Станислав Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады Страница 11

– Записано! – сообщил Перескоков, помахав телефоном.

– Придумал! – заявил носатый.

– Ну, что ты еще придумал? – уставился на него Шпулькин.

– Я придумал, какой гадости подпустить, чтобы уж наверняка.

– Ну? – обернулась к нему прима.

– Тема энуреза, – зловеще произнес тот.

– О! – даже на миг не задумавшись, блаженно закатил глаза Перескоков. – Вот что значит профессионализм. В десятку! Нельзя насилие и секс – пусть демонстрируют на сцене волеизлияние и мочеиспускание!

– И призывают к этому зрителей, – прозорливо кивая, добавила прима.

Внезапно глаза Перескокова округлились, и он вдохновенно промолвил:

– Борьба добра со злом. Хит всех времен и народов «Ночной позор»...

Тут только мы со Стасом осознали, что нелепая шутка заходит слишком далеко. Переглянувшись, мы заорали хором:

– Мы не будем мочиться на сцене!

Акулы шоу-бизнеса глянули на нас так, словно это пищали комары, и прима сказала Перескокову:

– Веня, ты пока уведи ребятишек.

– Все-все-все, мальчики, – вскочил продюсер, схватил нас за руки и куда-то поволок. – Вам спать пора, набираться сил надо, впереди большие свершения. А нам нужно делом заняться: подготовить репертуар, расписать гастрольный план, зарядить поэтов и аранжировщиков, договориться по поводу транспорта, организовать фанатов...

– Мы не будем делать этого на сцене! – твердо сказал я, остановившись перед дверью.

– Завтра, завтра поговорим, – ласково сказал Перескоков, впихивая нас в спальню, и захлопнул у нас перед носом дверь.

...Проснулся я от того, что в мобильном заверещал будильник. Первой мыслью было, как мне неохота переться в школу. Но миг спустя я осознал, что нахожусь не дома и никакая школа мне не грозит. Я лежал одетым и обутым на очень шикарной и мягкой трехспальной кровати с балдахином.

Рядом со мной, завладев единственным одеялом, безмятежно сопел укутавшийся почти с головой Стас. Вчера он не удержался и сделал по глоточку из нескольких красивых бутылочек, которые мы обнаружили у Перескокова в баре.

– Эй, – толкнул я его ногой. – Вставай, армахет[3]!

Он резко сел, осоловело осмотрелся и сказал:

– Интересно, кстати, нас завтраком кормить будут?

За что я люблю своего брата, так это за здоровый взгляд на жизнь.

– Мне тоже интересно, – сказал я. – Давай поищем кухню.

– Чего ее искать, мы ж там были, – напомнил Стас.

Точно. Я и забыл. Я же там миксер нашел. Мы сползли с кровати и направились туда. На кухне сидел Перескоков. Он был все в тех же кроссовках и в том же кислотном халате, что и вчера, только сильно порванном на спине. Перед ним на столе лежал сотовый телефон, а в руках он держал бутылку джина. В воздухе стоял отчетливый можжевеловый дух.

Я даже замер в дверях: Перескоков наливал в стакан прозрачную жидкость... Какое-то время он сосредоточенно смотрел на нее, а потом, к моему облегчению, аккуратно стал переливать обратно в бутылку.

– А, проснулись, драгоценные мои, – заметил он меня и приветливо качнул головой. – Проходите, присаживайтесь. А я вот так и не смог уснуть. – Вид у него был ужасный. Такой, будто бы он все-таки пил всю ночь. Его шахтерское лицо приняло синеватый оттенок и поросло жесткой щетиной. Красные глаза были полны отчаяния и доброты. – Зато я кучу дел по телефону переделал. Жизнь, кстати, налаживается. Жить будем бедненько, но добренько. Уже и транспорт ходит. Медленно, но ходит. Потому что, когда он не ходит, вреда получается больше, чем пользы. Люди это осознают потихоньку. И в магазинах уже торговля началась.

– Так ведь можно все без денег брать!

– Можно, но почти никто уже не берет, потому что это дурно, и народ это понял. Да ты садись, – пригласил он вновь.

Я присел, а Стас куда-то исчез, видимо, вернулся в спальню. Перескоков взял бутылку и вновь наполнил стакан на треть.

– Костик, я не могу больше пить, – вдруг трагично сообщил он. – Налить могу, а выпить – никак. Только поднесу стакан ко рту, как душит меня совесть, так, будто я собираюсь кого-нибудь топором зарубить. Вот, глянь! – Дрожащей рукой он медленно поднес стакан ко рту, но та затряслась еще сильнее, заходила ходуном, и в какой-то момент пахучий джин выплеснулся ему на халат.

– Пятнышко будет! – взволнованно воскликнул Перескоков и, быстро поставив стакан на стол, принялся, чавкая, сосать махровый подол. Кого он решил обмануть? Себя, что ли?

– И сколько вы так уже насосали? – спросил я.

