Татьяна Устименко - Второе пророчество Страница 14

Пройдя через несколько многократно разветвившихся проходов, жрец Митры попал в округлое помещение, в центре которого покоился хрустальный саркофаг, плотно закрытый прозрачной крышкой. Температура в погребальной камере оказалась настолько низкой, что покрывающий ее стены иней не таял даже от теплых клубов дыхания, вырывающихся из-под опущенного капюшона пальто. Путник вынул из кармана небольшой сверток, сквозь полиэтилен которого просвечивали пачка денежных купюр, документы, билет на самолет да вороненое дуло пятнадцатизарядного пистолета «беретта», и положил его на пол возле саркофага. Он вытянул из-под постамента хрустального гроба длинный узкий меч и откинул холщовую тряпицу, оберегавшую оружие от сырости и мелового налета. Извлек клинок из ножен и мгновение просто стоял, молча любуясь волнистым, отсвечивающим холодным светом лезвием, еще наполненным страшной энергией Изгоя, не иссякшей даже за прошедшие двадцать пять лет. Вздрогнул от отвращения и небрежно бросил меч рядом с принесенным им пакетом. Клинок укоризненно звякнул…

Жрец наклонился над выпуклой поверхностью саркофага, вглядываясь в помутневшее стекло. Он пробежался пальцами по панели управления, отключая камеру анабиоза и подавая команду начать процедуру пробуждения находящегося в ней человека. Струи теплого воздуха заполняли саркофаг, постепенно поднимая температуру тела того, кто провел в нем целую четверть века. Жрец испытующе всматривался в рассыпанные по изголовью длинные светлые волосы, острые скулы, высокий лоб и правильно очерченные бледные губы. Крышка консервационной камеры поднялась… Веки спящего в ней человека задрожали, готовясь распахнуться, жилка на шее мелко запульсировала, и тогда путник, ожидающий именно этого момента, наклонился над саркофагом и прошептал прямо в ухо пробуждающегося к жизни человека:

— Найди ее, эту возрожденную дочь Сокола! — Он нервно впился своими кривыми, покрытыми густой шерстью пальцами в край саркофага. — Не дай ей спасти наш греховный, приговоренный к гибели мир. Она есть зло в чистейшем виде, несущее нам неисчислимые беды. Останови ее, убей ее!..

— Ба-а-а, какие люди в Голливуде! — преувеличенно радостно расшаркивался Игорь, гостеприимно распахивая дверь своей квартиры и пропуская нас с Галкой в тесную, обклеенную невзрачными обоями прихожую.

— Сплошные звезды, а не люди! — кокетливо продолжила Галина, сбрасывая дубленку на его услужливо подставленные руки. — Поухаживаешь за дамами, хозяин?

Рыжий диггер немедленно закивал и изобразил неловкую, гротескную пародию на светский поклон. Я неприязненно дернула уголком рта, наблюдая за его шутовскими ужимками. Определенно моя интуитивная антипатия к Игорю только усилилась. Он явно переигрывал, стараясь произвести на нас исключительно благоприятное впечатление. Подобное возможно лишь в двух случаях — либо мы зачем-то были ему очень нужны, либо предприимчивый парень изо всех сил стремился сойти за того, кем на самом деле не являлся.

Я окинула беглым взглядом установленную в коридоре вешалку для одежды, на которой насчитала шесть мужских курток, и тут же вспомнила — команд вроде бы набиралось пять. Похоже, Игорь не врал, ждали только нас.

— А кто шестой? — заинтересованно спросила я, проходя в комнату и щурясь от клубов плавающего в полутьме табачного дыма. Помещение еле освещал ночник под зеленым тканевым абажуром, придавая царящей в нем атмосфере ауру совсем не деловой интимности. Небрежная обстановка диггерской берлоги, показавшаяся мне омерзительнее жизни угнетенного российского рабочего накануне великой пролетарской революции, красноречиво подчеркивала калибр личности самого хозяина — ухватистого, жадноватого и немного неряшливого. Потертый шерстяной ковер производства фабрики «Красная ткачиха», тройка разнокалиберных, ветхих от старости кресел, колченогий журнальный столик, загроможденный донельзя захватанными пивными бокалами с отчетливыми отпечатками пальцев. Мечта криминалиста. На щербатую тарелку кучкой вывалено содержимое пары пакетиков — вяленые кальмары, а у дивана практически стоят заскорузлые носки, источая едкие миазмы, перебивающие даже густой сигаретный смог. Уютом тут и не пахло, ведь женщины в этом доме отродясь не водилось. Мне сразу стало понятно, что наш диггер придерживается закоренелой холостяцкой мудрости: «Лучше молоко в холодильнике, чем корова на кухне».

