Сергей Панарин - У реки Смородины Страница 13

– Не спеши, соколик, – произнесла вещунья. – Каждое четверостишие Склеразм Роттердамский сопроводил уточнением. Читаю: «Из иного мира выйдут в наш два не демона, но мужа. Братья, да непохожие. Очарованные, они либо станут надеждой восточным народам, либо погибелью им же». Думаю, толкования излишни.

– Давай, Вань, наколдуй чего-нибудь, – прикололся Егор.

– Оборжаться, – прокомментировал Старшой. – Бабушка, я не хочу становиться ни надеждой, ни погибелью. Нам бы домой…

– Тут я с тобой, милый мой, целиком и полностью согласна. Чем раньше удастся выпихнуть вас из нашего мира, тем лучше. Вдруг вы никакая не надежа! Я пробовала заглянуть в будущее, но судьба ваша покрыта пеленой неопределенности. Я вам больше скажу: ваше присутствие влияет на мою способность предрекать, даже если я занята другим посетителем. Вчера забегал купец, хотел получить картину на пять лет вперед. А я ничего не вижу! Несколько недель, не боле. Сперва думала, это от моей несобранности. Я же слегка разозлилась: он меня от книг оторвал. А затем пришла убежденность – грядет великая перемена. А уж с вами ее увязать – грошовое дело.

– Что-то ты нас вообще запугать решила, – пробормотал Иван.

– Больно оно мне надо. Я сама люто испужалась. И, заметь, в самый первый ваш приход. Сердце гадалки не обманешь.

– Нас дома ждут, – напомнил ефрейтор.

– Умница, Егорий Василич! О главном не забыл, хоть и дурак… – Скипидарья глянула в лицо Емельянова-младшего и осеклась. – Я имею в виду, дурак по стихотворению Настрадаюса! Хм, воистину, настрадаюся я с вами, хи-хи.

Близнецы-дембеля ждали конструктивной информации, и гадалка подумала, что совсем потеряла голову, страшась этих глупых, но чрезвычайно важных для судеб мира парней. «Возьми себя в руки», – велела она себе. Сделав глубокий вдох, ворожея приступила к важному:

– Внимайте, неразумные. Промеж мирами надобно открыть врата и наладить мост. Это деяние самого высочайшего уровня волшебства.

– То есть, ты не сможешь? – уточнил Старшой.

– Где уж мне, простой деревенской бабке! Сие колдовство требует неизъяснимой точности и неизмеримых затрат магических сил. Малейшая ошибка приведет к гибели всего сущего. – Она лукаво прищурилась. – Вот я и думаю, может, вы туточки, у нас, останетесь? Здесь удалым молодцам вольготно. Соглашайтеся, соколики!

Близнецы, не сговариваясь, ответили в унисон:

– Не, нам домой надо!

– Я так и знала, – вздохнула старушка. – Уже по этой причине вы таите в себе величайшую опасность, ишь, дом вам подавай. А ведь, даже согласись вы остаться, произойдут – и уже происходят – страшные изменения.

– Ну, мы все не сожрем, местным останется, – ни с того ни с сего обиделся Егор.

– Да я не о том! При чем тут пища-то? – раздосадовалась Скипидарья. – Вы чужаки. Влияете на распределение жизненной силы. Неизвестно, большой радостью обернется ваше присутствие или тяжелейшими бедами. Поэтому вам во что бы то ни стало необходимо отыскать чародея, способного построить мост. И, промежду прочим, убрать его. Последнее едва ли не сложнее первого.

– Где ж нам его найти, чародея-то? – спросил Старшой.

– Вот она, загвоздка! – Вещунья хлопнула ладошкой по столу. – Измельчал нынче волшебник. Карты открыли мне, что один великий чародей все же есть. Только отыскать его способны лишь вы сами.

– Ни фига себе, задачка! – сказал Егор.

– Да, Егорий свет Василич, в этом деле легких путей не бывает. Я вам способна помочь ровно двумя советами. Первое. Все предзнаменования говорят мне, что вам потребно идти на север. Постарайтесь посетить великого и несчастного многознатца по имени Бояндекс. Если кто и ведает, где взять великого колдуна, так это Бояндекс. Не перебивайте! Второе. Отправляйтесь как можно скорее. Лучше прямо сейчас. Давайте, соколики, я буду за вас молиться.

У боялина Люлякина-Бабского было много соперников. Самым непримиримым считался Станислав Драндулецкий. Естественно, предводитель партии слонов.

Он происходил от высокородных боляков. Больша – государство к западу от росских княжеств. Воинственные мужчины-боляки стремились захватить побольше, а болячки были чертовски красивы, но не вполне здоровы. Станислав унаследовал от отца воинственность и максимализм, а от матери-болячки – легкое косоглазие, которое становилось тяжелым в моменты гнева, страха или сильной усталости. Выросший в Тянитолкаеве, он искренне считал себя местным, полюбив здешнюю природу и даже людей, пусть они и были неотесаны да невежествены.

