Бен Ааронович - Луна над Сохо Страница 54

Потом отправился обратно в особняк и вошел через парадный вход, возле которого лежала пачка рекламных листовок. Как всегда, доставка пиццы и кебабов, да еще аляповатый листок, сообщавший о том, что некий провидец из Ганы готов предсказать будущее и его предсказания непременно принесут удачу. Я сунул все вместе в стеллаж, который Молли специально для этого держит в холле.

Меня замутило, и пришлось пойти в туалет и расстаться со своим завтраком. Потом я вернулся к себе в комнату, лег в постель и снова уснул.

Проснулся я сильно после двенадцати, взмокший и немного осовевший — такое бывает, когда без всяких причин проспишь полдня. Поплелся по коридору в ванную и налил воды в то чугунное эмалированное чудовище на бронзовых ножках-лапах, которое у нас вместо нормального душа. Воду я пустил максимально горячую, насколько мог терпеть, и все равно закусил губу, когда она коснулась ссадин у меня на бедре. Я сидел в ванне до тех пор, пока все мышцы полностью не расслабились, а мне не надоело изображать Луи Армстронга, напевая «Ain't Misbehavin'». Побриться я не мог из-за пореза на щеке, поэтому оставил брутальную щетину и отправился обратно к себе искать какие ни на есть чистые шмотки.

Когда я рос, единственным способом помешать маме заходить ко мне в комнату могла бы стать стальная дверь с кодовым замком. Но даже и она не факт что помогла бы. Поэтому я привык без лишней щепетильности относиться к тому, что кто-то может войти ко мне в спальню, особенно если этот кто-то хочет навести порядок и забрать белье в стирку. Я надел хлопковые брюки цвета хаки, строгую рубашку и хорошие кожаные ботинки. Потом посмотрел в зеркало. Майлз Дэвис одобрил бы — недоставало только тромбона. Когда выглядишь так классно, порядок дальнейших действий не подлежит сомнению, и я, взяв телефон, позвонил Симоне.

Телефон не работал: микропроцессор сдох, когда я попытался наслать чары на Бледную Леди.

Я достал из ящика комода запасную «Нокию» с сим-картой без абонентской платы. Все любимые номера были там сохранены. Я добавил номер Симоны и набрал его.

— Привет, детка, — сказал я, — прошвырнуться не хочешь?

Отсмеявшись, она сказала, что будет очень рада.

По воскресеньям в клубы ходят только студенты и приезжие из Бэзилдона, ну а мы с Симоной отправились в «Ренуар» смотреть «Синдром лестницы» режиссера Доминика Боди. Несмотря на субтитры, это оказалась романтическая комедия. «Ренуар», в котором крутят артхаусные фильмы, находится под торговым центром «Брансуик», оформленным в светло-кремовых тонах и напоминающим вывернутую наизнанку ацтекскую пирамиду. От «Безумия» до него всего две минуты ходу. И там еще сохранились старомодные кресла, где можно сидеть, обняв свою девушку и не опасаясь при этом намять руку о держатель для стакана.

Симона спросила меня, откуда царапина на щеке, и я ответил, что ввязался в драку.

После кино мы поужинали в «Йо! Суши» — Симона, как выяснилось, там никогда не бывала, хотя возле ее дома тоже есть такая забегаловка.

— Я не в силах изменить «Кондитерской Валери», — выдала она в качестве объяснения.

Ей понравились маленькие разноцветные горшочки, ползущие на подвижной ленте, и вскоре она уже сложила их горкой рядом со своей тарелкой, словно курган из диковинных черепов. Ела она довольно изящно, но размеренно и целеустремленно. Я взял порцию острого риса с лососем. Желудок мой еще не вполне успокоился, но я с удовольствием наблюдал, с каким восторгом она пробует каждое блюдо. К счастью, суши-бар закрылся до того, как заказы Симоны превысили лимит моей кредитки. Вывалившись из «Брансуик», мы побрели по Бернард-стрит к станции метро «Рассел-сквер-2». Пока мы были в кино, прошел дождь, и теперь мокрые улицы дышали свежестью. Симона остановилась и, обхватив меня за шею, притянула мою голову к себе для поцелуя. Ее губы пахли соевым соусом.

— Не хочу домой, — прошептала она.

— Может, пойдем ко мне?

— К тебе?

— Ну, вроде того.

Каретный сарай, конечно, не самая лучшая вписка, но я категорически не хотел знакомить Симону с Молли, тем более учитывая настроение нашей домоправительницы. Не обратив никакого внимания на две моих главные ценности из разряда бытовой электроники, Симона сразу прошла в мастерскую, туда, где в потолке было прорезано окно.

— Кто это? — спросила она, показывая на портрет обнаженной Молли на шезлонге и с вишнями.

— Она работала здесь много лет назад, — ответил я.

Симона бросила на меня озорной взгляд.

— Отвернись, — скомандовала она, — и закрой глаза.

