Уолтер Уильямс - Джонни Бродвей Страница 10

Пожалуй, даже феноменально хороший джосс не способен отвлечь часовых настолько, чтобы они не увидели крупного мужчину в вечернем костюме, спускающегося из окна на покрывале, сжимая в руке наволочку, полную серебра. Конечно, в более изысканной прозе благородные бандиты вроде Раффлса способны с завидной регулярностью избегать последствий столь неосторожного поведения. В моем же случае все обстояло иначе: не успел я коснуться ногами земли, как раздался первый крик, и мне пришлось делать ноги.

Меня поджидали трое часовых. Я обнаружил, что амулет мистер Пиня еще не потерял своей силы, поскольку один из них споткнулся о декоративный камень японского сада и упал лицом в гравий. Второй загородил мне дорогу и принял какую-то замысловатую позицию классического восточного единоборства — к несчастью для него, ибо я в тот момент не намеревался заниматься классическим восточным единоборством. Пробегая мимо него, я раскрутил тяжелую наволочку и заехал ему по голове. Он упал, а я, получив импульс от толчка, побежал дальше, не замедляя шага.

Третий часовой был офицером, молодым парнем в форме на три размера больше, чем требовалось. Он правильно сообразил, что у него нет времени вытащить шпагу, поэтому он просто отскочил к стене с протянутыми руками, намереваясь повиснуть на мне, пока не подбежит подкрепление. Я прыгнул на него, последовательно вонзая носок правой ноги ему в пах, носок левой ноги — в солнечное сплетение, правую пятку — в ключицу, левый носок — в переносицу и, наконец, правую пятку — в темя, откуда перемахнул на вершину стены, пока моя импровизированная лестница беззвучно оседала позади.

Оказавшись в переулке за стеной, я почувствовал себя относительно свободным. Избегая полицейских, которые разъезжали взад и вперед по улицам на своих автомобилях и мотоциклах, я зигзагами добрался до железнодорожных пакгаузов, куда наведывался утром, и устремился прямо к домику инженера. Я бросил все мои пожитки в отеле «Байерн» и ничуть не сожалел о них, что, однако, не распространялось на багаж. Я всегда питал слабость к телячьей коже ручной выделки.

Как видите, я все продумал заранее. Пакгауз был закрыт из-за стачки, железные дороги патрулировались, и если бы я остался дожидаться первого утреннего пассажирского поезда, японцы быстро перекрыли бы станцию. Вместо этого я наведался на железную дорогу утром и нанял специалиста, который должен был развести пары и по первому требованию вывезти меня из Японской Концессии. Я также приплатил инженеру за то, чтобы тот захватил с собой комплект рабочей одежды — в случае если поезд будет остановлен, мне надлежало выглядеть как помощнику машиниста.

Однако когда я прибыл, то обнаружил, что домик инженера пуст, все локомотивы абсолютно безжизненны и испускают лишь слабый душок машинного масла и угля. Заметив на задворках тусклый свет, я кинулся туда, позвякивая наволочкой. Там, под фонарем, на раскладушке лежал мой инженер.

— Что происходит? — спросил я. — Где мой поезд?

Инженер медленно пробудился, приподнялся на локте и почесал голову.

— О, мистер Йин, — сказал он. — Я вам отказываю.

— Как насчет поезда?

Он покачал головой:

— Отменены. Все поезда отменены.

— Святые небеса, почему?

— Мы на стачке — все железнодорожные рабочие. Мы протестуем против расправы генерала By с бастующими железнодорожниками на тамошней линии. Эй! — воскликнул он, обеспокоившись внезапной переменой в моей наружности. — Я тут ни при чем! Это не моя идея!

— Деньги! — сказал я, раскрывая наволочку и вынимая пригоршню серебра. — Могу дать еще денег.

Инженер беспомощно посмотрел на мою ладонь.

— Простите, мистер Йин. Рад бы услужить. Но я не могу сам управлять дорогой — нам нужны стрелочники, диспетчеры и тому подобное, а они все бастуют. В самом деле, я пришел сюда только затем, чтобы вернуть вам деньги.

Боюсь, я на короткое время потерял самообладание. Я закружился, топая ногами и проклиная генерала By, железнодорожников, Кобаяси, Хан Шана, Ямаш'ту и, наконец, мистера Пиня, чей амулет в итоге меня погубил — хотя, по некотором размышлении, я припомнил его предупреждении о «вселенском плохом джоссе», относительно которого амулет бессилен. Совершенно очевидно, что железнодорожная стачка стояла на одной доске с землетрясениями, наводнениями и военными действиями.

— Что ж, — сказал я, немного успокаиваясь. — Вы хотя бы принесли мне одежду?

