Лорел Гамильтон - Танец Страница 7

— В клубе ты не снимаешь стринги, — сказала я.

— За достаточное количество денег я делаю это на частных вечеринках.

Я этого не знала, и попыталась сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы не выдать себя. Затем я подумала кое о чем другом и озвучила мысль:

— А танцы на коленях начинались до или после того, как ты снимал стринги?

— Большинство до, но невеста получила танец без них.

— Должно быть это непросто.

— Танцы на коленях без одежды — это всегда непросто.

— Поверю на слово.

— Ты расстроена?

Честно говоря, я не была уверена, но у меня был только один ответ:

— Вовсе нет.

— Ты не выглядишь особо счастливой.

— Ладно, как давно была эта вечеринка?

— Год назад, может, чуть больше. — Когда Натаниэль это говорил, выражение его лица было настороженным. Он вглядывался в мое лицо в поисках гнева. Порой он делал что-то в таком роде, ожидая, что я или Мика сорвемся на нем. Будучи еще ребенком его наказывали физически, а в возрасте семи лет ему пришлось убежать из дома после того, как стал свидетелем убийства своего старшего брата. Однажды он спросил у меня о сроке, в который можно кого-то обвинить в убийстве. Я ему ответила, что такого срока нет, личность всегда можно обвинить в преступлении, если это не насилие, не плохое обращение с ребенком, о которых необходимо сообщать в пределах определенного промежутка времени. Натаниэль кивнул и не дополнил информацией свою мысль. Я не стала на него давить. Его психотерапевт сказал, что Натаниэль блокировал большинство воспоминаний о раннем детстве, чтобы выжить. То, что он помнил, было настолько ужасным, что беспокоило меня. Интересно, насколько плохо было все остальное? Когда Натаниэль в семь лет слонялся по улицам, его подобрал мужчина, любивший маленьких мальчиков. Он кормил его, одевал, заботился, а когда тому исполнилось десять — начал им торговать. Можно сказать, детство Натаниэля заставляло Вторую Мировую Войну казаться незначительным конфликтом. Становление звездой «Запретного Плода» оказалось таким подъемом по социальной лестнице, что казалось небольшое обнажение — малая жертва. Если бы все сложилось иначе и Натаниэль не встретил местных верлеопардов, то не достигнув и семнадцати лет, погиб бы от передозировки наркотиками. Верлеопарды проследили за тем, чтобы он избавился от зависимости к этой гадости, прежде чем принять к себе. Я безумна рада, что он живет на свете, что мы познакомились и он в моей жизни.

— Значит, девичник произошел после того, как мы начали вместе жить?

— Да, — ответил он, и язык его лица, голоса и тела был настороженным.

Я кивнула.

— Все нормально. В смысле, конечно, немного не по себе, что невеста и ее подружки тоже здесь, но все нормально. Это твоя работа. Ты отлично справлялся с тем, что в меня то стреляют, то нападают с ножом, и что я едва не погибла на своей работе, поэтому мне нужно проявить себя молодцом и справиться с твоей работой.

— Ты действительно не сердишься из-за этого?

Я облизнулась, пытаясь придумать, как бы облечь мои чувства в слова.

— Я не сержусь. Просто все странно, и я не знаю как себя вести рядом с теми женщинами.

— Эта ситуация странная и для меня самого, — сказал он.

Я ему улыбнулась.

— Тогда ладно, мы что-нибудь придумаем. Но, оказавшись на улице, нам придется все рассказать Мике.

Натаниэль согласился и с улыбкой обнял меня.

— Тогда помоги мне составить еду на стол. А я проверю на плите зити[3]

— Запеченные зити. Почему ни одна вечеринка в Сент-Луисе не может обойтись без запеченных зити или мостачиолли[4]? — спросила я.

Он улыбнулся мне.

— Не знаю, но не позволю пасте подгореть. — Натаниэль уже повернулся к плите. Я взяла ближайшую тарелку с кухонной стойки, но вовремя почувствовав жар, схватила две лежащие на стойке прихватки, и отнесла блюдо с запеченной фасолью в другую комнату. Мне пришлось напомнить себе, что многие блюда здесь очень горячие, чтобы брать их голыми руками. «Как я себя чувствовала, зная, что другие находящиеся здесь женщины видели моего любовника обнаженным?» Нет, неправильная постановка вопроса. Натаниэль, как и большинство оборотней. Он не видит ничего предосудительного в наготе, поэтому множество людей видело его обнаженным. «Как я чувствовала себя, зная, что здесь была женщина, получившая от моего возлюбленного приватный танец без одежды?» Нет, тоже не то. Я знала, что когда мы познакомились, Натаниэль был далеко не девственником. Черт, да когда я впервые его увидела, он еще работал высококлассным мальчиком по вызову, хотя это и было лучше уличной проституции, которой он занимался, пока кто-то не разглядел его потенциал и не перевел на уровень выше. Существовало больше одной причины, почему Натаниэлю потребовалось несколько лет, чтобы уговорить меня с ним встречаться.

