Александра Христова - Мертвое солнце Страница 14

— Развлеки его.

— Что? — Я подумал, что ослышался.

— Развлеки его, — терпеливо повторил рыжий.

Мда, более идиотского совета я еще не слышал. Но делать нечего, пришлось развлекать.

Что я только не вытворял в тот момент! И песни пел, и стихи рассказывал, даже сплясать ухитрился! Но упрямое оружие раз за разом отвечало волной холода, правда, какой-то прерывистой. Когда до меня дошло, что это значит, я зарычал. Так эта деревяшка… смеется?

— Слушай, ты! — Зашипел я, поднеся лук к лицу. — Деревяшка тупая! Или ты стреляешь, как тебе и положено, или я сейчас же пойду и утоплю тебя в озере! — В том, что лук потонет, я не сомневался. Все-таки железные накладки на нем прилично весили, да и сам лук был отнюдь не пушинкой.

Ответная волна жара пришла сразу же, едва не сбив меня с ног. Я удовлетворенно фыркнул. Ну, кто здесь главный? Разумеется, я!

Пихнув носком сапога валявшегося на земле эльфа (Элли свалился на землю после третьей минуты ржача, как раз в тот момент, когда я пел — или горланил — весьма пошлую песенку), я потребовал учить меня дальше. Весь последующий день прошел без эксцессов.

За ужином повар поставил передо мной большую тарелку с мясом и прогудел:

— Не самая вкусная в мире вещь, но раз тебе нравится гаартохела, то должно понравиться и это.

Я подозрительно покосился на повара, чья физиономия выражала полнейшую невинность, и, игнорируя внимательные взгляды всех остальных, аккуратно откусил кусок. Мням! Вку-у-усно!..

Я не заметил, как умял четыре здоровенных куска. Мясо было сочным и мягким и по вкусу напоминало свинину. Совсем другое дело!

Повар хохотнул и выдал:

— Не думал, что эту гадость кто-то будет уплетать с таким аппетитом. Ладно, если тебе так понравилось, то буду его специально для тебя готовить.

Я только закивал в ответ — рот был занят очередным куском.

После сытного ужина я, придя в казарму и забрав свои вещи из корзины (Саррил не соврал — и впрямь чистые), лег спать.

В таком темпе прошло восемь дней.

Это случилось вечером девятого дня.

Я, как обычно, тренировался под руководством Элли (после недели занятий с луком эльф сдался, сказав, что приличного лучника из меня никогда не выйдет, но в цель, если приспичит, я попаду. И теперь я занимался со столь любимыми мной метательными ножами), когда ошейник на моем горле, к которому я уже успел привыкнуть и не замечал, резко сжался и запульсировал.

Выронив очередной нож, я упал на колени, царапая ногтями шею и тщетно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Когда перед глазами встала черная пелена, а в ушах уже раздавался звон, ошейник разжался, позволив сделать судорожный вдох. Сознание померкло.

Первым, что я ощутил, придя в себя, были увесистые пощечины. Голос эльфа ввинчивался в уши, причиняя почти физическую боль.

— Раалэс! Парень, приди в себя! — И меня встряхнули, схватив за плечи.

Осторожно разлепив глаза, я первым делом наткнулся на встревоженный взгляд лимонно-желтых глаз. Но прежде, чем я успел сказать хоть слово, ошейник вновь сжался, а у меня появилось ощущение, что кто-то прицепил ко мне невидимый поводок и изо всех сил куда-то тянет. Весьма грубо тянет, должен заметить. А если откровенно, то меня резким рывком выдернуло из захвата Элли и протащило несколько метров по земле.

— Что происходит? — Прохрипел я, пытаясь принять сидячее положение. Так, еще один такой рывок, и мне сломает шею.

— Это зов, — сказал Элли мертвым голосом.

— Какой зов? — Таскать по земле меня прекратило, но теперь появилось ощущение, что меня целенаправленно тянут в замок.

— Зов Госпожи, — буквально выплюнул эльф. Видимо, ему тоже не раз от ошейника доставалось.

— И что теперь? — Зов ослабел до такой степени, что я смог встать на ноги, не качаясь, аки сосенка при урагане.

— Идти к ней, — горько усмехнулся Элли. — Только сапоги сними! — Крикнул он мне вслед. — Рабам запрещено носить в замке обувь. Оставь их здесь, я захвачу с собой, когда пойду на ужин.

Ругнувшись, я стянул обувь и побрел туда, куда меня так настойчиво тащили. Земля под босыми ногами была неприятно бугристой, а песок яростно царапался. Периодически из-за резких рывков ошейника я падал, и в итоге, когда я добрался до массивных резных ворот, то больше напоминал пыльное чучело, чем человека.