Я подчинился. Позади меня послышалось тихое шуршание снимаемой одежды. Потом сдержанное ругательство, потом звук расстегивающейся молнии, стук подошв туфель по полу, шорох шелка, соскальзывающего с кожи. Потом последовала долгая пауза, закончившаяся скрипом старой мебели — Симона устраивалась поудобнее.

— Можешь повернуться, — сказала она.

Она полулежала на шезлонге, обнаженная и прекрасная. Вазочки с вишнями под рукой не было, и она просто запустила пальцы в спутанную гриву своих темных волос. Она была такая соблазнительная, что я даже не знал, с чего начать.

А потом я увидел в уголке ее рта маленькое красное пятнышко, вроде винной родинки. Я подумал, она испачкалась чем-то, когда ела, но, пока смотрел на это пятно, оно вдруг прорвалось, и челюсть с отвратительным хрустом раскололась. Неровный треугольник кожи оторвался с лица, обнажая мышцы, жилы и кость. Кость лопнула, и отвалившаяся челюсть повисла, как у сломанной куклы.

— Что такое? — спросила Симона.

Ничего. Ее лицо снова стало прежним, круглым и красивым, но улыбка угасла оттого, что я отшатнулся назад.

— Питер?

— Прости, — выдохнул я, — сам не знаю, что на меня нашло.

Опустившись на колени рядом с шезлонгом, я бережно подложил ладонь под щеку Симоны и слегка сжал. Кости внутри были целыми и твердыми, и это успокаивало. Я поцеловал ее, но она уклонилась.

— Что-то случилось?

— Одно неприятное происшествие, которое разруливал в том числе и я, — ответил я. — Были жертвы.

— О, — выдохнула она, обнимая меня, — что случилось?

— Мне нельзя рассказывать, — сказал я и скользнул ладонью по ее бедру, надеясь, что это ее отвлечет.

— Но если бы было можно, ты бы мне рассказал? — спросила она.

— Конечно, — кивнул я.

И, разумеется, соврал.

— Бедный ты мой, — прошептала она, целуя меня.

Теперь, когда я крепко прижимал ее к себе, жутких галлюцинаций больше не было. В какой-то момент шезлонг угрожающе заскрипел под нами, и я даже услышал треск ломающегося дерева. Мы поспешно поднялись, но только для того, чтобы я кинул на пол несколько подушек и поверх них плед. Потом Симона толкнула меня, и я упал на спину, а она оседлала меня и… все было резко, страстно и просто восхитительно, и потом она в изнеможении опустилась мне на грудь, мокрая и скользкая, словно рыбка.

— Вот странно, — сказала она, слегка отдышавшись. — Вообще-то я никогда не отказываюсь, когда зовут погулять. Но с тобой мне совсем не хочется никуда идти.

Скатившись с меня, она скользнула ладонью по моему животу и ниже, мягко обхватила яйца.

— А знаешь, чего мне сейчас хочется? — мурлыкнула она.

— Пирожные в холодильнике, — ответил я.

У меня снова встал, и я направил ее ладонь выше.

— Ты просто чудовище, — сморщила она нос. Несколько раз двинула пальцами вверх-вниз, словно проверяя мою готовность, потом наклонилась, быстро поцеловала головку. Встала и направилась к холодильнику. — Япошки, конечно, хорошо готовят, — сказала она, — но в сладостях, я тебе скажу, они ничего не понимают.

Позже, совершенно измотанный, я тем не менее не мог уснуть и лежал рядом с Симоной под окном в потолке, глядя, как дождь заливает стекло. Симона снова положила голову мне на плечо, по-хозяйски закинула ногу на мое бедро и еще обняла за талию — словно хотела быть уверена, что я никуда не смоюсь посреди ночи.

Я не плейбой, но раньше мои отношения с девушками никогда не длились дольше трех месяцев. По мнению Лесли, мои бывшие чувствовали, что после определенного момента мой интерес к ним начинал ослабевать, а посему старались бросить меня первыми. Мне это виделось несколько иначе, но Лесли божилась, что может запросто составить календарь моей личной жизни. Циклический, уточняла она, как у майя, — и с аналогичным апокалипсисом в конце. Лесли иногда обнаруживает просто потрясающую эрудицию.

С другой стороны, думал я, глядя на Симону, уютно устроившуюся у меня под боком, даже при самом плохом раскладе у меня есть еще два месяца. Потом, разумеется, та часть моего сознания, в которой всегда живет полицейский, снова задалась вопросом, не причастна ли Симона к смертям джазменов. В конце концов, она же жила с Сайресом Уилкинсоном. Правда, Генри Беллраш на момент своей гибели жил с женой… И вот еще более интересный вопрос: если Симона действительно создание ночи и соблазняла музыкантов с тем, чтобы потом выпить из них жизненную энергию, зачем же она спит со мной, которому не досталось не только отцовского таланта, но даже и вкуса к хорошей музыке? Да и на тех фотографиях сорок первого года я ее не видел.