Андрей Белянин - Охота на гусара Страница 14

– А как же балы, красавицы, лакеи, тра-ра-ра? Я уж про вальсы Шуберта молчу, небось за всё платить надо… – проявляя завидную осведомлённость в светской жизни, промурлыкал дедок. Надо же, даже модные романсы знает… Его сухие, похожие на спицы пальцы бегло проверили меня на предмет утаения кошелька в самых неприличных местах. – А это кто с тобой?

– Французский полковник, как военнопленный он находится под моей защитой!

– Ну хоть он-то при деньгах?

– Месье Давидофф, скажите этому седому маньяку, чтоб перестал меня лапать, – грозно зашипел красный, как девственница, Гётальс, подвергнутый столь же унизительной процедуре. В карманах полковника оказались табакерка с нюхательным табаком, пара писем, локон любимой женщины и моя записная книжка.

– Цыц! – Старец ловко отвесил ему затрещину, но ушиб ладонь о драгунскую каску. – Ты что ж, подлец-иноземец, по России без золота ездишь?! А ты, дурила российская, столько французов на дорогах пограбил, а поделиться-то и нечем? Ох, не гневите Бога, господа военные…

– Никогда, старый хрен, никогда Денис Давыдов не привлекался даже по подозрению в соучастии в ограблении! – выгнув грудь до шестого размера, грозно возопил я, силясь порвать путы.

– Значит, везло… – глубокомысленно резюмировал злодей и, поворотясь к дверям, стукнул в них три раза.

Внутрь тихо заглянули те же молчаливые мужики.

– Сторожаще их, аки око ваше! Бо зело яры во зле мужи сии, и прискорбны разумом, и печать Сатанаилову на челе мают. А такоже греховны плотию!

Последнее предложение было произнесено особенно значимо и даже с драматическим оттенком гамлетовского трагизма. Крестьяне охнули, испуганно выкатив глаза, мелко крестясь в какой-то странной манере. Не по-православному и не по-католическому… Может, старообрядцы или сектанты, что, по совести говоря, куда хуже разбойников. Те хоть понятия имеют – усадят, выслушают, посочувствуют, успокоят. Нет, придушат-то потом в любом случае, но всё как-то по-человечески, по-людски…

– Ой!

Я нехотя оторвался от собственных размышлений на тему: «Романтизация разбойничьего образа на Руси в начале XIX века» и прислушался.

– Ой… – повторил драгунский полковник. – Месье Давидофф, вы опять меня щиплете.

– Прошу прощения, это чисто инстинктивно, по велению сердца, так сказать… – разом опомнился я.

– По велению сердца? Тогда продолжайте, друг мой…

– Я хотел сказать, что меня порой посещают вещие сны. И вот, не далее как час назад имел я встречу с самой царицей Клеопатрой, которая и присоветовала «держаться спины врага своего». Видимо, я принял её слова чересчур буквально…

– Да, да, понимаю… – медленно согласился француз. – Нам действительно должно держаться друг друга. Только вы меня больше не сжимайте…

– О, разумеется, и в мыслях не было!

– Лучше поглаживайте…

Мы распрекраснейше провели время. Полковник рассказывал о своей жизни во Франции, о военной карьере, походах и кампаниях, любимых лошадях, надоевших любовницах… и о том, как они за глаза называют Наполеона выскочкой! Я в свою очередь разболтал все несвежие петербургские сплетни и даже полушёпотом продекламировал знаменитую басню про Александра Первого «Голова и Ноги», за которую едва не загремел в Сибирь.

Дружба двух непримиримых противников на поле брани крепла посекундно, и наше взаимное приятствие было очевидным. Да и право, что в том странного, господа? Благородный полковник Гётальс был немногим старше меня, мы говорили на одном языке, оба давали присягу Марсу, оба служили в кавалерии, оба не мыслили иной карьеры, кроме военной, и, в конце концов, сердца наши были почти одновременно уязвлены гордыми красавицами…

«Неужто думаете вы, что я слезами обливаюсь, как бешеный, кричу: увы! и от измены изменяюсь?» – на этой благодатной теме мы застряли часа на два. Да что говорить, доподлинно известно, что любой мужской разговор на любую тему всенепременно съедет на дам-с! Уж такие они существа, созданные нам на погибель, и нет от них спасения даже в гробу… А вот радость и счастие есть! Опытный в куртуазных делишках француз даже подсказал мне пару оригинальных (прошу прощения!) любовных позиций: «драгунская нетрезвая с разбегу» и «кавалерийская с подскоком без седла». Стыжусь признаться, но у нас в полку о таком и не слыхивали…

Поучительная беседа была прервана скрипом двери и появлением всё того же сурового старца-вымогателя. Следом за ним в горницу стали торопливо просачиваться серые люди. Ей-ей, иного определения я для них не нахожу. Одеты в длиннющие рубахи, лица постные, без кровинки на щеках, ходят медленно, семеня, словно ёжики на сносях. Бабы в платках чёрных, все плоскогрудые, как лавки, мужики с глазами тоскливыми, у каждого в руке дудочка либо сопелка деревенская. Выстроились рядком вдоль стен, что-то шепчут про себя, вроде молятся, но слова непривычные. Не «Отче наш, иже еси на небеси…», но ритмика похожая, только неприятная почему-то…

– Какие печальные люди попадаются у вас в России…

– Ну, не каждый же час им с балалайками прыгать! Может, некоторое серьёзное событие планируется…

– Похороны?

