Сергей Синякин - Вокруг света с киллерами за спиной Страница 10

В гостиницу возвращаться не стоило, возвращаться в гостиницу мог только явный самоубийца, и Илья Константин нович решил припасть к стопам Далай-ламы, пока тот еще не уехал из Лхасы, и попросить у него и его подручных политического убежища. Монастырь казался ему куда более надежным убежищем, нежели гостиница. Страх подгоняя Русского, и до монастыря он добрался довольно быстро. Тяжелые ворота, однако, уже были заперты на ночь. Илья Константинович принялся яростно стучать кулаками в окованные доски. На стук в маленькое окошечко выглянул уже знакомый Илье Константиновичу монах, которому Далай-лама поручил открыть путешественнику третий глаз. Радостно улыбнувшись, он показал Русскому сложенный трубочкой язык и торопливо отпер ворота. Видимо, ему ужасно хотелось проверить на ком-то свое умение хирургически открывать дополнительные глаза.

— Решился? — по-английски спросил он и крепко взял Илью Константиновича за руку. — Не бойся, это не больно! Ворота с лязгом захлопнулись за ними.

— Ну что? — спросил все тот же коренастый преследователь, появляясь из бамбуковых зарослей. — Биатлоном, говоришь, занимался? Пять пуль из шести, говоришь, в десятку клал? Бамбук ты! Сказал бы я тебе, что и куда ты клал! Да и сам бы положил!

Долговязый вышел из-за стены маленькой скобяной лавки, поглядел вслед процессии и недоуменно развел руками.'

— Затмение нашло, братан. Не мог я промазать с такого расстояния, честное слово, не мог! Нет, братила, кто-то ему ворожит. И ворожит крепко.

— Просто ты стрелять не умеешь! — возразил коренастый.

— Я не умею?! — Долговязый выхватил из-за пазухи пистолет и навскидку выпалил в сторону монастырской стены. Раздался короткий сдавленный вопль, и на землю безжизненным мешком плюхнулся монах в алых одеяниях, оказавшийся излишне любопытным или просто любовавшийся со стены изумительным пурпурным закатом.

. — Ну?! — победно сказал долговязый. — Будешь по-прежнему утверждать, что я стрелять не умею?

— Стрелок! — презрительно бросил коренастый. — Ты лучше подумай, как нам его теперь из монастыря выманить!

— Пошли в гостиницу, — предложил коренастый. — Там этот официант сегодня работает. Я видел, как он с ним чирикал днем. Может быть, официант что-нибудь знает?

На прямой вопрос, как незаметно пробраться в монастырь, бывший послушник Адольф Миллер ответил сразу и не менее прямо:

— Штука баксов, и считайте, что вы в покоях самого Далай-ламы!

— Далай-лама нам без нужды, нам его не заказывали, — возразил долговязый. — Нам бы в подвалы монастырские пробраться. За бытом понаблюдать. Ста баксов хватит?

— Шестьсот, — непреклонно ответил несостоявшийся буддийский монах и поджал тонкие губы, показывая тем самым, что дальнейший торг неуместен.

Долговязому преследователю это понравилось, он восхищенно выругался и раскрыл бумажник, доставая валюту.

— Рупиями и юанями возьмешь? — озабоченно спросил он, видя, что долларов не так уж и густо. — Могу рублями.

— По курсу, — твердо сказал Миллер. — А рублей вообще не надо.

Через несколько минут ожесточенного торга выяснилось, что Адольф имел в виду курс старинного Шанхайского банка, а курса московской межвалютной биржи вообще не знал, и даже вырезка из газеты «Известия», предъявленная коренастым, его абсолютно не убедила.

Глава 8

Размеренность монастырской жизни быстро наскучила Илье Константиновичу Русскому. Он жил в келье, над которой висел небольшой плакатик с надписью, на слух звучавшей как «Лха дре ми шо-нанг-шиг», что в переводе означало буквально «Да будет одинаковым поведение богов, демонов и людей».

Маленький монах, которого звали Там-Пон, готовил Русского к операции. Часами рассказывал, какие возможности он получит, когда станет обладателем третьего глаза, приводил примеры из жизни различных лам и даже намекал на некие сверхъестественные способности, которые Илья Константинович обретет, если проникнется к нему абсолютным доверием.

Жизнь в монастыре шла по заведенному распорядку. Прожившему в нем три дня Илье Константиновичу казалось, что он живет в монастыре всю свою жизнь, а случившееся с ним прежде было не более чем фантастическим сном — вроде того, что приснился однажды маленькому мотыльку. Кормили в монастыре цампой и чаем. Чай был хорош, но цампа стояла комом в горле несчастного бизнесмена.

