Игорь Подгурский - Иду на «ты» Страница 14

Ознакомленный с этим планом Отто только равнодушно пожал плечами; ему было некогда, он размышлял, когда ему следует застрелиться: сразу же по высадке десанта или после завтрака. Петрухе план не показали, Задов же вполне одобрительно хмыкнул – так, для видимости. На самом деле ему было не до плана, он тоже был занят, суетливо затягивая свой вещмешок.

Что до Батыра, то эта импровизация Николая, предложенная на окончательное утверждение, ему не понравилась категорически, однако, обреченно кивнув, спорить он не стал. Честный перед собой бек смутно понимал, что в подобной ситуации плана, который его устроил бы, в природе просто нет и быть не может.

Надутый до звона футбольного мяча штормбот с экипировкой ошалевшие матросы спустили на воду под командованием Отто ловко, перевернув лишь дважды.

– Готовы? – спросил Кузнецов коллег на мостике.

В повисшей тишине молча кивнули все, кроме бека.

– Пошли!

Заминка возникла, когда пришлось палец за пальцем отрывать руки Батыра от лееров. Командир похода впал в полный ступор. Он ненавидел открытую воду и все водные и подводные виды транспорта – от плота до эсминца.

Все это Батыр громко и внятно сообщал сослуживцам по отряду и изумленному экипажу субмарины. Брыкающегося командира под руки пересадили в маленькую резиновую скорлупку. Лодчонка эта на фоне стальной громадины – умирающей гордости флота уже вымершего рейха – казалась совсем крошечной. Последней пуповиной, связывающей Батырбека с надеждой на жизнь, оставался тоненький пеньковый трос, постепенно стравливаемый матросами. Вцепившись в него руками, Батыр монументально сидел на дне лодки и ждал неминуемого скорого и единственно возможного окончания операции.

На корме у руля расположился Задов. По лицу его – вопреки всей сложности обстановки – блуждала довольная ехидная улыбка: одессит ситуацией наслаждался.

Он вел штормбот извилистым курсом, пытаясь удержаться от рифов на таком расстоянии, чтобы лодку не затянуло в водоворот. Страховочный фал в сведенных судорогой руках Батыра пока не давал подойти близко к грохотавшим бурунам, но всякий раз, когда на очередной волне лодочка приближалась к рифам, у всех сидевших в ней замирало сердце.

В конце концов очередной гребень прихватил бот настолько основательно, что трос не выдержал. Наступил решающий момент высадки. Веревка лопнула, тренькнув напоследок гитарной струной. На округлившихся глазах Батыра Задов безмятежно бросил руль и дико захохотал – управление потеряло смысл. Однако, вопреки ожиданиям бека, лодку без малейших проблем течение перенесло через гряду камней и, степенно протащив по мелководью, вынесло на берег.

Факт остается фактом: остров Буян лежал у отважной четверки под ногами. Измотанные однополчане разом повалились на песок, только один Батыр с обрывком троса в руках сначала отбежал от кромки прибоя шагов на двадцать и лишь потом упал без сил.

Вечернее солнце палило немилосердно. Вернувшийся на берег Батыр носком сапога с опаской потрогал набегавшую волну, презрительно скривился, показал океану увесистый кукиш и противным командным голосом распорядился ставить палатки.

Палатки ставили долго, едва ли не до полной темноты, наталкиваясь друг на друга и попутно потоптав все продукты в вещмешках. Россыпи мелких далеких звезд света не давали, а луна то ли куда-то подевалась, то ли в данной реальности просто отсутствовала. Петрухе, которому доверили вбивать колышки, отдавили руки, Батыр, запутавшись в многочисленных шнурах, едва не удавился, а Задов переругался с Кузнецовым относительно расположения частей света – педантичный Николай требовал установить палатки входом на восток.

В конце концов, устроившись в спальных мешках, голодные разведчики стали выяснять, следует ли выставить караул. Батыр, решивший проявить заботу о подчиненных, в порыве великодушия амбициозно заявил, что сигнал тревоги в случае опасности подаст его амулет – грязная заячья лапка.

Каким именно образом она это сделает, бек не уточнил, потому что тотчас забылся тревожным сном. В этом сне художник Айвазовский просил его часок попозировать натурщиком с голым торсом на капитанском мостике «Титаника», а грустный Малюта с увесистыми клещами в руках проникновенно шептал: «Соглашайся, неудобно ж, такой человек просит…»

– Батыр Бекович… Товарищ Батырбек, проснитесь… Ну проснитесь же.– Петруха нетерпеливо тряс Батыра за сапог верблюжьей кожи, выделанной в Коканде за год до его оккупации татаро-монголами.

