Роберт Асприн - Маленький мифо-заклад Страница 12

Его рука слегка сжала мое плечо, но я думаю, он сделал это неосознанно.

— Так вот, я был не особенно хорошим родителем… что, хотел бы думать, относит меня к большинству. Я не слишком занимался своими детьми. Бизнес всегда служил хорошим оправданием, но правда в том, что я рад был по возможности предоставить их воспитание кому-нибудь другому. Теперь я понимаю — это происходило потому, что я боялся, что если попробую заняться этим сам, то совершу по неведению или из-за неуверенности какую-то ужасную ошибку. В конечном итоге из некоторых детей вышел толк, а из некоторых… скажем, не совсем. А я остался с саднящим ощущением, что мог бы поступить лучше. Что мог бы добиться большего.

Он отпустил мое плечо и встал.

— Что и приводит нас к тебе.

Я не был уверен, как себя чувствовать — неуютно, от того, что он сосредоточился на мне, или радостно, от того, что он снова принялся расхаживать.

— Я никогда сознательно не думал о тебе, как о сыне, но задним числом понимаю, что многое в том, как я обращался с тобой, вызвано застарелым чувством вины со времен отцовства. В тебе я обрел еще один шанс вылепить кого-то… дать все советы, которые, как я считал, мне следовало дать собственным детям. Если временами казалось, будто я излишне остро реагирую, когда дела идут неважно, то это потому, что в глубине души я вижу в этом свой личный крах. Я хочу сказать, ведь это же мой второй шанс. Время показать, многому ли научили меня предыдущие неудачи, и знаешь что получается? Я теперь уделяю все свое внимание и прилагаю все силы, а дела ВСЕ РАВНО идут вкривь и вкось!

Это ничуть не улучшило моего настроения. Помимо всего прочего, у меня теперь возникло отчетливое ощущение, что я как-то подвел Ааза.

— По-моему, тебе нельзя сказать, будто это твоя вина, Ааз. Я имею в виду, что ты старался изо всех сил и был терпеливее всех, кого я когда-либо знал. Никто не может обучить другого всему, даже если помнит, чему следует учить. У меня есть определенная точка насыщения. После этого мне не усвоить ничего нового, пока не переварю уже полученные знания. И даже тогда — буду честен и скажу прямо — в некоторые вещи я ни за что не поверю, как бы часто ты мне ни втолковывал. Мне придется просто выяснить самому. Ремесленник не может винить себя в неумении, если у него дефектный материал.

— Именно так я и думал, — кивнул Ааз. — Мне нельзя постоянно винить во всем себя. С твоей стороны очень проницательно вычислить это в твоем возрасте… не пережив того, что пережил я.

— Не так уж трудно вычислить, что я туп, — с горечью сказал я. — Я все время это знал.

Внезапно я почувствовал себя поднятым в воздух. Я посмотрел мимо кулака Ааза, стиснувшего мне ворот рубашки, вдоль его руки и дальше в желтые глаза.

— Неверный урок! — зарычал он, очень походя на прежнего себя. — Тебе полагалось усвоить отнюдь не то, что ты туп. Ты не туп, и если бы слушал сказанное мной, то услышал бы, как я только что поздравил тебя с этим.

— Что же тогда… — сумел выдавить я из себя вместе с немногим оставшимся воздухом.

— Суть в том, что случившееся в прошлом не МОЯ вина, точно так же, как в происходящем теперь виноват не ты!

— Аааа… ыг… — не замедлил опровергнуть я.

— О! Извини.

Мои ноги ударились оземь, и воздух хлынул обратно мне в легкие.

— Все, что может сделать родитель, любой родитель, это приложить максимум усилий, хорошо это или плохо, — продолжил Ааз, словно без всякой перебивки. — Реальный итог зависит от многих переменных, никто не может брать на себя одного ответственность, вину или хвалу за все, что ни произойдет. Мне важно помнить об этом, имея дело с тобой… а тебе помнить, имея дело с Клади. Это не твоя вина!

— Разве?

— Совершенно верно. В нас обоих есть сильная жилка отцовства, хотя не знаю, откуда она взялась у тебя, но все, что мы можем сделать, это приложить максимум усилий. Нам требуется помнить, что не надо пытаться взвалить на себя вину за действия других людей… вроде Тананды.

Это снова отрезвило меня.

— Ты об этом знаешь, да?

— Да. Она попросила меня попрощаться с тобой за нее, если не увидит тебя, но полагаю, ты уже знаешь.

Я просто кивнул, не в состоянии говорить.

— Я уже тревожился, как-то ты прореагируешь на проблемы с Клади, а когда Тананда решила уехать, я понял — ты воспримешь это тяжело. И попытался найти способ показать тебе, что ты не одинок. Справедливы твои чувства или нет, отнюдь не новы.

— Спасибо, Ааз.