— Девчонки!.. — Навстречу нам поднялся высокий блондинистый парень, так и дышащий ядреным водочным перегаром, — С Новым годом! — Он с ходу попытался облапить Галку, но покачнулся и под дружный хохот всех собравшихся неловким кулем обвалился обратно в кресло.

— Отвали, дебил! — протестующе взвизгнула моя подружка и, перешагнув через чьи-то длинные, протянутые поперек ковра ноги, вскарабкалась на колени к Стасу, сидящему в углу и ритмично покачивающему головой в такт льющейся из колонок музыке.

Я прислушалась. Кто-то пел на венгерском красивым мужским баритоном — мягким, но чуть хрипловатым. Я удивленно приподняла брови, вникая в смысл песни, напоминающей лирическую балладу.

Нам не прощают гордый нрав,Не разбирают: прав — не прав…Здесь зла нетронутый анклав,И все — враги.

А коль ты просто человек,То счастья не найдешь вовек,Коротким станет твой забег,Себе — не лги.

И бьют тут в глаз — отнюдь не в бровь,И ежедневно льется кровь,Чужим богам не прекословь,А прочь беги…

Раз не даны тебе клыки,То с сильным драться — не с руки,Герои — просто дураки,У них — долги.

Пред чьей-то совестью чужой,Перед отсроченной бедой,За то, что жизнь еще с тобой,Им — помоги.

И может, через злобы ледОна незримо прорастет,Позвав в безудержный полет,Сквозь рев пурги.

Тогда, назвав ее — любовь,Из пепла ты воскресни вновь,А о погибших — не злословь,Честь — береги…[8]

Я невольно вздрогнула всем телом, переведя короткие четверостишия, огненными искрами впивающиеся в мою душу. Мне казалось, еще чуть-чуть — и я пойму, о чем же на самом деле поет этот незнакомый, определенно талантливый и самобытный, исполнитель.

— Нравится? — насмешливо спросил Стас, бдительно следя за выражением моего лица. — Оригинально, правда? Не то что всякие там попсовые «муси-пуси»…

— Еще бы, — согласно улыбнулась я, стараясь вести себя естественно и ничем не выдать своей настороженности. — Кто он? Там фоном посторонний шум идет, запись точно не студийная… — Эта улыбочка далась мне нелегко и вряд ли сошла бы за искреннюю, если бы не спасительная полутьма. Нуда, впрочем, от улыбок никому еще не становилось светлее, невзирая на клятвенные уверения всяких детских песенок — мол, проверено на слонах и маленьких улитках.

— Я прошлым летом ездил на фестиваль нетрадиционной музыки в Будапеште. — Знаток венгерских достопримечательностей одной рукой легко приподнял кошечкой льнущую к нему Галку и склонился набок, выключая музыкальный центр. В комнате сразу стало тихо. — Они его каждый год проводят на одном из островков посреди Дуная, фестиваль поэтому даже так и называется «Сигет»[9]. А группа — эта местная, пока еще малоизвестная — «Тайекозтато», что переводится как «Вестник». «Вестник», — мысленно хмыкнула я. — Ой, чего-то шибко будоражащее послание он нам несет…»

— А шестой — это я, — непоследовательно сменил тему парень, отвечая на мой вопрос. — Только я с вами не пойду, не тянет меня по подземельям шастать. Там, — он язвительно усмехнулся, — и шею сломать недолго. Зато информация моя верная, мне ее друзья прислали.

Удивительно, но почему-то я чрезвычайно спокойно восприняла тогда его категорический отказ лезть в городские катакомбы, хотя, если разобраться, мы и собрались-то в диггерской квартире именно для обсуждения подробностей этого мероприятия. Спрашивается, какого рожна было нужно Стасу от нашего сборища, если сам он решил остаться в стороне? И если бы я в тот вечер чуть повнимательнее отнеслась к своим подсознательным ощущениям, то не проигнорировала бы подсказки интуиции, едва ли не кричавшей: «Он — врет! Он что-то замышляет!»

— А не лучше ли на дискотеку свалить? — лениво предложил кто-то, чиркая зажигалкой.

Диггер испуганно дернулся, беспомощно оглянулся на Стаса и зачастил убедительной скороговоркой:

— Да вы что, ребята, это же экзотика!

— Ага, — не сдавался его оппонент, — плавали, знаем. Я вот прошлым летом в погоне за этаким экстримом с парашютом прыгнул…