Майк Галь - Нет спасенья от героев

Майк Галь

Нет спасенья от героев

…Радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший,Встретив еленя рогатого или пустынную сернуГладный, неистово он пожирает, хотя отовсюдуСам окружен и ловцами младыми, и быстрыми псами…

Робот-грузчик увяз в трясине «по уши». Зарылся крепко, окончательно и безнадежно. Что называется — влип. Натужно выл и стонал на пределе сил электродвигатель. Где-то там внизу, под черной дурнопахнущей водой, упорно месили тяжелый болотный ил его гусеничные пары. Огромные зловонные пузыри вперемешку с зеленой тиной выныривали со дна и лопались со смешным чпокающим звуком. Толстые трубы девяти основных манипуляторов слепо-беспомощно извивались, ухали сервоприводами, метались над поверхностью трясины, щелкали зубастыми захватами, яростно рвали сухую траву на болотных кочках в тщетных попытках зацепиться хоть за что-нибудь основательное. Однако с самого начала было отчетливо ясно — экспедиция осталась без робота и юный Савелий прекрасно это понимал. Понимал, но продолжал надеяться. Выжидал, стоя на заросшем камышом берегу, и, зажав в руке пульт дистанционного управления, откровенно тянул время — а вдруг…

Чуда все не происходило и нужно было докладывать Бармалею. Савелий нехотя полез в нагрудный карман за коммуникатором, когда тот сам завибрировал, заурчал встречным вызовом, переходящим в бодренькую мелодию «Сиртаки».

Вызывал начальник экспедиции. Он же Бармалей. Он же Савелиев школьный учитель истории Борель Марленович Сидоров.

— Ну что, Савелий? Безнадёга? — то ли спросил, то ли констатировал Бармалей.

— Безнадёга, — вздохнул Савелий тяжело, словно в том была его личная вина, а не промашка техслужбы тайм-дайверов в пять тысячных наносекунды, высадившей тяжелый погрузочно-разгрузочный механизм посреди непролазной топи, в добрых семидесяти километрах от базы.

— Кхм… Подсиропили хронолазы, — крякнул досадливо Бармалей. — Тогда, значит, так, Савелий… Слушай приказ… Робота в «спящий режим», все оставить как есть, самому ноги в руки и сюда. Все ясно? Вопросы?

Вопросы к начальнику экспедиции у десятиклассника Савелия конечно были. Десятикласснику Савелию очень хотелось спросить уважаемого Бореля Марленовича Сидорова: как же это — вот так запросто бросить без присмотра, можно сказать, на произвол судьбы ценное школьное оборудование. Не оставить легкомысленно где-нибудь на заднем дворе их учебного заведения среди мусорных контейнеров, или, скажем, нечаянно забыть в парке после городского субботника, а сознательно обречь на верную гибель, в немыслимой глубине веков, в невообразимых пластах времени, в диких, почти первобытных лесах древнего Пелопоннеса. Это, во-первых. А во-вторых — каким образом уважаемый начальник экспедиции собирается без робота-грузчика осуществить транспортную операцию по доставке огромного и совсем не легкого пещерного льва до экспедиционной хроноплатформы (с таким, кстати, трудом и, можно сказать, риском выслеженного и плененного для их школьного зверинца), если, конечно, уважаемый Борель Марленович не намерен самолично бежать до нее, до хроноплатформы, впереди оного льва в качестве приманки. И еще: другого такого случая заполучить реликтовую зверюгу у них уже наверняка не будет, поскольку школьные учебные экспедиции, как известно, дальше «бронзового» века не пускают, а пещерный этот лев, возможно и даже наверняка, последний, живущий на земле в данный отрезок времени.

Ни о чем таком, конечно, Савелий Бармалея не спросил. По той хотя бы простой причине, что одним из строжайших правил участия в тайм-дайвинге или, по-простому, путешествиях в прошлое, является четкое и беспрекословное подчинение начальнику экспедиции — в школьных же экспедициях это правило было просто железным. Посему Савелий ответил коротко: что, мол, все ясно и нет у него к начальству никаких вопросов — на том и отключился. После чего, уже засовывая коммуникатор обратно в карман и выискивая глазами неприметно стоящий в тени деревьев мотограв, неожиданно увидел человека…

Человек был большой и голый. Не то что бы совсем голый, а только предметы его одежды (а именно: грязная тряпка на бедрах — одна штука, колчан с луком и стрелами — одна штука, рваные кожаные сандалии — две штуки) как-то терялись на фоне внушительной мускулатуры незнакомца. «Здоровый лоб», — машинально отметил Савелий, хотя как раз лоб у человека был не очень большим. Большой у человека была дубина, на которую тот небрежно опирался одной рукой. Другая его рука указывала в сторону торчащего из трясины робота, слегка притихшего и вяло копошащегося в болотной грязи. Смотрел при этом человек прямо на Савелия и требовательно повторял одну и ту же фразу на каком-то, должно быть, очень древнегреческом языке. И вся логика ситуации подсказывала, — это был простой вопрос: «Что это?»