— Это хоть как-то помогло?

Я с миг подумал.

— Немножко.

Мой партнер снова вздохнул.

— Ну, — проговорил он. — Я пытался. Это самое главное… как мне думается.

— Здорово, ребята. Как живем-можем?

Я поднял взгляд и обнаружил шагающего к нам весело сияющего Корреша.

— О. Привет, Корреш.

— Я думал, вам захочется узнать, — объявил тролль, — что я вычислил способ спихнуть счет за учиненные сегодня Клади повреждения Синдикату по статье деловых расходов!

— Отлично придумано, Корреш, — тускло обронил Ааз.

— Да. Восхитительно.

— Эй, — поглядел он на нас, чуть склонив голову на бок. — Всякий раз, когда двое самых крупных рвачей на Базаре не возбуждаются из-за денег, должно быть, что-то стряслось. Давайте-ка выкладывайте. Что вас беспокоит?

— Хочешь сказать ему сам, Ааз?

— Ну…

— Слушайте, это ведь не из-за того, что сестричка покидает гнездо, верно? Вот смех-то.

— Ты знаешь? — моргнул я.

— Я вижу, ты до крайности расстроен этим, — сказал опасным тоном Ааз.

— Ерунда на постном масле! — воскликнул тролль. — Не понимаю, из-за чего тут расстраиваться. Тананда просто приводит в порядок свои мысли и чувства, вот и все. Она обнаружила, что ей нравится нечто, идущее вразрез с ее представлением о самой себе. На это может уйти несколько дней, но в конечном счете она разберется, что это еще не конец света. Через это проходят все. Это называется «повзрослением». Если уж на то пошло, так по-моему, чертовски чудесно, что она должна наконец усвоить, что не все остается навек неизменным.

— Ты так думаешь? — Я вдруг начал чувствовать себя лучше.

— Конечно. Да ведь только за то время, что мы тут корешим, изменился Ааз, изменился ты, и я тоже, хотя склонен проявлять это не столь драматично, как вы или сестричка. У вас, ребята, просто тяжелый случай чувства вины. Вздор! Нельзя, знаете ли, винить во всем себя.

— Это хороший совет, — я встал и потянулся. — Почему ты никогда не дашь мне такого хорошего совета, партнер?

— Потому что он ясен любому дураку без всяких слов, — прорычал Ааз, но в глазах у него блеснули искорки. — Беда в том, что изверг не любой дурак.

— Совершенно верно, — ухмыльнулся Корреш. — А теперь как насчет того, чтобы присоединиться ко мне в небольшом винном погребке «Счастливый Час», пока я рассказываю вам, как хитроумно сберегаю вам деньги.

— Я предпочел бы, чтобы ты произвел на нас впечатление, разрешив наши проблемы с присмотром за ребенком, — мрачно пробурчал мой партнер, направляясь в гостиную.

Я последовал за ним, чувствуя себя странно счастливым. Положение снова стало нормальным… или настолько нормальным, насколько оно вообще здесь бывало. Вместе, был уверен я, мы сможем найти позитивный курс действий. Я хочу сказать, в конце-то концов, ну сколько хлопот может причинить одна девочка…

Эта мысль съежилась перед образом уносимых духом воздушного начала палаток.

И я твердо решил на предстоящем военном совете больше слушать, чем говорить.

ГЛАВА 9

Ведь никогда не дадут забыть про это. Об одной малюсенькой ошибке!

Отдыхая за выпивкой с Аазом и Коррешем, я чувствовал, как уплывают прочь напряжение и депрессия минувшего дня. Приятно было знать, что когда дело действительно станет туго, у меня есть друзья, способные помочь мне разрешить все проблемы, какими бы те ни были сложными или внешне безнадежными.

— Ну, парни, — сказал я, наливая всем еще по кругу вина. — Есть какие-нибудь идеи насчет того, что нам следует сделать?

— Убей, не знаю, — отозвался, поигрывая кубком, Корреш.

— Я все еще думаю, что это твоя проблема, — объявил, откидываясь на спинку стула, Ааз и зло усмехнулся. — Я хочу сказать, в конце концов, впутался-то ты в нее без нашей помощи.

Как я сказал, очень хорошо иметь друзей.

— Не могу сказать, что согласен с этим, старина Ааз, — помахал рукой тролль. — Хотя, признаться, искушение есть. К несчастью, реальность положения в том, что покуда мы живем и работаем в таком тесном контакте, его проблемы — наши проблемы, разве ты не знаешь?

Как ни ценил я, что логика Корреша ближе к оказанию мне помощи, я счел нужным сказать несколько слов в свою защиту.

— Мне хотелось бы думать, Ааз, что это улица с двусторонним движением. Я впутывался и в некоторые ТВОИ проблемы тоже.

Он начал было огрызаться, затем поджал губы и вновь переключил внимание на вино.