Кира Измайлова - Пятый постулат Страница 12

Особенно нарядной одежды у Маши не водилось (да и откуда ей взяться?), разве что единственное яркое платье, подарок портного.

Боги велят в светлый день не ругаться и не сквернословить, радоваться жизни и быть милосердным к другим, так что даже хозяйка, вопреки обыкновению, вела себя почти по-доброму и отпустила Машу пораньше. Вот только господин Малух и его семейство на празднование не пошли: в общем-то, вовсе и не обязательно было идти на общую гулянку, хоть и мало кто оставался дома. Но девушке от этого только спокойнее было, так что она лишь молча порадовалась упорному нежеланию госпожи Валии отпускать мужа на праздник (и надо полагать, не спроста хозяйка так озлилась!), уж больно навязчиво сладострастен был последнее время портной.

Но думать об этом в такой день не хотелось, так что Маша выбросила из головы господина Малуха и его жену, твердо решив хоть один-единственный вечерок посвятить беззаботному веселью.

Остальные жители Перепутинска тоже были не прочь повеселиться, и праздник постепенно набирал обороты.

Для всяких торжеств, как дней богов, так и прочих, вроде свадеб, на околице поселка отвели специальную площадку, где врыли деревянные лавки и столы, нынче покрытые небеленым полотном. Чуть в стороне имелась небольшая рощица, если это можно так назвать, поскольку растений было всего четыре, да еще и посажены они на некотором расстоянии друг от друга: березка, сосна, яблоня и рябина. Варта объяснила как-то Маше, что эти деревья — священные символы времен года: приход весны празднуют, когда весенний сок побежит под корой березы; летом, как сейчас, украшают яблоню; осенью приходит черед рябины, которая поспевает этой хмурой порой; ну а сосна — дерево зимы.

Сначала, как положено, с прибаутками обрядили в яркий наряд из разноцветных ленточек красавицу-яблоньку, сплошь покрытую нежно-розовым цветом, а потом сели за столы, уставленные разной снедью. Здесь принято было всем поселком скидываться на угощение (госпожа Валия еще, помнится, ворчала, что на праздник они, дескать, не пойдут, а деньгу все равно плати), и не было разных столов для богатых и бедных, в такой день все сидели вперемешку.

Пиво и напитки покрепче лились рекой, и вскоре народ потянуло танцевать.

По обычаю, молодежь должна водить хороводы вокруг украшенной яблоньки, петь лету славословия, а потом, ночью, прыгать через пламя костра — на счастье. Маша посчитала этот обычай очень опасным, но ничего не сказала –— вряд ли бы ее тут кто понял правильно.

Веселье бушевало вовсю, Маша сразу же раскраснелась, мчастью от танцев, а частью от пива — она и рада была бы пить что другое, да вот беда, здесь не подавали ничего безалкогольного. Девушка вместе со всеми повторяла нехитрые движения танца и подпевала (а голос у нее был красивый, да и раньше она любила петь с подругами).

Постепенно и люди постарше присоединились к разудалым пляскам.

Маша была совершенно счастлива, улыбаясь всем окружающим. От танцев и выпитого немного кружилась голова, и она готова была обнять весь мир, и казалось, что все вокруг такие добрые и милые, будто она вернулась домой, в родной Верхнешвейск.

До конца праздника было еще далеко, и все вокруг казалось чудесным: вкусная еда, танцы до упаду, веселые люди…

И вдруг она почувствовала, как чья-то рука игриво ущипнула ее за мягкое место.

Даже легкий хмель не помешал Маше возмутиться:

— Да как вы смеете!

Она стремительно обернулась и узрела нахала, которые посмел так бесстыже ее коснуться.

— Не ломайся, красавица, не обижу! — усмехнулся мужчина фривольно. — Пойдем-ка…

Он запнулся, видно, только сейчас разглядев, кто перед ним. Ошеломленная Маша поняла, что к ней приставал ее давний знакомец, «благородный господин», с которым она столкнулась в лесу сразу по прибытии в этот мир.

«Наверняка он просто не узнал меня в этом платье!» — поняла Маша.

— Это ты?.. — процедил мужчина, окидывая ее с ног до головы откровенным взглядом. — А ты здесь неплохо устроилась, приоделась, вижу…

Он гнусно ухмыльнулся, и Маша поняла, что он имел в виду. Она уже знала, что здесь профессия ЖДУ считается унизительной, и нетрудно было догадаться, что «благородный господин» намеренно ее оскорбляет.

— Это не ваше дело, как и где я живу! — выпалила она негодующе, в пылу обиды забывая, что все здесь обстоит не так, как в ее родном мире, и за дерзость дворянину ее по голове не погладят.

К счастью, тот и не подумал применить силу.