Савелий растерялся. Савелий не знал, что делать. Савелий стоял столбом и приветливо — по-дурацки приветливо — улыбался. Он просто сиял самым неподдельным и искреннем дружелюбием, дрожащими пальцами при этом нащупывая на поясе рукоятку мощного полевого электрошокера.

— Здрасссьте, эээ… уважаемый… — мотнул головой Савелий и забормотал, резиново улыбаясь: — Это… здесь… Все нормально… Все в порядке… Ничего страшного… Это робот, понимаете? Обыкновенный робот… Ага… Робот-грузчик… Старая модель… Это… Гидромеханоид… «Ги-дро-ме-ха-но-ид!» — повторил он по слогам, для пущей ясности. Савелию очень хотелось сказать что-нибудь на греческом, пусть и не на древнем, но в голове откуда-то всплыло и крутилось лишь совершенно неуместное: «Кали орэкси!» («Приятного аппетита!»). Он действительно не знал, что делать.

Голый гигант, в отличие от Савелия, умственными муками не страдал. По крайней мере, на его лице, заросшем черной бородищей, это никак не отражалось. Убедившись, что как источник информации Савелий совершенно бесполезен, как источник возможной опасности совершенно безвреден, любопытный эллин целиком сосредоточился на терпящем бедствие роботе. Поудобнее перехватив дубину, он самым внимательным образом стал высматривать среди трясины кочки покрепче, явно собираясь добраться до утопшего механизма и навести на болоте порядок.

Конечно, Савелий предполагал, что, так или иначе, а застрявший робот обречен на погибель. Что не жилец он среди экологически чистых и первозданно диких лесов, гор, долин и рек догомеровской Эллады. Неестественный и чуждый предмет. Случайное недоразумение, занесенное сюда непонятно каким ветром. Вот только не ожидал Савелий, что случится это так скоро — практически на глазах. К собственному удивлению он вдруг понял, что ему жалко несчастного робота — инвентарный номер семнадцать дробь семнадцать школьной коммунально-хозяйственной службы. Жалко невообразимо. До слез.

— Нет! — крикнул Савелий, овладев наконец электрошокером. Крикнул громко и решительно. Ну, может не решительно — но громко, это точно. Во всяком случае, гигант Савелия услышал. Услышал и остановился, обратив на него вопрошающий взор.

— Нет! — повторил Савелий — Стойте! Нельзя! Понимаете? Нельзя трогать…

В подтверждение серьезности своих слов и права на собственность, он сделал несколько шагов вперед и, отставив в сторону руку с электрошокером (словно какой-нибудь джедай из «Звездных войн»), с сухим треском выметнул из него вверх голубую полутораметровую искру. Жест был эффектен, смел и наивен. Мощный электрический разряд пронзил большую комариную тучу, в испуге подскочившую на пару метров.

Эллин признаков испуга не проявил. Но заинтересовался. Добрую минуту он молча и задумчиво смотрел на Савелия. Стоял и сопел. Размышлял. Какие-то ужасно сложные аналитические процессы происходили, должно быть, в его чернокудрой голове. С натугой, с почти ощутимым скрипом и скрежетом рождались в ней длинные ряды архаичных образов, проявлялись уходящие в бесконечную ¬даль цепочки странных и удивительных ассоциаций. Эллин трудился долго, тяжело и добросовестно. Итогом его трудов стали действа, для Савелия неожиданные.

Во-первых, гигант улыбнулся — ощерился блаженно и одновременно жутко. Во-вторых, он отступил на шаг. В-третьих, — еще на шаг. Затем вдруг бухнулся на колени и, являя взору плитоподобную спину, с приглушенным стуком воткнул голову в мятую траву. Савелий опешил, а эллин, глядя в землю, начал что-то длинно и безостановочно бубнить… Эллин бубнил, Савелий стоял, не зная чего ждать, комары зло гудели и готовили ответный удар… Потом гигант умолк. Он выпрямился, задрал вверх бороду, полную растительного мусора, и торжественно-протяжно провозгласил что-то похожее на «Хайре!». Затем притих. Просто смотрел на Савелия и молчал все с той же жутко-блаженной (или блаженно-жуткой) улыбкой.