– Не обязательно.

– Массовые похороны?!

По правде говоря, я спорил лишь для проформы, правота французского полковника была чересчур очевидной. Налицо явное упадничество духа, пораженческое настроение и полная апатия к политической обстановке в стране. Плюс ко всему – ещё ведь и трезвые все, как стёклышко в монокле! Признайте, сие сочетание для народа нашего суть есть нехарактерно…

– Гой еси, селяне? – припоминая нужные слова, громко поинтересовался я. – Пошто рожи кислые, хоть капусту квась?! Нешто пшено грозой побило али коровы в отёл не пошли, а не то бабы лаской не радуют?

От последнего предположения физиономии окружающих повело судорогой. Не от смеха, от… не знаю даже чего, но глаза повыпучивали все, а мужики по полбороды себе в рот засунули, лишь бы смолчать…

– Шутка сие! Вижу, вы своих жён голубите… Вона как рьяно прижимаете, да только кормите плохо – не везде круглы, а?!

Мой ободряющий смех поддержал лишь ничего не понимающий Гётальс. Бабы в ответ так заскрежетали зубами, что мы быстренько заткнулись.

– Ничего не понимаю… Можно подумать, здешний люд ещё в позапрошлом веке живёт, а не при просвещённом правлении государя Александра Первого.

– Кто рек имя Антихристово?! – тонко взревел писклявый голос.

– Он! – дружным хором подтвердили все, указуя на меня обличительными перстами.

Всё тот же старик с горящим взором и дурными манерами шагнул вперёд, простирая руки в стороны:

– Чада мое! Зрите на сынов аспидовых, извергнутых из чрева смердящего! Един медноголов, един чёрен и кудряв, аки бес. Страшитесь и взора их, ибо семя оно злонравное и кипучее!

Мы с полковником невольно покосились друг на дружку. Он – в блестящей драгунской каске (правда, дырявой по моей вине…). Я кудрявый, конечно, но почему же именно как бес?! Лично мне кудрявые бесы ещё ни разу не попадались. О, идея! Приеду после войны, буду Пушкина дразнить…

– В сей день снииде на нас тяжкий крест – должно решить живот и смерть их, всё в руце нашей! Что речете, чада мое?

К чести собравшихся, должен признать, внутренняя дисциплина была у них практически на военной высоте. Никто и моргнуть не посмел без разрешения, народ отрепетированно набрал воздуху в грудь и на шесть тактов проорал:

– Те-бе-су-дить-от-че!

– Азм грешен есмь… – кокетливо опустил реснички старец, видимо, это была просто дань традиции.

– Су-ди-от-че!

– Склоняюсь пред слову вашему – беру суд, хоть худ и слаб еси. – Разбойник деловито потёр ладони и, наклоняясь к нам, на всякий случай шёпотом уточнил: – Ну что, служивые, не передумали золотишком поделиться?

– Нет у нас ничего, хрыч плюгавый, – беззлобно буркнул я, а француз, неожиданно правильно истолковав интерес старикашки, толкнул меня локтем:

– Друг мой, но, быть может, мерзавец чего-то хочет? Давайте расскажем ему лакомую сказку об острове сокровищ, где зарыты сумасшедшие богатства, а по дороге сбежим! Что нам стоит соврать?!

– Чегой-то иноземец лопочет?

– Предлагает русскому гусару солгать! – брезгливо ответствовал я, а статус Гётальса упал в моих глазах едва ли не безвозвратно. – Увы, месье, честь российского офицера не позволяет мне опускаться до банальнейшего вранья перед необразованными крестьянами!

– Но это… лишь полевая тактика, – явно смутился француз. – В Европе никто и никогда не счёл бы подобную мелочь проступком.

– Вы в России, полковник! У нас свои понятия о том, чего не должно преступать человеку благородного происхождения.

– Вы правы, месье Давидофф. Прошу прощения!

– Оно у вас в кармане.

– Как вы великодушны!

– А вы сомневались?!

– Молча-а-а-ть!!! – Пронзительный голос старикана беспардоннейше прервал нашу аристократическую беседу. – Значица, слушай сюда, кучерявый, – обманом ты нас не возьмёшь. Царя твоего, безбожного Александра, мы не боимся! Нас от его взора грозного Высший судья укрывает. А раз откупиться вам нечем, то примите веру нашу – тогда и сами уходить не захотите!