Виталий Каплан - Отработанные

Виталий Каплан

ОТРАБОТАННЫЕ

1

Солнце, огромное, налившееся тусклой багровостью, падало за горизонт. За ту неразличимую линию между морем и небом, которая, как известно, условна. Впрочем, не более условна, чем все остальное.

Умирал еще один день, еще одно колечко медной цепи, еще один пустой байт. В теплом воздухе набухали сумерки, наполненные комариным звоном и запахом полыни. Странно, на всем острове не было ни стебелька полыни, сплошь буйное тропическое разнотравье, а запах почему-то жил оттудошний, привычный…

Они собрались, как всегда, на Стартовой Площадке. Лэн с Кириллом, бессменные костровые, натаскали сучьев, наломали хвороста для растопки. Хотя в такую жару и сушь это было излишним — чиркни спичкой, и взовьются до небес синие ночи…

Нервно дергая бровью, Игорь настраивал раздолбанную гитару. Помесь нейлоновых и стальных струн не располагала к хорошему звучанию, но выбирать не приходилось.

— Вот лопнет четвертая, и одной проблемой меньше, — проворчал он, пробуя флажолеты на басах. — Да на этой деревяшке ни один уважающий себя человек играть бы не стал.

— Так то человек! — ядовито заметили от сложенных уголком бревен. Падла с Чингизом резались в импровизированные шашки, черные и белые ракушки выстроились на расчерченном стремительными линиями песке.

Игорь не стал отвечать, прислушиваясь к гаснущему в вязкой тишине созвучию. Нечего было ему отвечать.

— Чует мое сердце, пополнение к нам грядет, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Антон. Закатав выше колен рваные джинсы, он бродил по мелководью, натягивал на ночь сети. Легкая у него оказалась на это дело рука, и народ редко в какой день не баловался рыбкой. «Вот ведь можешь, если постараешься, — временами подзуживал его Чингиз. — Это тебе не вампиров гонять, это у тебя получается». Антон поначалу обижался, но с каждым разом все тише, точно врастая в поставленный Чингизом диагноз.

— С чего бы вдруг? — не отрываясь от шашек, поинтересовался Падла.

— Чутье! — коротко объяснил Антон и, произведя фонтан теплых соленых брызг, кошачьим прыжком выбрался на берег.

— Опять медитировал? — желчно усмехнулся Чингиз. — Ну-ну, для печени оно, конечно, полезно. Впрочем, может, ты и впрямь на Автора настроился?

— А откуда ты знаешь, а вдруг он и по правде умеет? — высказался Кирилл, садясь на траву возле обреченной огню груды сучьев. — Вдруг он все-таки немножко еще может по Сумраку работать? А вдруг он не совсем разучился? Хорошо бы мальчишку сбросили, — помолчав, добавил он. — А то с этим уродом уже и играть неинтересно. Только и знает, что крыльями своими бывшими хвастаться.

— Это кто еще урод? — встрепенулся обжаренный до состояния шоколадки Лэн и деловито отвесил Кириллу крепкого пинка. Босой тренированной пяткой, как раз в ту самую точку, коей жертва соприкасалась с землей. Естественно, жертва взвилась в воздух крылатой ракетой, и спустя миг оба пацана покатились по траве, сосредоточенно пыхтя и попеременно оказываясь то наверху, то на лопатках. Со стороны они гляделись слипшимися в экстазе колобками, и лишь мелькание загорелых рук и ног разрушало иллюзию.

— Ну вы, оба там, уймитесь! — негромко, скорее для порядка скомандовал Антон. — Сейчас ведь все дрова нафиг развалите. А за это без вопросов по шеям.

— Вот именно, — шумно отдуваясь, подтвердила вернувшаяся с пляжа Ольга. В черном купальнике, напоминавшем скорее комбинезон звездолетчика, так и не сумевшая загореть, переливающаяся бледными непросохшими телесами, она гляделась внушительно. — Вообще, распустились они сверх всякого разумного предела. Я бы принципиально предложила более радикальные меры. Ибо ту демократическую мягкотелость по отношению к малолетним оболтусам, которую я имею несчастье здесь наблюдать, назвать педагогикой нельзя. Меры должны приниматься неукоснительно! Гибкие меры, да, но и жесткие!

— Деревянные меры, — усмехнулся Падла, — это рулез! Тем более, вон их сколько растет, — указал он взглядом на темнеющие в отдалении кусты.

— Это сакс! — гневно завопил кто-то из мальчишек. Кто именно, не разобрал бы и Автор, окажись он тут, в теплых, точно остывающий суп, сумерках.

— Не, ребята, вы неправы, — сделав ход иззубренной ракушкой, заметил Чингиз. — Гибкие друзья детей — это самое то, чего вам не хватает для полного счастья… Добрые мы, блин, — драматически вздохнул он, — а излишняя доброта оборачивается своей противоположностью.

