Максим Далин - Время Любви Страница 11

Прозвучало резонно. Логикой он владел неплохо. Только один небольшой нюанс нарочно упустил.

— Тетку перед родами я бы с собой на экстремальное дело не попер, — говорю. — Ну все, хватит болтать. Пойдем уже.

Пошли. Укки, как я думаю, чуток отдышался, пока я его тащил, поэтому двигался более-менее нормально. А главная подлянка оказалась в том, что наверху трещин и уступов, почему-то, было гораздо меньше, чем внизу. Я, моментами, просто холодным потом обливался, представляя себе, как мы, в конце концов, доберемся до места, откуда начинается совершенно гладкий камень — и придется возвращаться обратно той же дорогой.

И как накаркал.

Мы оказались на карнизике шириной с табуретку. А дальше — гладкая стена, высотой метра в три. Резко обрывается, вероятно, тем самым вылизанным полом, который мы еще с авиетки видели. Вот так.

Тогда я говорю:

— Вот что. Я сам до этого дела не дотянусь ни за что. Подпрыгивать тут чревато. Стрелять — тем более, все может обрушиться. Поэтому сделаем так. Я поднимаю тебя, ты подтягиваешься, потом забираешь компьютер и рюкзак, как-нибудь там закрепляешься и вытаскиваешь меня. Принято?

И у Укки на лице отражается жестокая борьба. С одной стороны, он понимает, что это совершенно резонно, единственный выход. А с другой — надо мне позволить опять до себя дотрагиваться. А его из-за этого дурацкого времени любви от такого дела корежит до колик.

Он думал минуты две. Потом сказал:

— Фог, ты, конечно, прав.

И я его поднял. Его мелко трясло, но он как-то взял себя в руки. Встал ко мне на плечи, а там уж довольно легко подтянулся и взобрался наверх. Потом лег на край обрыва, свесился ко мне и говорит:

— Тут вправду та самая пещера, Фог. Тут рядом — колонна, может, привязать к ней веревку?

Я ему подал компьютер и рюкзак, а сам думаю. Представляю себе эту колонну, в которой мутный свет и шевелящиеся тени, и со страшной силой не хочу, чтобы Укки к ней даже притрагивался, не то, что веревки вязал.

— А больше не за что закрепить? — говорю.

Он убрался наверх и некоторое время там осматривался. Потом снова свесился ко мне вниз.

— Все гладко, — говорит. — И лежать неудобно. Тут поверхность камня, как лакированная шкатулка… или как внутренняя поверхность ракушки… И идет она немного под уклон. Я не смогу тебя удержать, мы оба соскользнем вниз. Я привяжу веревку, хорошо?

И я понимаю, что мы в заднице. В первый раз за все это время — в настоящей, печальной заднице. Потому что все мое внутреннее чутье восстает против вязания веревки к этой штуке. Вот вылезет из нее дрянь, рядом с которой волосня и ногастые гаврики со своим фаршем нам покажутся прогулкой по парку с фонтанами…

— Укки, — говорю, — знаешь, что… Мне кажется, что мы оба накроемся, если ты будешь теребить колонну своей веревкой. Вот скажи откровенно, тебе нравится эта колонна?

Он чуть помолчал.

— Нет, — говорит.

— Ну так вот, — говорю. — Видишь выход из пещеры?

— Далеко, — говорит. — Какой-то мутный отсвет, в полукилометре отсюда… Или в километре — поверхность идет наклонно вверх, Фог, мне сложно определить точнее.

— Славненько, — говорю. — Забирай наши манатки и иди туда. Выйдешь на поверхность — свяжись с крыльями. Вызовешь нашу резервную авиетку, если выйдет. Тогда заберешь меня на ней. А не выйдет — улетай.

— Фог, — говорит, — ты нашей резервной ту авиетку называешь, у которой двигатель разобран и антенны сняты? Да? Ты еще говорил, что энергоблок с нее для протонного ускорителя очень подходит?

Ну что я могу сказать…

— Хорошая, — говорю, — у тебя память, малек. Я думал, ты с этой беготней и временем любви забыл уже. Тогда скажу просто — вали отсюда, пока можешь. Сейчас какая-нибудь дрянь наползет, мы уже с четверть часа тут гужуемся.

— Наставник, — говорит, — я привязываю веревку. Все это ерунда. Я сейчас вытащу тебя, — а лицо совершенно отчаянное.

— Нас, — говорю, — сейчас сожрут обоих. Выполняй приказ, пилот, чтоб ты опух, а то у меня под ногами уже камни вибрируют, — и вытаскиваю бластер. Больше делать нечего.

А Укки кричит:

— Нет, нет, нет! Я спускаюсь к тебе! Мы идем вниз и ищем другое место!

— Не смей! — рявкаю. — Ты меня убить хотел — ну считай, что убил. Вали отсюда, я сказал!

Тогда он на пару минут исчез наверху, а потом снова свесился. И протянул вниз руки. Подо мной уже вовсю шла какая-то неторопливая работа.

