Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник) Страница 12

– Она домашнее мыло варит.

– Домашнее мыло? – отчетливо переспросила Дженни, внимательно глядя на меня. – Мыло? Домашнее?

Я пожал плечами.

– И это нормально? – подытожила Дженни.

– Вроде того.

Дженни долго смотрела на меня, а затем вдруг облегченно рассмеялась.

– Ну, слава богу. Я уж боялась, что все три дня будет плющить. А тебя, я вижу, уже отпускает потихоньку. Значит, скоро и меня отпустит.

– Что-то я не уверен, что меня отпускает, – пробормотал я, заглядывая в холодильник. – Слушай, еды нет, давай я в магазин спущусь?

– Я с тобой! – быстро сказала Дженни.

– Хочешь переодеться? – предложил я. – Майку и штаны найду, а вот с обувью не уверен…

– Зачем? – удивилась Дженни. – В пижамах и пойдем, полгорода уже прошагали.

– Ну, теперь-то у нас есть во что переодеться.

– Так кругом же одни долбанутые, – возразила Дженни. – Чего мы будем выделяться?

– Тоже верно, – согласился я.

В магазинчике было немноголюдно, и мы с Дженни неспешно шли вдоль стеллажей. Я рассматривал ценники и этикетки, которые попадались по пути.

– Знаешь, нет, – сказал я наконец. – Совсем меня не отпускает. Даже и не думает. Наоборот, все сильнее и сильнее накрывает.

– Ты уверен? – нахмурилась Дженни.

Я кивнул на коробку с кексиками:

– Вот это ты видишь, например?

Дженни присвистнула.

– Нет, ну, может, русский у них не родной, что они так фразы строят? – предположила она. – Хотя не до такой же степени: «коньячный спирт» без мягкого знака, а «пшеничная мука» – с мягким…

– Да это как раз ерунда, – отмахнулся я. – Ты на сам рисунок посмотри. Что они с осликом делают?

– Ой, блин… – не сдержалась Дженни и испуганно закрыла рот ладошкой.

– Ведь такое случайно не нарисуешь, верно?

Дженни кивнула, еще раз посмотрела на рисунок и покраснела.

– Давай возьмем, – сказала она решительно. – Покажем кому-нибудь. С кафедры психиатрии.

Мы пошли дальше, взяли сосисок, овощей и хлеба. Дженни остановилась у корзины с плюшевыми енотами, вынула одного и принялась рассматривать.

– Нравится? – с готовностью спросил я. – Берем, будет у тебя енот.

Дженни молча помотала головой.

– Если ты хочешь меня спросить, что делают плюшевые еноты в продуктовом магазине… – начал я.

– Почему у него из жопы белые ленты? – перебила Дженни. – Почему?

Я пригляделся. Действительно, прямо из задницы енота торчал целый пучок белых лент. Было их там три штуки – широкие, жесткие, длинные, чуть ли не пол метра, покрытые нескончаемыми абзацами убористого текста на всех языках мира.

– Там написано, как стирать, – неуверенно объяснил я.

– Как люди научились стирать? – насмешливо переспросила Дженни. – Статьи из «Википедии»?

– Так всегда делают, – уверил я. – Вообще всегда. На всех игрушках мира. Не спрашивай меня зачем.

– Вшивают в жопу? – уточнила Дженни. – Намертво? Их же никогда оттуда не выдрать. Смотри!

Она вдруг намотала ленты на руку и потянула изо всех сил. Ленты не оторвались, но задница енота вдруг треснула, и на пол посыпалась пенопластовая крошка.

Дженни испуганно запихнула енота в глубину ящика, отскочила в сторону и сделала вид, что рассматривает этажерку с вином. Даже сняла одну из бутылок.

– Возьмем? – предложил я. – Отметим знакомство.

– Что-то я боюсь, как оно на алкоголь ляжет, – нахмурилась Дженни. – Я же тебе рассказывала, как меня мутило от таблетки в клубе.

Вдруг послышался окрик.

– Молодые люди! Матросы! Я вам говорю! – раздраженно повторила кассирша, грозно приподнимаясь над своей кассой. – Положите обратно! Для кого объявление висит?

Дженни испуганно вернула бутылку на место.

– В будни продажа алкоголя в Москве запрещена, – объяснила кассирша. – Только по выходным и праздникам. Не знаете, что ли?

