Йен Макдональд - Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк Страница 12

Я отошла и села на самый низкий гхат. Река успокоит меня, река меня направит. В ней, как и во мне, кроется божество. Бурая вода закручивалась водоворотиками вокруг унизанных кольцами пальцев ног. Вода смывает все земные грехи. На той стороне священной реки высокие трубы выбрасывали в небо желтый дым. Ко мне подошла крошечная круглолицая девочка, предложила купить цветочную гирлянду. Я снова увидела ту реку, эти гхаты, эти храмы и лодки так, как видела их из своего деревянного дворца на площади Дурбар. Теперь я видела, какую ложь скармливал мне наладонник высокой кумарими. Индия представлялась мне нарядным платьем, раскинутым в ожидании, пока я натяну его на себя. А была она скупщиком невест со связкой рупий. И Шелковым Путем, по которому ступаешь кровоточащими ногами. И мужем с телом ребенка и с аппетитами взрослого, связанного своим бессилием. Она была спасителем, которому нужна была во мне только моя болезнь. Она была головой девушки, откатившейся в канаву.

Внутри этой головы молчали мои демоны. Они не хуже меня понимали, что никогда не станет для нас домом Бхарат, Авад, Маратха и все прочие места в Индии.

Севернее Нарайангада дорога поднималась по лесистым хребтам. Медленно лезла вверх, к Муглингу, откуда сворачивала и повисала на крутом склоне долины Трисули. За три дня я сменила третий автобус. Автобусы стали привычными: сядь сзади, завернись в дупатту, смотри в окно. Прикрывай рукой деньги. Молчи.

Первый автобус я поймала у Джаунпура. Опустошив счет Ашока, я сочла за лучшее покинуть Варанаси насколько возможно быстрее и незаметнее. И без подсказки Брихаспати я видела, как выслеживают меня ИИ-сыщики. Конечно, они перекроют железнодорожные, аэро- и автобусные станции. Из священного города меня вывез таксист без лицензии. Водитель заметно обрадовался дальней поездке. Второй автобус увез меня из Горакхпура через поля дала[57] и банановые плантации к приграничному Наутанва. Я нарочно выбрала маленький заброшенный Наутанва и все же старательно склоняла голову и шаркала ногами, подходя к иммиграционному чиновнику-сикху за жестяным барьером. Я затаила дыхание. Он жестом руки велел мне проходить, даже не взглянув на мои документы.

Я поднялась по пологому склону и пересекла границу. Даже слепая, я с первого шага узнала бы свое королевство. Громкий шум, приставший, кажется, к коже, смолк так внезапно, что тишина показалась гулкой. Машины обходились здесь без гудков. Они сворачивали, объезжая пешеходов и священных коров, жующих жвачку посреди дороги. Люди в обменном пункте, где я обменяла рупии Бхарата на непальские, были вежливы: не напирали, не толкались и не пытались всучить мне лишнего в магазине, где я купила пакет жирных самоса;[58] застенчиво улыбались мне в дешевой гостинице, где я сняла комнату на ночь. Смолкло вечное: «Давай, давай, давай».

Я спала так крепко, что сон походил на бесконечное падение сквозь белые простыни, пахнущие небом. Наутро третий автобус повез меня в Катманду. Дорога, скрытая шедшими в затылок друг другу грузовиками, вилась с обрыва на обрыв, непрестанно поднимаясь вверх, вверх, вверх. Скрипела коробка передач старенького автобуса. Мне нравился этот звук — мотор, спорящий с земным притяжением. Этот звук принадлежал к самым ранним воспоминаниям, до того как по такой же дороге явился в деревню шакья оценщик детей. Вереница грузовиков и автобусов, ночь напролет. Я смотрела из окна на придорожные дхаба, на каменные пирамиды святилищ, на рваные молитвенные знамена, вытянутые по ветру, на канатные переправы через видневшуюся далеко внизу реку цвета молочного шоколада, на тощих детей, перебирающих ногами по протянутым на высоте тросам. Все такое знакомое и такое чужое для демонов, населяющих мой череп.

Должно быть, младенец плакал уже давно, но его голос только теперь перекрыл ровное громыхание автобуса. Мать, сидевшая на два ряда впереди меня, шикала, баюкала и укачивала крошечную девчушку, но ее плач становился все пронзительнее.

Он заставил меня подняться и подойти к ним с Насатья.

— Дай ее мне, — сказала я, и, должно быть, уверенная властность медицинского ИИ отчасти сказалась в моем тоне, потому что мать, не задумываясь, передала мне малышку.

Я отвернула пеленку. Животик девочки болезненно вздулся, ручки и ножки обмякли и отекли.

— У нее каждый раз после еды колики, — сказала мать, но я, не дав ей помешать, уже стянула подгузник.

Запах был острый, кал твердый, комковатый и светлый.

— Чем ты ее кормишь?

Женщина показала кусок хлеба ротпи, разжеванный с краешка для младенца. Я сунула пальцы в рот малышки, заставляя ее показать язык, хотя специалист по питанию Вайшванара и так знал, что увидит. Язык был обложен красными выпуклыми язвочками.