Нет, конечно, меня беспокоило, что эти люди рассказывали интимные подробности о моем любовнике, когда он был обнажен и излучал секс. Это меня беспокоило, хотя и знала, что это глупо, потому что почти все его клиенты говорили о нем. Черт, существовал даже блог, подстегивающий женщин красноречиво высказываться о Брэндоне — сценическом псевдониме Натаниэля — и о других танцорах «Запретного Плода», чтобы поспособствовать улучшению бизнеса. «Слушайте, мы так классно провели время с Брэндоном в «Запретном Плоде»»… но все не выходило за рамки. Я не читала комментарии, потому что он был моим парнем. Я знала, что не стоит чересчур серьезно воспринимать клиентов клуба, если приходила в «Запретный Плод» в те ночи, когда работал Натаниэль. «В прошлом я даже была с ним на свидании, когда кто-то узнал его из клиенток, так почему же это сейчас меня беспокоит?»

Хорошего ответа у меня не было, поэтому я признала, что это беспокоит меня и отбросила эти мысли. Подумаю об этом, когда нам представится возможность поговорить наедине. Думаю, я бы попросила, чтобы больше не было никаких жен полицейских. Была бы эта просьба обоснованной? Я не знала, поэтому держала рот на замке и помогала выставлять еду на стол, пока Натаниэль легко и непринужденно скользил по кухне Кэти.

Наконец мы рука об руку вышли на террасу и наблюдали, как через толпу движется Мика. Мы ему помахали и, заметив нас, он улыбнулся, но внезапно обзор нам закрыл крупный мужчина. Он был ростом в метр восемьдесят три, широкоплечий — просто большой парень. Большущие руки снова и снова сжимались в кулаки и разжимались, почти в том же ритме, что Натаниэль цеплялся и гладил мою спину, и эти кулаки выдавали нервозное состояние, борьбу за контроль, как и ранее движения моего любовника. Но этот парень не был верлеопардом, он просто был в гневе.

Позади него я услышала голос женщины.

— Клинт, не надо, пожалуйста.

Мужчина был настолько широкоплеч, что за ним я не смогла разглядеть женщину — он просто закрыл все собой, вплотную подойдя к нам. Я слегка подтолкнула Натаниэля себе за спину, и он позволил мне это сделать. Я ценила мужчин в моей жизни, которые не являлись бойцами и позволяли мне вступаться за них.

— Джефферсон, верно? — спросила я.

— Уйди в сторону, Блэйк, я не собираюсь с тобой разбираться.

— Если ты угрожаешь моему парню, то нам придется разобраться.

Позади нас материализовался Зебровски.

— Клинт, мой дом — мои правила. Никаких драк. — Его голос был несерьезным, почти веселым, а тон — успокаивающим.

Клинт зарычал сквозь стиснутые зубы, его ярость была почти осязаемой.

— Он трахал мою жену. А теперь я собираюсь отделать его по-полной.

— Я этого не делал, — ответил Натаниэль.

Я не сводила взгляда с очень большой центральной части тела Клинта. Прежде чем шевельнется рука, ладонь, нога, все, что может шевельнуться, сначала сдвинется центральная часть, поэтому именно за ней я и наблюдала. Я уже стояла в устойчивой боевой стойке, что означало, я собиралась броситься в бой, но пыталась не выглядеть так, будто к этому готова.

— Ты называешь мою жену лгуньей?

— Возможно, она была слишком пьяна, чтобы все помнить, но я клянусь, у нас с ней не было секса.

Зебровски вышел вперед, нет, не вклинился между нами, но приблизился, и тихо произнес:

— Клинт, я был на твоем мальчишнике и знаю, что ты творил со стриптизершей.

Клинт нахмурился и посмотрел на Зебровски. Это было похоже на наблюдение за поворотом небольшой горы. Рост Зебровски составлял метр семьдесят, но стоя рядом с Клинтом, он выглядел хилым. Должно быть, я вообще выглядела козявкой.

— Зебровски, я понятия не имею о чем ты.

— Нет, имеешь, или ты был настолько бухим, что не помнишь о том, что случилось в ту ночь? — Голос Зебровски больше не был веселым, а низким и серьезным. Выражение лица соответствовало голосу и внезапно вы уже увидели копа, больше десяти лет укладывающего на лопатки плохих парней.