— Это уж точно меня не касается, — бросил он надменно и усмехнулся как-то очень обидно. — Я объедками не интересуюсь.

Развернулся и ушел, оставив Машу в одиночестве. И неважно, что вокруг веселились люди, она вдруг почувствовала себя так плохо, что захотелось плакать.

Настроение оказалось испорчено окончательно и бесповоротно. А она так радовалась теплому дню, тому, что можно, наконец, красоваться в лазоревом платье! И даже ненавистный чепец тоже можно снять, потому что праздник, все девушки распустили волосы, только замужние их прячут. Волосы у Маши успели немного отрасти, красиво лежали на плечах. Понятно, нефункционально, неудобно, у них на фабрике многие девушки стриглись совсем коротко или даже брили головы, но… Снова в Маше взыграло пошлое, мещанское — приятно было сознавать, что она не хуже прочих! Правда, вот с той блондинкой ей не сравниться, у той косы до пояса, видела ее Маша на улице… Ну и ладно, у многих других волосенки вовсе жиденькие, а у нее пусть жесткие, зато красивые! А если украсить себя венком из синих первоцветов, так и вовсе здорово получится!

Но это все чушь, главное, было весело, впервые за долгое время, и Машу не гнали, принимали в круг, и даже симпатичные парни с ней плясали… Танцы тут были незамысловатые, два прихлопа, три притопа, игры еще — тоже простые, Маша мигом выучилась, и ей это даже понравилось, наверно, ее подружкам с фабрики тоже бы по душе пришлось… И надо ж было подкрасться этому… озабоченному! Правда, грело душу осознание того, что и у белобрысого настроение испортилось — его аж перекосило, когда Маша обернулась, и он ее узнал. Наверно, рассчитывал на какую-нибудь местную «гулящую», а не вышло, вот и взбесился… Правильно, какая же нормальная девушка с таким пойдет? Только ЖДУ, а тут таких совсем мало…

Погруженная в такие мысли, Маша понуро стояла под березой (дома росли почти такие же, только у здешних кора была белоснежная, а у нее на родине — желтоватая), вертела в руках букетик весенних цветов. Хотела сплести еще один венок, да не стала, настроения не было.

— Маша? — ласково пробасил кто-то у нее над ухом.

Повернувшись, девушка увидела старосту. Тот по случаю праздника принарядился, щеголял в красной рубахе, поверх красовался богато вышитый кафтан до пят, на ногах — сапоги из хорошей кожи, со скрипом, полосатые штаны заправлены в них шикарно, с напуском… Борода расчесана на две стороны, маленькие свинячьи глазки смотрят хитро, с намеком.

— Господин Ранек, — кивнула она. Уже усвоила, кого надо называть господином!

— Веселишься, Маша? — спросил он. Дождался утвердительного ответа и продолжил: — А мне вот грустно!

— Отчего это? — наивно спросила она.

— Никто меня не любит, — вздохнул староста. — Жена померла, дети из гнезда разлетелись… Один я на белом свете!

Маша пожалела беднягу: в такой хороший день думать о печальном не дело!

— Неужели не найдется хорошей женщины, чтобы согласилась быть вам… женой? — она вовремя заменила слово «партнер» на более привычное в этих краях.

— Вот и я думаю, — подхватил Ранек. Глупая девка сама шла в его руки! Ба, да так уж ли она глупа? Играет просто, выкобенивается! Это было ему по нраву, и староста продолжил: — Наверняка найдется!

— Я тоже так думаю, — вежливо сказала Маша. — У вас всё будет хорошо!

— Добрая ты девка, Маша, — произнес Ранек и что-то вынул из кармана. — Вот тебе за ласку, носи на здоровье!

— Что это? — девушка с любопытством посмотрела на то, что староста положил ей в ладонь. Проволочка, на ней бусинка, ярко-голубая, в цвет платья. Да это же сережки! Девчата у них на фабрике, бывало, прокалывали уши, вдевали стальные колечки — это считалось ужасно модным и даже вызывающим, за это ругали на собраниях трудового коллектива. А тут серьги все девушки носят, и никого это не удивляет… Как интересно! — Ой, спасибо, только у меня даже уши не проколоты…

— Это не беда, — еще более ласково произнес Ранек. — Проколешь. Иголку вон на огне прокали — только и всего… А тебе они пойдут, Маша, специально к твоим глазам подбирал, синенькие!

— Спасибо, — повторила она, смущаясь. — Так неожиданно и вообще… не привыкла я…

— Неужто такой красивой девке никто подарков не дарил? — поразился староста. — Ну! Молодежь пошла — ничего не смыслят! Ты тех, кто постарше держись, они-то знают, как бабам потрафить, поняла? — Тут Ранек взял Машу за руку и пожал со значением. Он понизил голос: — Приходи вечером ко мне, поняла?