«Слезой горбушку поливая, свои несчастья я считал и ждал, когда земля сырая…» Четвертая строка никак не давалась, и Илья Константинович с отвращением отбросил грифель и вощеную дощечку. «Боже мой! — подумал он с отчаянием. — До чего я дошел! Писать стихи начал! Бежать надо, бежать!» Но бежать было некуда. С тоски и безделья Илья Константинович даже принялся рисовать на вощеной дощечке свой дальнейший маршрут. Возвращаться назад смысла не было. Идти вперед — значило добираться до Дакки. Оттуда, как на то указывали атласы, начинался цивилизованный мир.

На четвертый день Илья Константинович осмелился выйти во двор.

На монастырском дворе царила суматоха: монахи готовились к запуску змея. Сегодня был подходящий ветер, и монахи спешили воспользоваться благосклонностью неба. Уже приготовили камень, к которому была привязана шелковая ката с молитвой, обращенной к божествам ветра и воздуха. В критических обстоятельствах достаточно бросить камень — ката разворачивалась и божества получали возможность ознакомиться с молитвой. Сейчас монахи тщательно проверяли сосновые доски и ткань воздушного змея.

Змей имел форму коробки более трех метров в любом направлении.

Наконец проверка завершилась, и монахи с песнопениями потянулись на зеленое травяное плато рядом с монастырем. Илья Константинович пошел вслед за ними. Ему хотелось увидеть, как монахи летают на змее. Рассказов о героических буддистских пилотах он наслушался достаточно во время своего вынужденного затворничества.

Неосторожность оказалась роковой. Увлекшись наблюдениями за приготовлениями монахов, Русской не сразу заметил грозящую ему опасность. А опасность была уже довольно близко и представляла собой двух мужчин в европейских костюмах, которые приближались к месту запуска змея. Илья Константинович похолодел. По спине медленно побежали капельки пота. Он затравленно огляделся и выругал себя за беспечность. Добежать до монастыря он явно не успевал, подстрелят на середине пути. Бежать от монастыря было еще глупее, два охотника не дадут ему уйти далеко. Оставалась третья возможность, и она была единственной. Илья Константинович подбежал к воздушному змею, уже готовому пуститься в опасный воздушный полет. На его счастье, пилот еще не успел занять свое место, и это место занял Русской. Монахи добродушно отговаривали иностранца от ненужного риска, но Илья Константинович уже привязался к змею. Монахи пожали плечами, руководитель полетов одобрительно похлопал Русского по плечу и гортанно прокричал указание.

Тибетские лошади пустились в галоп. Змей застонал, дернулся, вырываясь из рук монахов, и поплыл над землей, медленно, но неотвратимо набирая высоту. Илья Константинович закрыл глаза, а когда открыл, то на мгновение перестал испытывать страх. За белоснежными горами расстилалась земля цвета хаки. Обнаженные серо-коричневые скалы густо поросли изумрудным лишайником. Лучи солнца превращали воды далекого озера в расплавленное золото. Змей вилял.

Илья Константинович посмотрел вниз и увидел на изумрудном травяном ковре многоцветную толпу монахов. Откуда-то сбоку к ней подбегали с криками две черные фигурки. От монастыря бежал монах, потрясая крошечными забавными кулачками. Это был Там-Пон, так и не успевший освободить Русскому третий глаз.

Судя по движениям рук, Там-Пон посылал в небеса проклятия.

Высота увеличилась еще немного, потом змея дернуло, и Илья Константинович понял, что достиг предельной высоты, которую разрешал канат. Воздушного змея начали медленно опускать к земле, но это не входило в планы Ильи Константиновича. Русской боялся высоты, но встречи с Там-Поном или наемными убийцами боялся еще больше. Достав из кармана многофункциональный офицерский швейцарский ножик, Илья Константинович открыл лезвие и собрался с духом. Внизу его определенно ждала смерть, свободный полет змея означал ту же смерть или возможное спасение. Стиснув зубы, Илья Константинович начал резать канат. Это оказалось нелегким делом.

Вначале он проклинал швейцарцев, которые делают такие тупые ножи, затем принялся проклинать свою тупость, не позволившую ему захватить из монастыря более острый нож. Но мало-помалу канат поддался и полетел вниз длинной темной змеей. Воздушный змей вздрогнул и на секунду снизился, заставив Русского ощутить смертельный озноб, но тут же начал медленно набирать высоту, унося бизнесмена в горы. Немедленно змей стал игрушкой ветров, и Илья Константинович поторопился бросить камень, для того чтобы развернулась ката с молитвой. Но то ли молитва была написана с орфографическими ошибками, то ли боги воздуха и ветра не умели читать, только ката бесполезно моталась под змеем, который уже крутили взбешенные воздушные потоки, заставляя Илью Константиновича вспомнить строки гениального барда Владимира Семеновича Высоцкого: «…и обжигали щеки холодной острой бритвой восходящие потоки…» Потоки и в самом деле обжигали не только щеки, но и душу Ильи Константиновича. Воздушный змей кувыркался в небесах, удаляясь от монастыря все дальше и дальше.