Перескоков затравленно на меня посмотрел и буркнул:

– Зови брата завтракать. Он добрее.

Я вернулся в спальню, но Стаса там не было. И тут же я услыхал шум и гам со стороны прихожей. Я заглянул в гостиную, в ту самую, из которой продюсер вчера выпрыгнул, и увидел Стаса, пятящегося от целой оравы журналистов с камерами.

– Скажите, сколько вам лет?! Это правда, что вы внебрачные отпрыски президента?! Вы – близнецы? Ваши ближайшие планы?! Какой вы ориентации?! Так все-таки «кто кого»? – кричали они наперебой. – Кто придумал девиз «Энурез против армии»?

– Это придумали задолго до нас, – пролепетал Стас, обернулся и беспомощно посмотрел на меня. Уж не знаю, чего он так растерялся, но было ясно, что его надо спасать. Я метнулся обратно на кухню, схватил со стола джин, плеснул немного Перескокову на халат, чтоб ему не обидно было, и побежал к брату на выручку.

– Куда-а?.. – плаксиво крикнул мне вдогонку продюсер, но я уже был в гостиной. Замахнувшись бутылкой как гранатой, я заорал:

– А ну, пошли вон! Убирайтесь!

В прихожей началась давка. Продолжая выкрикивать вопросы, толпа папарацци стала медленно выдавливаться через узкий тамбур за дверь. Когда исчез последний, Стас, бормоча: «Ноу комментс, ноу комментс», – захлопнул ее. Стало тихо как в бункере. Не соврал хозяин про звукоизоляцию.

– Так вот как она приходит, эта пресловутая слава, – многозначительно сказал Стас. – Помнишь, мы книжку читали, как ее там? «Огрызки хлеба»?.. Нет... «Обломки неба»?.. Короче, что-то такое. Про «Битлз». С ними было примерно так же. Встали утром, голова гудит, а пресса беснуется. А что вчера делали, что творили?.. Ничего не помнят.

– Они-то хоть петь умели, – прервал я его.

– Так ведь и шоу-бизнес на месте не стоит, – парировал он.

– Ты лучше скажи, на кой нам все это? Нам Леокадию искать надо, а эти уроды нам теперь проходу не дадут. Всюду будут лезть с камерами и вопросами мучить.

– Ты что, забыл гениальный план Перескокова? – возмутился Стас. – Именно благодаря славе мы и привлечем ее внимание.

– Так-то оно так... – сказал я, царапая подбородок. – Но что-то не нравится мне все это...

– А мне – нормально, – заявил Стас. – Мы, кстати, завтракать все-таки будем?

– Пойдем, пойдем, – кивнул я, – Перескоков тебя заждался.

Не успели мы поесть, как в продюсерские апартаменты ворвалась Клавдия Самогудова.

– Внимание! – с порога объявила она. – Вечером вылетаем на гастроли! Шумиху уже подняли, пиар-кампанию закрутили, рекламу пустили по всем СМИ. А наступать начнем, – она революционно взмахнула кулаком, – из провинции! С самых окраин! С Владика!

– Но мы же еще не репетировали! – испугался Стас.

– Еще чего не хватало! – сделала большие глаза примадонна. – Пусть самодеятельность репетирует. У нас уже весь материал готов, а к вечеру будут записаны фонограммы. Вам нужно будет только прыгать и открывать рот, короче – делать шоу. Вас в самолете за десять минут всему мой Лелик обучит, он у меня мастер!

Я вспомнил вчерашние разговоры и сказал:

– Лично я мочиться перед всеми не стану.

Несколько секунду длилось тяжелое молчание. Потом Самогудова махнула рукой и примирительно сказала:

– Ну ладно... Звездам капризы положены. Обсудили мы это... Наймем дублеров, что же делать. Ну, может, еще девочки с подтанцовки помогут...

– Вы, конечно, понимаете, насколько мне трудно в этом признаться, – встрял Перескоков, – но лично мне понравилась идея коллеги Шпулькина...

– Ну да... – задумчиво кивнула ему примадонна.

– Что за идея? – спросил Стас.

– Не важно! – встрепенулась прима. – Это все потом! А сейчас – работать! – Она хлопнула о стол пачкой листов: – Вот тексты, выбирайте.

Мы со Стасом взяли по бумажке, я стал читать, и у меня глаза полезли на лоб. Это была длиннющая песня, но мне хватило первого куплета:

Нет свободы молодым,Миф – «свобода», ложь и дым!Но свободе я учусь:Где хочу, там и...

Я поднял мрачный взгляд на примадонну, и она, поймав его, затараторила:

– Это такая тяжелая роковая баллада в стиле Хрипелова. А припев – народный, пипл схавает!

Я прочитал припев. Он действительно был знаком мне с начальной школы:

Хорошо быть кисою,Хорошо собакою...

— Я уже слышала фонограмму! – сообщила Самогудова с воодушевлением – там в припеве после каждый строчки такой крутой хардовый риф! И она прорычала: