышла из комнаты, ведя его за собой.

Ройбен оглянулся на почтенных джентльменов, глядевших на него с фотографии в рамке. Если куплю этот дом, подумал он, то никогда не сниму эту фотографию. Если, конечно, она доверит мне хранить ее или сделает еще одну копию. Феликс Нидек должен остаться в этом доме, так или иначе, правда же?

— Ты не оставишь эту фотографию тому, кто купит дом, или оставишь?

— Оставлю скорее всего, — ответила Мерчент. — У меня, в конце концов, есть отпечатки поменьше. И мебель всю тоже оставлю.

Она обвела рукой гостиную.

— Разве я этого еще не сказала? Тут нет ничего, что было бы слишком значимо для меня. Феликс коллекционировал старинные вещи, но американские по большей части. Как и его тезка, мой прадед. Пошли, хочу показать тебе зимний сад. Время к ужину. Фелис глухая и почти слепая, но у нее в голове собственные часы, и она всегда все делает вовремя.

— Уже чувствую запах, — сказал Ройбен, пока они шли через гостиную. — Пахнет восхитительно.

— Девушка из городка ей помогает. Здешние ребята, похоже, готовы работать почти даром, лишь бы немного поработать в этом доме. А кушать уже хочется.

В зимнем саду в западной части дома стояло множество засохших растений в цветистых вазах с восточным орнаментом. Некрашеный металл рам, на которых держался высокий стеклянный купол, напомнил Ройбену выбеленные временем кости. Посреди потертого пола из черного гранита располагался старенький фонтан, В котором не было воды. На это тоже надо будет посмотреть утром, подумал Ройбен, когда свет будет проникать сюда с трех сторон. Сейчас здесь было просто сыро и холодно.

— Все будет выглядеть по-другому в хорошую погоду, — сказала Мерчент, показывая на распашные двери. — Я помню, как-то раз, на праздник, здесь даже танцевали, выходя на террасу в перерывах. Там балюстрада, прямо над обрывом. Тогда здесь были все друзья Феликса. Сергей Горлагон пел по-русски, всем очень нравилось его пение. А дядя Феликс, без сомнения, был самым довольным из всех. Он восхищался Сергеем. Сергей был настоящим титаном. А дядя Феликс всегда становился центром внимания на больших празднествах. Он был очень жизнерадостным, танцевать очень любил. А вот мой отец все время ворчал по поводу того, сколько все это стоит.

Мерчент пожала плечами.

— Я постараюсь сделать так, чтобы все привели в чистоту и порядок. Надо было сделать это еще до твоего приезда.

— Я и так вижу, как все это должно выглядеть, — ответил Ройбен. — Апельсиновые деревья, бананы, огромные деревья кистевидных фикусов, возможно, орхидеи и цветущие лианы. Я бы здесь газеты по утрам читал.

Мерчент его слова явно понравились, и она рассмеялась.

— Нет, дорогой, ты бы читал утренние газеты в библиотеке, она лучше подходит для утра. А сюда уходил бы днем, когда сюда светит солнце с запада. А почему ты сказал про орхидеи? Древовидные орхидеи, да. Летом ты сидел бы здесь до вечера, пока солнце не скроется в водах океана.

— Я люблю древовидные орхидеи, — признался Ройбен. — Много их видел на островах Карибского моря. Наверное, все северяне обожают тропики. Однажды мы остановились в маленьком отеле в Новом Орлеане, простеньком, каких много во Французском квартале. Там росли древовидные орхидеи, по обе стороны от бассейна, и лепестки цветов постоянно падали в воду, покрывая ее ковром. Мне тогда это показалось самым красивым из всего, что я когда-либо видел.

— Тебе нужен такой дом, как этот, сам знаешь, — сказала Мерчент. Ее лицо помрачнело, но лишь на мгновение. Потом она снова улыбнулась и сжала его руку.

Они лишь мельком оглядели музыкальную комнату, отделанную белыми деревянными панелями. Пол в ней был деревянный, крашенный в белый цвет, а огромный рояль, по словам Мерчент, давно пришел в негодность из-за влажности, и его убрали.

— Все эти крашеные стены, как и все остальное, привезли из какого-то дома из Франции.

— Охотно верю, — согласился Ройбен, с восхищением глядя на резные бордюры и выцветшие цветочные орнаменты. Вот это Селеста оценила бы, поскольку она любит музыку и часто играет на пианино, когда ей удается остаться одной. Она никогда не заостряла внимание на этом своем увлечении, но Ройбен время от времени просыпался, слыша, как она играет на небольшом клавикорде у себя в квартире. Да, это бы ей понравилось.

Но огромный полутемный обеденный зал удивил его.

— Это даже не столовая, — заявил он. — Это настоящий банкетный зал, трапезная.

— Да, действительно, раньше здесь давали балы, — согласилась Мерчент. — Сюда съезжались со всей округи. Один бал был даже на моей памяти, когда я была еще ребенком.