— Простите, нет, — заморгал он. — Мы же никуда не собирались ехать, так я и не принес.

— В таком случае мы поменяемся одеждой.

— Вы уверены? На вас ведь очень хорошая одежда.

Я вновь показал ему пригоршню серебра.

Спецовка инженера была немного узка в груди, а штанины и рукава были коротковаты, но в ней мне было гораздо легче раствориться среди населения Циньдао, нежели в вечернем костюме. Выскользнув за ворота пакгауза, я осознал, что оказался в городе, где никого не знаю, откуда практически нет выхода и где могущественные враги, несомненно, охотятся за моей головой.

Что ж, не впервой. Первым делом я направился на самое старое кладбище, какое смог отыскать.

Кажется, я уже упоминал о том, что в свое время состоял в учениках у одного шарлатана, мистера Пиао, члена секты Скитальцев. В военное время Скитальцы нанимаются в качестве шпионов и ассасинов, а в мирное ведут жизнь странствующих фокусников, предсказателей и бродячих актеров. В роли последнего я и испробовал себя в пятнадцать лет, сбежав из-под тиранической власти шанхайской Золотой Национальной Оперной Компании.

Вершиной достижений мистера Пиао была попытка убедить Юан Ши-кая — довольно беспринципного имперского генерала, который предал республиканское движение вдовствующей императрице, за что подвергся ссылке, — в том, что его политическое поражение было результатом проклятия его собственной матери, к которой тот относился без должного сиао. Одним из элементов шарады, задуманной мистером Пиао, было появление самой матери Юана. Осуществление этого замысла было возложено на меня — мне надлежало проникнуть в штаб генерала Юана и эффектно появиться там в облике женщины, задрапированной в белый саван, завывая проклятия и упреки в адрес непочтительного Юана.

Мистера Пиао подвел один из его приборов — род магического фонаря, сконструированный для проекции призрачных изображений на стену дома генерала Юана. Прибор вышел из строя в самый драматический момент, испортив гениальный замысел. Это было последним деянием мистера Пиао, которого тут же вывели во двор и расстреляли; я же оказался в бегах, в незнакомом городе, более того, в костюме женщины-призрака — смею вас уверить, что подобное одеяние не делает мужчину незаметным.

К счастью, я догадался податься на кладбище. Люди всегда готовы увидеть привидение на могильном холмике и по этой самой причине не часто туда наведываются; а когда наведываются, имеют обыкновение оставлять у могилы съестные припасы, которые оказываются очень кстати прячущимся там призракам. Единственным недостатком жизни на кладбище является то, что там слишком много элементов инь — это все мертвецы, знаете ли, и если хотите поддержать себя в активном состоянии, следует придерживаться диеты, богатой элементами ян.

Итак, со станции я поспешил на кладбище, заприметил там старую маньчжурскую гробницу, которая, судя по надписям, стояла невостребованной по меньшей мере двумя поколениями, и взломал ее. Первоначальные обитатели, похоже, вернулись в гробницы предков в Маньчжурии, и сооружение было пусто. После восхода солнца я припрятал свой выигрыш, за исключением нескольких серебряных монет, и отправился купить какую-нибудь менее заметную рабочую одежду.

Вернувшись, я снял амулет с шеи и стал рассматривать его. Читать старомодные иероглифы было трудновато, но в конце концов я разобрал слова «Девять Золотых Отверстий Благородного Сердца». Сердце мудрого человека, утверждала надпись, имеет девять отверстий, тогда как у остальных из нас их меньше, но какое отношение это имело к Золотым Мечам, я затруднялся сказать.

Держа амулет перед собой, я сосредоточился на нем, произнося надпись по-кантонски, затем на пекинском диалекте и вдруг — совершенно неожиданно — я очутился совсем в другом месте.

Хан Шан описывал это место как «фонтан», но скорее это было похоже на небольшое озерцо, холодный глубокий водоем из тех, что обычно подпитываются естественными ключами, окруженный степными травами и плакучими ивами. Само озеро располагалось в небольшой долине, окруженной со всех сторон горами со снежными шапками вершин. Надо мной раскинулось голубое небо, и единственным доносившимся до меня звуком был шепот ветра, играющего в ивах. Это было местечко, куда парень захочет привести девушку, прихватив бутылочку вина и переносной граммофон, но, к сожалению, у меня не было ни того, ни другого, ни третьего, поэтому я принялся ходить вокруг озера, тщетно пытаясь отыскать признаки мечей. Я вглядывался в подернутую рябью воду, кристально чистую и глубокую, в надежде увидеть нечто стоящее, и в конце концов действительно разглядел слабый золотой проблеск в глубине.