Сергей Костин - Товарищ американский президент Страница 13

Директор отвернулся к ситцевым вертикальным жалюзи и плечи его нервно задергались. Тоже остаточная контузия после приключений в Болоте.

Молча козырнув, я отпечатал десять шагов до дверей, вышел из кабинета и, уже не сдерживаясь, загрохотал тяжелыми рифлеными ботинками, изготовленными специально для подразделения "000" лучшими обувными мастерами страны в сторону таможенного контроля. Опоздать к отправке собственного экипажа в дальнюю командировку считалось среди командиров подразделения "000" самым последним из преступлений.

На таможенном терминале меня, как и положено, обыскали на предмет контрабандной красной икры, проверили посадочную карту, попросили укусить зубной сканер и вытереть руки о дактилоскопическое полотенце, а также, не совсем соображая кто перед ними натягивает снятые при досмотре плавки, посоветовали поскорее нести оголенные места к отбывающему лайнеру. Иначе "страшный майор Сергеев будет сильно скандалить"

За такое неуважение к своей персоне я тут же снял особым приказом начальника терминала и приказал внимательней рассматривать голографические плакаты, развешанные по всему аэропорту. На плакатах я был изображен со скрипкой, пиликающий боевую тревогу своей команде. Фоном изображению служила, конечно, далекая и неизведанная современными географами страна.

За спиной загремел трубами и загрохотал барабанами сводный гражданско-оборонный оркестр столицы. Играли "Прощание спасателя". В толпе провожающих послышались девичьи причитания и женские стенания. Мужская половина честных налогоплательщиков скорбно скрипела зубами.

К нашему отлету техники разогнали облака и перекрыли ветер. Прочный пластик летного поля глухо отвечал на мои шаги. Я даже намеренно пробовал шаг печатать, все равно глухо получалось. Специально нанесенные на пластик белые стрелки загорались, указывая, куда бежать майору Сергееву.

Основная погрузка команды к моменту моего прибытия была завершена. Неторопливые автоматические погрузчики, постоянно сталкиваясь друг с другом, закидывали внутрь лайнера последние коробки с официально разрешенным к перевозке черным хлебом и замороженным сервелатом. В отдельную дверь запихивали остальное барахло, как-то дополнительное оборудование, ядеро-смазочные материалы и чистую тюковую ветошь.

Перед тем, как закрылся задний люк лайнера, оборонный офицер в генеральских погонах занес на борт небольшой чемодан, прицепленный к его руке толстой цепью и сдал мне его под подпись. От коробочки одуренно тянуло остродефицитным во всем мире салом.

– Лично от правительства. Применять только в крайних случаях, – теряя сознание от быстро распространяющегося дурмана сообщил офицер и поспешил на свежий воздух.

Поднявшись по лесенке запасного донного входа в кабину, я первым делом посчитал команду на целостность и только после этого дал добро пилотам лайнера:

– Команда спецмашины подразделения "000" за номером тринадцать в полном комплекте и к полету готова.

Глухо заурчали топки самого большого в мире лайнера для перевозки крупной спецтехники, и на мониторах Милашки вспыхнуло красными буквами, что нам запрещено во время всего полета "вставать, ходить, петь, разговаривать, справлять естественные надобности, спать и стучать кулаками по обшивке лайнера с просьбой выдать парашюты".

Конечно, мы могли бы и сами до американского континента добраться. Но на общем собрание команды, на котором незримо присутствовала и Милашка, было решено сэкономить на отечественных ядерных брикетах. Они на чужбине пригодятся. Ни для кого не секрет, что завозимые в слаборазвитые страны южно-азиатские ядерные брикеты имеют пониженный срок годности, пачкают руки, и от них в носу свербит и волосы выпадают.

До американского континента добрались без особых проблем. Пару раз к неторопливому лайнеру пристраивались атлантические пираты неизвестной национальности, но заметив российских орлов, от греха подальше сматывались прочь. Связываться со страной, где на первом месте стоит обороноспособность, никто не рисковал.

Приземлялись отвратительно. За время существования новой американской республики молодое правительство так и не удосужилось выделить денег на приличную посадочную полосу для грузового российского лайнера. Поэтому садиться пришлось на старую, еще довоенную, бетонную полосу. Присыпанные песком и щебнем ямы и расположенные через каждые сто метров "лежачие милиционеры" не добавили комфорта. Нанятые специально для этого рейса японские одноразовые летчики выбросились на катапультах еще на подлете, но качественные отечественные автопилоты, собранные на Пензенском велосипедном заводе, с честью справились с поставленной задачей. Плохо, но приземлились. Лайнер, рассчитанный только на один перелет, потерял крылья и гусеницы, но груз доставил в срок и в полной сохранности.