Когда я подошел поближе, то справа от ворот открылась небольшая дверь, куда я и прошмыгнул, оказавшись в огромном светлом холле. Везде зеркала, блестящий, бело-серебристый, похожий на гранит камень, роскошная мебель и очень много света… Среди этого великолепия я, в своей застиранной рубашке и продранных на коленях джинсах, смотрелся нищим побирушкой, каким-то чудом пробравшимся в тронный зал.

Я замер, любуясь открывшейся красотой, но резкий рывок куда-то в сторону и вниз заставил меня упасть и проехаться на животе по отполированному каменному полу. Остановился я у невзрачной дверцы, услужливо распахнувшейся и ощутимо ударившей мне по лбу. Зашипев, я потер ушибленный участок и встал на ноги, разглядывая открывшуюся узкую, ярко освещенную лестницу, явно ведущую в подземелья. Не нравится мне это! Обычно в подземельях находятся темницы и камеры пыток, а, как можно догадаться, ни то, ни другое меня не прельщает. Может, не идти?

В ответ на эту мысль ошейник резко раскалился. Зашипев от боли, я сделал шаг вперед.

Лестница оказалась покрыта чем-то, похожим на слизь. Содрогаясь от отвращения, я шел вперед, считая ступеньки. На пятьсот девятой лестница закончилась, приведя меня в начало длинного коридора, также ярко освещенного подвешенными к потолку шарами.

Ошейник недвусмысленно тянул меня вперед, и мне не оставалось ничего другого, как подчиниться и, преодолевая брезгливость, идти по покрытому такой же слизью, как и лестница, коридору. Интересно, что это за пакость такая?

Пока я шел по казавшемуся бесконечным коридору, то внезапно понял, что практически ни разу не думал за все то время, что я нахожусь в этом мире, о своей семье. Только если в самый первый день. Как оказалось, непомерные физические нагрузки великолепно справляются с воспоминаниями. Но теперь, когда я впервые за последние девять дней получил возможность спокойно подумать, образы родителей и сестренки затопили сознание, заставив зашипеть от тоски.

Шел я долго, по моим прикидкам, не менее десяти минут. Интересно, а что за помещение находится так глубоко под землей? То, что это обычная камера или пыточная, я сильно сомневаюсь. Ну не станут ради пыточной, даже самой роскошной, строить такой длинный коридор без единого ответвления или двери, к тому же, располагающийся глубже, чем станции метро в родном Питере.

Наконец, уже в голос проклиная того, кто так яростно дергал за ошейник (все-таки падение в слизь — не самое мое любимое занятие. Да и одежду теперь смело можно выкидывать), я уперся в черную металлическую дверь, украшенную таким количеством замков и засовов, что мне стало страшно. Что же за монстров держат внутри?

Дверь медленно и бесшумно отворилась, пропуская меня в просторный зал, точнее, огромную, слабо освещенную пещеру из черного блестящего камня. Я зашел, оглядываясь. В центре абсолютно пустой пещеры обнаружилась Госпожа, затянутая в тот же кожаный костюм, что и тогда, когда я ее в первый раз увидел. На какой-то миг поддавшись ее очарованию, я сделал шаг вперед, и за моей спиной лязгнула дверь, отрезая путь к отступлению. Нервно оглядевшись, я заметил ранее скрытого тенью тощего мага, злорадно скалящего острые, мелкие зубы. Впрочем, какой из него маг? Во всех книгах маги всегда описывались иначе и были более… внушительными. А это так, головастик от магов. Мелкий колдун. Колдовастик он.

Я улыбнулся собственным мыслям и вздрогнул, услышав звонкий смех женщины. Блин, я уже успел забыть, что моя «хозяйка» — телепат, как и Элли. Впрочем, Элли вообще никак не показывал, что читает чужие мысли, в отличие от этой… Госпожи.

— Какой ты забавный, — прожурчал женский голос. — Лиррисаан, оставь нас.

— Да, Госпожа, — поклонился колдовастик и выскользнул в услужливо распахнувшуюся на несколько секунд дверь, оставляя меня наедине с Госпожой. И что дальше?

Женщина хищно улыбнулась, заставив меня вздрогнуть. Ну не должна быть такая улыбка на лице красивой леди. Этот оскал больше подходит палачу-маньяку со стажем.

— Ты почти угадал, — хихикнула Госпожа, эффектным щелчком пальцев создавая кресло, материализовавшееся в языках синего пламени. — Палачом мне тоже быть приходилось. Я так люблю наблюдать за чужими мучениями… — голос Госпожи приобрел мечтательные нотки, а по моей спине пронесся табун мурашек. Ну почему мне так не везет, а? Поему именно я попал в этот переплет? Мне спокойно жилось дома…

— Видишь ли, — Госпожа откинулась на спинку кресла. Я подумал, что стоять мне неохота, и уселся на холодный каменный пол. Женщина хмыкнула, но ничего не сделала. — В этом мире рабство незаконно. А, по заветам богов, опыты в магии Крови вообще запрещены.