— Вы даже сами не подозреваете, насколько правы, Чингиз, — поддержал его профессор. — Сейчас вы озвучили одно из основных положений гегелевской диалектики. Единство и борьба противоположностей, куда ж без этого. И заметьте, осуществляется она как раз посредством «отрицания отрицания». Тем самым, развитие происходит по спирали…

— А оно происходит? — невинным голосом поинтересовался Падла. Он любил иногда подначить Аркадия Львовича, без этого старик неминуемо впадал в меланхолию.

— А как же иначе, коллега? — профессор Зальцман принялся нервно протирать и без того чистые стекла очков. — Как же иначе? Законы мироздания едины.

— «Действие равно противодействию! — ехидно процитировал Чингиз. — Это физический закон. Но там, где действует физическая сила — физические законы бездействуют!»

— Я не люблю, когда дешевой демагогией подменяют собственную философскую близорукость! — мрачно начала Ольга, примериваясь к собеседникам. Чингиз поморщился, а Падла уже мысленно выпекал ароматную грубость.

Антон решил переключить стрелку, дебаты с Ноновой достали уже всех, хотя на острове Ольга объявилась лишь месяц назад.

— Короче, — парой точно направленных пинков расцепил он младших, — вы меня заколебали. Двадцать отжиманий каждому! — распорядился он, критически оглядывая потрепанных в потасовке пацанов. — А не то…

— А не то что? — нахально пискнул Лэн.

— А не то именно то, — мгновенно, словно дожидаясь этого, откликнулся Антон. — Вернее, те. Которые гибкие друзья. Сейчас вот мы с Чиной забудем на время наши метафизические разногласия, наломаем веток… Потому что вас, обормотов, воспитывать надо, совсем от рук отбились. Кто мне сегодня сети спутал?

— Не мы! — быстро парировал Лэн. — И мы не виноваты, что ты их сам с террасы унести забыл.

— А кто лазил без спросу в подвал? — меланхолически поинтересовался Чингиз. — Сколько раз было сказано: недоработан подвал, опасно туда соваться…

— Кто изображал из себя рок-звезд и уронил мою гитару? — елейным инквизиторским тоном осведомился Игорь. — Главное, дождались, пока я задремлю… Какое низкое коварство! Нет, у нас эти оболтусы хрен бы Знак получили. Мы в их возрасте вели уже вполне осмысленное существование, отрабатывали теорию и практику роддерства, создавали аппробативные методики… А эта мелочь пузатая, которая, кстати сказать, и дробей не знает…

— Это все чепуха! — решительно заявил Падла. Поднявшись на ноги, он подтянул свои невозможных размеров семейные трусы и свирепо уставился на притихших пацанов. — Это все чепуха по сравнению с главным. Кто брал мое пиво?

— А мы-то здесь при чем? — очень убедительно удивился Кирилл. — Я лично вообще «Жигулевского» не пью. Я только лимонад…

— Поди-ка ко мне, цыпочка, — ласково протянул Падла. — Я сейчас тебе в деталях разъясню, при чем здесь конкретно ты.

— Падла, ну не надо! Ну зачем? — забеспокоился Кирилл, ничуть не стремясь приблизиться к возвышающейся подобно грозному утесу фигуре. Может, лучше двадцать отжиманий? — с надеждой обернулся он к хихикнувшему Антону.

— Надо, Кириллка, надо! — грустно подтвердил тот. — Все тайное рано или поздно становится явным, по всем долгам приходится платить. Меня-то словами не уведешь, — он вдруг замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли прислушиваясь к чему-то.

— Да, его не уведешь, — рассеянно подтвердил Чингиз, отрываясь от шашечных расчетов. — Его разве что проведешь… Ольга, может, вы и правы. В кои-то веки… Хватит, в самом деле, потакать разгильдяйству, многозначительно указал он взглядом на изобилующие гибкими ветками кусты.

Как знать, чем бы это кончилось… Но дрогнул темнеющий воздух, заискрился радужными переливами, протяжно выдохнуло плоское небо — и на песок, с высоты чуть более трех метров, шлепнулся мальчишка. Лет этак двенадцати, худенький и длинноволосый. Упал на четыре точки, ойкнул и растерянно поднялся, отряхивая лиловый пуховик.

— С приземлением! — желчно поприветствовал его Падла. — Велкам ту наш гостеприимный остров. Не очень ушибся-то?

— Здрасте, — растерянно выдавил из себя мальчишка и заозирался. — А это где? А вы кто? А зачем зонтик?

— Сейчас, — хмыкнул Игорь, — сейчас все узнаешь. Но сперва, ясноглазый ты наш рыцарь, скажи, звать-то тебя как?