Кстати, сколько ногами не стучи, все равно парашютов не выдают. Это на будущее всем наука.

На вокзале нас практически никто не встречал. К сожалению, американская сторона плохо подготовилась к прибытию русской команды. В пустом, похожем на одноэтажный сарай, здании, где свистел никем неконтролируемый ветер, стоял лишь одинокий мальчик с картонкой на шее "Велком рашен бенд". Парнишка, шмыгая носом и с завистью поглядывая на мои ордена и медали, вручил обыкновенный бумажный конверт, после чего на языке глухонемых попросил на хлебушек. На что Боб сказал: – "Всем давать, поломается универсальная хлебопекарня, установленная на вверенной нам российской технике".

Содержимое пакета вскрывали в кладовке, где у нас официально значилась саперная лаборатория, а на самом деле была установлена неизученная до конца аппаратура для перегонки квасосодержащих жидкостей. На мерах предосторожности настоял янкель.

– Местная среда весьма агрессивна к человеку, особенно к русскому, – заявил он в официальном обращении к команде. – Мой дедушка рассказывал леденящую душу историю, когда много сотен лет назад на моей бывшей исторической родине в моде были "письма счастья со спорами насморка". Получатель был обязан разослать содержимое полученного письма по десяти адресам и только после этого получал доступ к вакцине.

К счастью для принимающей нас стороны никаких аллергенов в конверте обнаружено не было. Только деловая информация, которую второй номер, в совершенстве владеющий местным американским диалектом, зачитал вслух:

– My russian friend! – Боб наморщился, вспоминая как правильно перевести данное словосочетание. – В общем, привет, русские парни и особенно Роберт Клинроуз. Честно, командир, так и написано.

Милашка, которая еще не загрузила в свои мозги американский толковый словарь, промолчала. Полиглот Герасим, не успевший выучить американский диалект по детской книжке раскладушке "Все приключения мальчика Гарри", тоже не смог усомниться в словах второго номера. Я же, десять лет проучившись в Академии спасателей и знавший в совершенстве восемьдесят языков, кроме, увы, местного, привык доверять тем, кто лучше меня знает американский.

– Обращается к вам президент молодой американской республики, – продолжил Боб, гордый оттого, что за время долгого отсутствия здешнее наречие окончательно не вымерло. – Очень рад, что ваша страна послала к нам на помощь таких отличных ребят, как вы, и особенно Роберта Клинроуза, то есть меня.

– Боб, давай без комментариев, – я стенографировал перевод письма в блокнот-записной книжке мирового лидера по производству компьютерной техники Череповецкого тракторно-компьютерного завода.

– В последнее время в отношении меня, это он про себя говорит, – пояснил второй номер, но под моим суровым взглядом вернулся к переводу, – … в отношении меня, американского президента, нехорошие парни замышляют козни, шлют постоянные угрозы, ни фига себе, извините командир, в письменной и устной форме. От такого произвола тормозиться руководящая работа, что сказывается на росте валового национального продукта.

– Мм, – прокомментировал Герасим.

– А как он хотел? – ответил я. – Революцию провел, а теперь ждет, чтобы все добренькими были? Найдутся и недовольные. Продолжай, Боб.

– Я хочу, пишет президент, чтобы вы, а в особенности отличный парень Роберт Клинроуз, обеспечили мою безопасность. К сожалению сейчас я нахожусь в длительной командировке, но по возвращению непременно жду всех вас, а в особенности Роберта Клинроуза, это снова про меня, в гости. А пока вы направляетесь в переселенческий лагерь для прохождения карантина и адаптации. За сим остаюсь навеки ваш американский Президент.

– Это все?

Боб потряс конверт из которого выпала небольшая зеленая бумажка.

– Фотографию прислал.

– Красивый мужик, но слишком старый, – я тщательно всмотрелся в портрет столетнего президента работы неизвестного мастера. – Даже с автографом. Гера, наклей на лобовом стекле, чтоб местные власти не приставали. И чтоб знали, за кого мы здесь страдаем.