— Это началось только после того, как ей стали давать твердую пищу? — спросила я. Мать закивала. — Ребенок страдает целиакией, — объявила я. Мать в ужасе закрыла лицо, принялась раскачиваться и причитать. — С ней все будет хорошо, только перестань кормить ее хлебом и пищей, сделанной из зерна, кроме только риса. Она не может переваривать белки пшеницы и ячменя. Корми ее рисом, рисом и овощами, и она скоро поправится.

Весь автобус смотрел, как я возвращаюсь к своему месту. Женщина с младенцем сошли в Наубисе. Малышка все еще вопила, хотя уже слабее, но женщина прошептала мне: «Намасте». Благословение. Я вернулась в Непал без плана и цели, без надежды, меня просто тянуло домой. Но замысел уже начал складываться.

За Наубисом дорога уверенно пошла вверх, серпантином огибая бастионы гор, окружавших Катманду. Близился вечер. Оглядываясь назад, я видела реку огней, змеящуюся по горным склонам, — фары машин. Когда автобус разворачивался на очередном изгибе серпантина, мне становилась видна та же река, уходящая вверх красными огоньками задних фар. Мне, как и всем в автобусе, слышен был посторонний шум в моторе. Мы подползали к высокой седловине, к водоразделу, откуда расходились ущелья: направо — в долину Катманду, налево — в Покхару и в Высокие Гималаи. Все медленнее и медленнее. Все чувствовали запах горелой смазки, все слышали дребезжание.

И не я бросилась к водителю и его напарнику. Это был мой демон Тривасти.

— Остановись, сейчас же остановись! — кричала я. — У тебя генератор заклинило. Ты нас всех сожжешь!

Водитель свернул на узкую обочину, вплотную к скале. С другой стороны впритирку проходили грузовики. Мы подняли крышку капота и увидели дымок, поднимающийся над генератором. Водители покачали головами и вытащили наладонники. Пассажиры столпились перед машиной, глазели и переговаривались.

— Нет, нет, нет, дайте мне ключ, — приказала я. Водитель остолбенел, но я требовательно протянула к нему раскрытую ладонь. Может, он вспомнил больную девочку. Может, прикинул, сколько придется ждать ремонтную бригаду из Катманду. Может, подумал, как хорошо было бы оказаться дома с женой и детьми Он вложил мне в руку гаечный ключ. Через минуту я сняла ремень и отсоединила генератор.

— У него подшипник заклинило, — объяснила я. — У моделей выпуска до две тысячи тридцатого года это постоянный дефект. Еще сотня метров, и загорелся бы. Можешь вести на аккумуляторе. До Катманду дотянешь.

Они не отрываясь смотрели на маленькую девушку в индийском сари, с платком на голове, но с закатанными рукавами чоли[59] и с выпачканными в биосмазке пальцами.

Демоны возвратились по местам, и под темнеющим небом мне стало ясно, что я буду делать дальше. Водитель и его напарник кричали мне вслед, а я поднималась мимо вереницы машин к перевалу. Мы не слушали криков. Обгоняющие нас машины гудели мелодичными сигналами, предлагая подвезти. Я шла дальше. Уже недалеко было до развилки трех дорог. Назад в Индию, вниз, в город, и вверх, в горы.

На широкой, покрытой масляными пятнами площадке для разворота грузовиков стояла чай-дхаба. Она сверкала неоновой рекламой американских напитков и бхаратской минеральной воды, словно только что упала со звезд. Постукивал генератор. Телевизор знакомо журчал мирными непальскими новостями. В воздухе пахло горячим ги и биосоляркой.

Хозяин не знал, что и думать обо мне, странной девчонке в индийской одежде. Наконец он проговорил:

— Славная ночь.

Он был прав. Над смогом и копотью долины воздух был волшебно прозрачен. Куда ни глянь, видно на целую жизнь вперед. На западе еще теплилась полоска света. Великие вершины Манаслу и Анапурна мерцали муаром на синеве.

— Славная ночь, — подхватила я, — еще какая славная!

Машины медленно тянулись мимо, не останавливаясь на этом перекрестке на крыше мира. Я стояла в неоновом сиянии дхаба, заглядевшись на горы, и думала: «Здесь я буду жить». Мы поселимся в маленьком домике под деревьями, у ручья, ледяного от горных снегов. У нас будет очаг и телевизор для компании, и молитвенные знамена полетят по ветру, и со временем люди перестанут бояться и протопчут тропинку к нашей двери. Есть разные божества. Бывают великие божества торжественных обрядов, крови и ужаса. А мы будем малым божеством маленьких чудес и будничного волшебства. Починенные машины, отлаженные программы, вылеченные люди, планы новых домов, пища для тел и умов. Я стану маленькой богиней. Со временем обо мне пройдут слухи, и люди потянутся отовсюду: непальцы и иностранцы, путешественники, туристы и монахи. Может, однажды появится и мужчина, который не станет бояться. Но если он и не придет, все будет хорошо, потому что я никогда не узнаю одиночества с живущими во мне демонами.