Он получил прекрасное образование, обожал музицировать на лютне. Правда, непросвещенные тянитолкайцы этот инструмент не уважали за название, полагая, что он придуман лютыми людьми. Драндулецкий слыл ценителем и поклонником парфюмерии. Он выписывал все новинки из закатных стран, предпочитая марку «Тыкверд и Зюскин». Ходили страшные слухи о рецептуре волшебных ароматов. Дескать, для изготовления парфюма мастера удушали красивых девок, мазали их салом, а после из этого сала гнали пахучую жидкость. Мол, оттого и духи, что девок душили. Станислав в эту ерунду не верил, правда, с некоторых пор стал ловить себя на мысли о красоте женской шеи и о том, как бы здорово взяться руками и… Тут боялин себя одергивал и гнал запретные думки подальше.

Он знал толк в одежде. Законодательницей мод была Парижуя. Там Драндулецкий заказывал наряды, а потом щеголял в самых дорогих и прогрессивных тряпках мирового уровня. Народ считал парижуйцев клоунами, а за гастрономические пристрастия и вовсе обзывал жабоедами. Станиславу прощалась увлеченность глупыми обычаями, люди тихонько посмеивались и слагали о нем короткие потешные истории.

Тем не менее боялин не был простачком, оказывая существенное влияние на политику Тянитолкаевского княжества.

Драндулецкий, разумеется, прознал о немчурицах – гостях Полкана. Попеняв себе за нерасторопность, Станислав учинил разгон помощникам и велел им неусыпно следить за домом соперника, а также за парой иноземных визитеров.

В то время, когда близнецы беседовали с гадалкой, боялин Драндулецкий находился дома и играл в новомодную игру «боулинх». Для нее прямо на полу застилалась длинная ковровая дорожка, в конце которой расставлялись восемь прочных узких кувшинов. Игрок, находящийся на противоположной стороне, катал глиняные шары, стараясь сбить как можно больше кувшинов. Расторопный слуга расставлял их заново.

Станислав предпочитал шарам другой сфероид, который нельзя назвать предметом. Дело в том, что Драндулецкий владел самым настоящим колобком, то есть круглым живым караваем. С глазками, ушками, носиком и ротиком.

Высокий сухопарый боялин сорока годков устраивал колобку сеанс «боулинха» по двум причинам. Во-первых, Станислав имел садистские наклонности, а во-вторых, колобку нужно было провиниться, чтобы попасть на дорожку.

Сегодня разумный каравай принимал наказание за надругательство над булочками.

– Открой рот, – скомандовал тенорком Драндулецкий.

– А может, не нафо, хофяин?

Лучше бы колобок промолчал. Стоило ему заговорить, и боялин запустил перст в открытый ротик. Большой и безымянный пальцы очутились в ушках каравая. Станислав сделал широкий шаг к дорожке и запустил снаряд в цель.

– Ай! Ой! Ай! Ой!.. – вякал катящийся хлеб, пока не врезался в кувшины. – Уй-е!!!

– Замечательный удар, вашество! – польстил Драндулецкому слуга, хотя осталось стоять три кувшина.

Хозяин гордо задрал длинный нос к потолку.

– Чтоб тебя рассейский провожатый до Москвы повел, – прошептал непонятное проклятие колобок. – Когда ж я зачерствею-то?..

Боялин хлопнул в ладоши:

– Катись-ка сюда, кулич. Призовая игра!

В дверь постучались.

– Кого там черт принес? – недовольно спросил Станислав.

Вошел дружинник, только что поссорившийся с братьями Емельяновыми. Глаз бойца заплыл, вид все еще оставался ошалелым.

– Ты ли это, Первыня? – Драндулецкий рассмеялся и провел рукой по своим коротко остриженным волосам.

– Все сделал, как ты велел, – буркнул парень.

– Так это они тебе засветили?

– Они, басурмане окаянные. Даром что немчурийцы. Бьют, как нашенские.

– Так они вдвоем тебя стали охаживать?

– Нет, водниром. Который здоровее, – нехотя признался Первыня.

– Ну, а ты ему зубы выбил? – Боялин нетерпеливо побарабанил длинными жилистыми пальцами по ремню.

– Ты же воспретил их калечить. – Дружинник совсем завял. – Честно говоря, не успел и глазом моргнуть.

Станислав зло хохотнул:

– Ничего, теперь наморгаешься. Значит, от гостей можно ждать чего угодно. То-то я и думаю: не похожи они на предыдущего посла. Тот был утонченной просвещенной натурою, а эти – головорезы. Уж не подсылы ли они к князю? Убьют нашего Световара к вящей радости Люлякина-Бабского… А где оне сейчас?

– У Скипидарьи.

– Хорошо, Первыня. Изыди. И не появляйся у меня, пока не призову. Еще не хватало, чтобы немчурийцы нас вместе увидали.