Я покачал головой.

– Давно? – спросила Дженни тихо.

– С начала месяца, – ответила кассирша. – Вот приказ висит. Продажа любой продукции, содержащей алкоголь, в рабочие дни запрещена. Постановление правительства Москвы.

– Да мы и не собирались, – ответил я. – Просто смотрели.

– Просто смотреть вот сюда надо! – проворчала кассирша, снова указывая пальцем на ламинированные таблички, развешенные над кассой.

Мы подошли ближе и стали читать.

– А петрушка не продается вообще или тоже в рабочие дни? – аккуратно спросила Дженни кассиршу.

– Вообще, – процедила кассирша. – Там нашли наркотические вещества. Приказ главного санитарного врача Онищенко.

– Хорошо, а чеснок-то почему? – удивился я.

– Отравлений много было, – ответила кассирша и демонстративно отвернулась, качнув серьгами: в ее ушах на коротких серебряных цепочках висели маленькие пушистые мышата, изящно сшитые из какого-то породистого меха. Из попы каждого мышонка тянулся до плеча плоский белый ярлык с надписями на разных языках.

– А почему мобильными телефонами в торговом зале запрещено пользоваться? – спросила Дженни.

– Вам товар пробивать или вы мне нервы трепать будете? – вспыхнула кассирша. – Просто больные все какие-то… – с чувством добавила она, грозно махнув серьгами.

Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.

– Марин! – вдруг заорала она в зал, поднимая голову. – Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?

Ей никто не ответил.

– Не пробиваются, в базе нет, – сказала кассирша и бросила пельмени в ящик на полу.

Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.

– А это сейчас вообще нельзя, – пояснила она. – Вы на упаковку смотрели?

Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.

– Там в составе коньячный спирт, – объяснила кассирша. – С вас двести девяносто три семьдесят.

Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в Интернете.

– Слушай, вообще трындец, – вдруг сказала она. – Другого слова нет.

– Что там?

– Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп… Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то… успокоила журналистов, объяснив, что… Ага, ну, слава богу, пишут: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов… – Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. – Хотя нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.

– Это где такое? – спросил я устало.

– Да это везде! – Дженни подняла глаза. – Если конкретно – ленту новостей ИТАР-ТАСС читаю. Просто подряд. – Она снова уткнулась в экран. – В Кемерово неизвестные угнали тепловоз. Епископ брызнул в лицо журналистке расплавленным оловом. В Москве проезд по улице Обручева с сентября станет платным. Иран объявил… Ого! Иран объявил войну Египту и Венгрии! Командующий ВВС США заявил… – Дженни замерла с открытым ртом. – Стоп, это я вообще читать не буду. Вдруг оно от нашего внимания запускается? Так и нас с тобой разбомбят…

– За два дня не успеют, – возразил я. – Нам осталось-то два дня продержаться.

– Британские ученые обнаружили на орбите… – снова начала Дженни. – А, нет, пустяки. Президент России подписал указ о повышении пенсионного возраста до семидесяти пяти… Тоже ерунда. В Павлово охранник госпиталя… Чушь собачья. Стоп! В Павлово охранник госпиталя ФСБ прострелил пациенту здоровую ногу из-за брошенного окурка.

– Чего? – насторожился я.

– Дело закрыто за отсутствием состава преступления. – Дженни подняла на меня глаза: – Слушай, я не могу больше! Не могу!

– Успокойся, – сказал я, присаживаясь рядом и обнимая ее. – Надо просто потерпеть. Понимаешь?

Дженни всхлипнула и кивнула.

– Все! – сказала Дженни, едва переступив порог, и со злостью швырнула сумку с тетрадями в темноту коридора.

Загремели падающие ведра.

– Ну ладно тебе… – Я обнял ее и поцеловал. – Что опять стряслось?

– Четвертый день! – всхлипнула Дженни. – Четвертый уже пошел! А оно только хуже!

– Где?

– Да везде! – Дженни топнула ножкой. – Везде! Ты не видишь?

– Вижу, но терплю, – вздохнул я. – Сегодня даже в институт не пошел. А у тебя что нового?

– Ничего особенного! – с вызовом сказала Дженни. – По закону Божьему на нашем курсе будет не зачет, а курсовая. Выдавали сегодня темы, мне досталось «Мощи ли молочные зубы». Я не могу больше!!! Не могу!!!