А Укки говорит:

— Фог, держись. Все путем, — куда спокойнее.

Я потянул его за руку, осторожно — и чувствую, что он не скользит. Совсем. Я даже удивиться не успел — тело само подтянулось. Я ногу закидывал на край обрыва, когда внизу, что-то чавкнуло… с хлюпаньем, но негромким. Так, будто кто-то лужицу молока со стола схлебнул. Когда я потом туда посмотрел, ничегошеньки там уже не было — только ровный камень, но Укки, похоже, видел. Стоял на коленях, смотрел на меня снизу вверх, бледный-бледный, глазищи — из-за зрачков радужки не видно. И держался за рукоять меча.

— Что это было, герой? — говорю.

— Не знаю, — отвечает. Бесцветным, неживым голосом. — Не проси меня описывать, Фог. Не могу.

Я присел рядом с ним на корточки и руку протянул. А Укки ее отвел, как всегда. Пробормотал:

— Не трогай же меня, Фог, и без того тошно.

— Ну так поднимайся, — говорю, — товарищ мой отважный, и рвем когти отсюда, пока оно снизу сюда не вскарабкалось.

— Не могу, — говорит и вытягивает меч из ободранных ножен.

А меня разбирает истерический хихикс.

— Ты что, — говорю, — с горя зарезаться решил?

Укки на меня посмотрел с укоризной.

— Не так велико это горе, видишь ли, — говорит. — Просто я приклеил к полу комбез на коленях. У меня же твой рюкзак, а ты всегда с собой таскаешь микроотвертки, суперклей и всякое такое. Я видел, когда мы оставили авиетку, как ты из карманов комбеза все это в кармашки рюкзака перегрузил, а по своим карманам распихал лишние шприцы с иммунопротектором и химические фильтры для воды… вспомнил вот. От страха, наверное.

— Супернаблюдательность, однако, — говорю. — Что бы я без тебя делал…

А Укки очень аккуратно отрезал мечом куски ткани со штанов — от колена до лодыжки. Потом встал — приклеенные лоскуты так на полу и остались на веки вечные — подумал, и обрезал болтающиеся тряпочки. И получилось вроде комбеза с шортами по колено.

Я взял рюкзак, и мы пошли к выходу. Свет вдалеке постепенно гас, снаружи, похоже, ночь наступала, а внутри было гораздо светлее — и когда мы проходили мимо той самой колонны, в ее светящемся нутре что-то темное метнулось в нашу сторону и прилипло изнутри. И даже думать не хотелось, что это могло быть, и сумело бы оно или нет вылезти наружу, если бы Укки привязал веревку.

Когда мы выбрались на поверхность, уже совсем стемнело. Большая часть местной погани расползлась по своим дырам спать, только жабьи башки с кишками мотались на ветерке по черному небу дирижаблями, и кто-то невидимый в камнях тоненько посвистывал, как сверчок.

Мы так хорошо вышли, что я все время напрягался и ждал подвоха. Но кроме волосни из самых ближних к выходу колонн, никаких неприятностей не было. Укки держал меч наготове, но тут, вдалеке от города и цивилизации у гавриков, похоже, не хватало влияния.

А может, они сочли за благо оставить нас в покое. Решили, что нам уже хватит по самые гланды. Если так, то я бы с ними согласился.

Но все равно, пока я не распаковал компьютер и не связался с нашей машиной, мне было неспокойно. Только получив сигнал от нашей справочной базы и автопилота, я смог немного разжать нервы.

Укки стоял рядом с мечом в руке и милой улыбкой. И мне казалось, что уже идет по-старому. В смысле — сорванная планка у пилота встала на место, и весь этот дурной психоз со временем любви уже остался за флагом.

Я читал сообщения от наших крылышек, всякие приятные вещи о начале маневра, о расчете схода с орбиты, о наших координатах, о координатах машины — и на душе у меня постепенно становилось тихо и благостно. Мы скоро улетим из этого бардака. Потери в экипаже нулевые. В моем рюкзаке два контейнера с культурой — в общей сложности, килограммов восемь. Мы отлично справились с очень непростым делом, и теперь можно расслабиться и получить удовольствие.

До прибытия звездолета осталось минут четырнадцать, когда Укки, который молчал и тоже, вроде бы, отдыхал, подал голос.

— Фог, — говорит. — Ты очень занят или его автопилот ведет?

— Автопилот, — отвечаю. — А что? — и блаженно улыбаюсь.

А Укки крутанул мечом какую-то сложную фигуру и говорит, таким тоном, будто хочет сообщить очень приятную вещь:

— Фог, я подумал, что, наверное, не стоит откладывать поединок до Мейны. Там неудобно, соберутся твои… товарищи, будут глазеть… Мне кажется, что зрители — это совершенно лишнее. Давай, когда прилетит машина, чуточку попьем, вымоемся, передохнем немного… и найдем тут где-нибудь хорошее местечко, а? Вроде вон той площадки. Гладкий камень, отличное место… как будто специально для поединков сделано, и нет никого, кто станет пялиться и мешать идиотскими советами…