КниГАзета . - Жемчужный талисман Страница 8

- Ого, - присвистнул Козлов. – Ну и барин наш Горшков. Недавно отгрохали ресторанище, там только высокопоставленные персоны изволят обедать и ужинать.

- Да я думаю, он просто пыль в глаза пустить хочет. Не догадываешься, кто за ужин платить будет? – мрачным тоном сказал Серега. – Так что наш барин еще и любитель халявы.

- Погодь, а почему мы будем платить?

- А кому надо? Нам? Вот тебе и ответ.

- Я б тогда и «Макдоналдсом» не побрезговал, - хохотнул в трубку Козлов. – Ладно, намек понят, наличные с нас.

- Ну все, до вечера. Передай там дальше, пусть будут готовы.

- Не вопрос, будет сделано!

В ожидании вечера Артур сдвинул койки Сергея и Вики и устроился на них, чтобы с удобством досматривать сны. На полу спать ему категорически не понравилось. Жестко и холодно. Его койка восстановлению не подлежала. Он с нетерпением ждал вечера, потому что если сделка будет заключена, это станет первым шагом к тому, чтобы убраться из сырого февральского Питера обратно в уютные номера «Лесного очага». Он бурчал себе под нос: «Спина разламывается, какой идиот придумал такие дурацкие кровати?». И вспоминал, как удобно быть бестелесным духом.

Вообще, бренная оболочка требовала много хлопот: корми ее вовремя, устраивай променады, содержи в чистоте, следи, чтобы было достаточно сна… Артур представил себе огромную гардеробную: отодвинул зеркальную дверь-купе и выбираешь тело для прогулки. Юное, зрелое, красивое, не очень - смотря какие цели… Удобно! Сидят эти биомуляжи в гардеробной в креслах и ждут своего часа. Заманчиво, конечно. Жаль, что, когда он надумает слинять, то никак не сможет прихватить два биомуляжа...

Но пока точно не время для побега. Личина Горшкова его не устраивает: мужчина он уже не первой молодости, здоровье явно пошаливает, сытое брюхо спереди ужасно мешает… Надо посмотреть, какие биомуляжи им достанутся в следующий раз. Лишь бы мужского пола, да помоложе. Больше ничего не надо.

...После встречи с Надей Вика спокойно отправилась к своей «бабушке». Благо, та жила в соседнем подъезде. Вике надо было вернуть ей украшения и платье, да и просто проведать, как там старушка поживает. Не передумала ли с квартирой, вдруг Геннадий опять ее начал обрабатывать. Методов у лохотрона много, и с каждым годом схемы обмана все изощреннее.

Вера Семеновна была очень рада увидеть «Иру». И причина была совсем не в том, что она беспокоилась за судьбу своих драгоценностей – женщина она была одинокая, и то, что в Питер приехала внучка, пусть и двоюродная, ее очень радовало.

- Иринка, деточка, заходи скорее. Чаю будешь? Не замерзла? Сегодня обещали похолодание, - старушка засеменила на кухню, через несколько секунд зашумел чайник.

- Еще какое похолодание, вы на улицу не выходите, там очень скользко и ветер сильный-сильный. Можно даже на ногах не удержаться, - крикнула ей вслед Вика.

- Вот беда-то, - пригорюнилась Вера Семеновна. – А у меня продукты на исходе.

- Так я схожу, чего ж вы сразу-то не сказали. Пишите список и говорите, где тут у вас магазин, пока я не разулась.

- Вот спасибо, внученька, держи пакетик, чтобы магазинный не покупать.

Вика бежала по ступенькам вниз и размышляла на ходу: вот сейчас она от чистого сердца делает доброе дело для старушки. Наверное, мелочь – продукты купить. Это ведь не жизнь чью-то спасти. А так если подумать, что лучше: совершать хорошие поступки по заданию, не испытывая искренне в этом потребности, или все же совершать их по велению души? Понятно, что от ее похода в магазин белый шарик на весах не станет тяжелее. Но можно ли представить, например, Артура, который бы решил помочь старушке хотя бы в такой малости?

- Вот спасибо, деточка, - Вера Семеновна обрадовалась, когда Вика поставила на пол тяжелые пакеты. – Что ж ты там такого накупила? У меня и денег столько не было. Я тебе дала гораздо меньше.

- Давайте считать это моим гостинцем, а то я кроме фотографий ничего и не привезла, - осторожно сказала Вика, зная, что Вера Семеновна гордый человек. Вдруг не захочет помощь принимать?

- Спасибо, - тихо сказала Вера Семеновна. – Ты добрая девочка, Иришенька. На мою пенсию сейчас даже лекарств не купишь. Да я их и не люблю, лекарства эти. Засоряют организм только. Я так, народными методами лечусь всегда. Оставь себе сережки, я больше никак с тобой расплатиться не могу.

- Вера Семеновна, - вздохнула Вика, судорожно пытаясь придумать, как отказаться от украшений так, чтобы старушка не продолжила настаивать. И неожиданно для самой себя ляпнула: – Вы не все знаете. Пока вообще никто не знает. Я больна. Мне не понадобятся ваши сережки.

- Что ты хочешь сказать?

- У меня лейкемия, так что жить мне осталось недолго. Мне не нужны деньги, не нужны украшения, я просто хочу пожить оставшиеся годы в свое удовольствие, - Вика вся внутренне сжалась, боясь, что старушка сейчас начнет хвататься за сердце или переживать. Надо было придумать что-то другое! Но к ее удивлению, Вера Семеновна отреагировала спокойно.

- Любая болезнь – в душе, - спокойно ответила пенсионерка. – Страхи, обиды, переживания – все негативные эмоции, которые ты испытываешь в жизни, никуда не деваются. Они копятся, а если ты их еще и пытаешься сдержать, чтобы выглядеть сильной, они разъедают тебя изнутри. Но знаешь, в жизни есть место чудесам. Я в этом убедилась сама. И продолжаю убеждаться до сих пор.

- Я… я не верю в Бога, если вы об этом, - неуверенно сказала Вика и неожиданно расплакалась. Она вспомнила свою смерть, не на то растраченную молодость, а потом  ей на ум пришел Светлый, и она немного устыдилась своих слов. Раз он есть, быть может, есть и Бог? Кто его знает. Куда-то ведь попадают души? Вика не верила в Боженьку на небесах. Не верила в рай и ад – невозможно поверить, пока не убедишься на собственном опыте. Куда больше ее расстраивала собственная смерть, и очень напрягало странное существование между небом и землей.

- Ты считаешь сейчас, что Бога нет, потому что если бы он был, не допустил бы с тобой такого? – уверенно спросила Вера Семеновна, не догадываясь о том, какая буря происходит в душе Вики.

- Нет, я сожалею, что не верю, потому что мне не в чем находить утешение, - всхлипнула Вика, утирая ручейки слез.

- Я тоже не хожу в церковь, не ставлю свечки, не молюсь на ночь. К чему эти ритуалы, это уже давно устарело. Если человек не ощущает в себе веры, все это бесполезно. Но я верю, что раз мы существуем, есть вероятность того, что существуют и высшие силы, значительно превосходящие нас в способностях, интеллекте, в духовной свободе…

Вика вспомнила Светлого и то, с какой легкостью он менял облик. Да уж, способностей ему не занимать.

- Я тут пирог к чаю испекла. Творожный с клюквой. Попробуй, это фамильный рецепт, передается в нашем роду из поколения в поколение. Думаю, твоя мама тоже его умеет готовить, - неожиданно поменяв тему разговора, Вера Семеновна поставила перед Викой старинное фарфоровое блюдце, тонкое, с полустертыми золотыми рисунками. И сказала: - Не будем о грустном. Ты сказала, что хочешь пожить, так я не буду тебе надоедать философскими разговорами.

- Какое красивое блюдечко, - вырвалось у Вики.

- Когда-то это был сервиз моей матери, но от него мало что осталось, вот три блюдца уцелело да пара кофейных чашечек. Ну, как тебе пирог? Заешь-ка свою печаль. Хотя сейчас модно говорить, что стрессы заедать нельзя, но как же иначе бороться с жизненными невзгодами? Выпьешь чашку хорошего чая - и сразу легче на душе. Не на диете, надеюсь?

- Да нет, мне диета не нужна, я и без того чахну и сохну, - уныло сказала Вика.

- Ты ешь, ешь, а я тебе историю этого сервиза расскажу. Мне его подарила моя мать, твоя прабабка. Сказала, что он был частью ее приданого, когда она замуж выходила. Семья наша, между прочим, хоть и не дворянского рода, но и не самая простая. Интеллигентные все были, образованные. Так вот, матушке моей в приданое дали сервиз на двенадцать персон. Тогда было принято, чтобы каждая семья регулярно устраивала званые обеды никак не меньше, чем на дюжину гостей. А уж когда мы подросли и сами стали невестами, она поделила сервиз между нами, чтобы у каждой был набор на шесть персон. Твоя бабушка сервиз продала во время войны, тяжело было. На кусок хлеба не наскрести, а детей кормить чем-то надо. Вот и продала. Поэтому ты его и не помнишь, - тут Вика прикусила язык, потому что как раз хотела встрять с репликой, что вспомнила этот золоченый узор. А Вера Семеновна тем временем продолжала:

- А я свой сервиз сберегла, да все равно от него мало что осталось. Нас сначала из одной квартиры большевики погнали в коммуналку, потом из коммуналки выселили в хрущевку – улучшили жилищные условия. И во время этих переездов моя половина маминого сервиза или побилась, или потерялась. Я уж берегу остатки, как могу, ведь это память о моей маме. А потом дочка разбила и их, когда посуду мыла.