– Отвали, салага,– недовольно буркнул Батыр, переворачиваясь на другой бок.– Когда человек спит, его даже змея не кусает.

– А это точно? – усомнился Петруха.

Оскорбленный сомнениями в своем степном опыте, Батырбек тяжело вздохнул и сел, зло глядя на новобранца.

Петруха смущенно потупился, потом собрался и прояснил ситуацию:

– Там у Левы тельняшка задралась, а на животе змея лежит.

– А что Лева? – зевнув, проявил интерес батыр.

– Тоже лежит.

– Буди,– решительно распорядился бек, почесав в затылке.– Спасай товарища. Тут надо действовать решительно. Пока змея не уползла. То есть пока она не просекла, что позавтракать и в постели можно. И, кстати, стажер, сообрази там насчет пожрать.

Петруха понимающе кивнул и выполз из палатки. Минуту спустя над берегом разнесся хриплый вопль Задова. Батырбек откинул полог и вылез из палатки.

Стояло прекрасное солнечное утро. Легкий океанский бриз налетал на берег и, не встречая сопротивления, мчался к мрачным отвесным скалам, обступившим пляж. Перед скалами бриз стихал совершенно, редкая растительность у подножия даже не вздрагивала. У линии прибоя, прикрыв глаза ладонью, спиной к импровизированному лагерю стоял Кузнецов. По песку перед палатками, вопя и брызгая слюной, катался Лева. Возле него на корточках сидел перепуганныйПетруха.

Батырбек неторопливо приблизился.

– Разбудил? – поинтересовался он, не обращая внимания на Левины крики.

– Так точно!

– Змею или Леву? – уточнил бек.

– Леву.

– Надо было змею, стажер,– с мягкой укоризной заметил Батыр.– Не усвоил приказ – переспроси. Я же по-русски тебе объяснял: спящего змея не укусит… Ладно, какая она из себя была – коротенькая серая или длинная в пятнышках?

– Коротенькая серая,– секунду поколебавшись, выбрал Петруха наименьшее зло.

– Эфа,– хладнокровно констатировал бек.– Неси антидот [11]. Пара минут еще есть.

– Зато субмарины нет,– сообщил начальнику подошедший Кузнецов, протягивая Батырбеку подобранную на берегу черную фуражку Отто и кивая на Леву.– Чего это с Левой?

– Змея укусила,– равнодушно пояснил бек, отложил фуражку в сторону и, взяв у Петрухи шприц, начал вводить Задову порцию противоядия.– Потопли, стало быть, ребята. Зря я руны-то давеча резал. Только нож тупил. Вставай, Левчик, помоги Петьке завтрак приготовить.

Лева с ненавистью глянул на испуганного Петруху, который спрятал фуражку Отто в вещмешок, и, морщась, сел.

Завтракали они на скорую руку, поэтому уже через полтора часа бек довольно откинулся на прибрежный валун, незаметно вытирая жирные от плова пальцы о Левину тельняшку. Допив из термоса остатки кумыса, Батыр, не вставая с места, приступил к рекогносцировке.

Место высадки со всех сторон окружали отвесные скалы. Неприступность их кому-то предстояло проверить опытным путем.

– Обер-лейтенант, вы в девятнадцатой горнострелковой бригаде «Эдельвейс», случаем, не служили? – официально-казенным тоном обратился Батыр к Кузнецову.

– Не имел чести, герр адмирал! Егеря не мой профиль,– также по уставу отчеканил Николай, незаметно скручивая с лацкана мундира досаафовский значок мастера-альпиниста.

Петруха с Левой деловито сворачивали палатки, старательно пряча взгляды от командира. Все – и даже Петька – уже поняли, куда дует ветер степной мысли военмора.

– Добровольцы, ко мне!

Отряд шарахнулся от Батыра как от прокаженного. Бек презрительно усмехнулся:

– Ну раз так, я сам пойду. Вперед и вверх. А там грудью встречу свирепого врага. И вырву ему очко.

– Что вырвете? – уточнил Задов, перешедший от ехидного любопытства на «вы».

– Очко,– пояснил бек.– Я на днях репортаж по связь-блюдцу с поля битвы слышал. Там мой Салават Юлаев в неравной борьбе вырвал очко у какого-то Спартака. По-моему, очень образно, и лично меня вдохновляет. Так что поднимусь на скалу, встречу и тотчас вырву!

– Ну-ну,– саркастически усмехнулся себе под нос Задов и пошел осматривать берег. Сам он болел исключительно за «Динамо».

Батыр реплики не расслышал или сделал вид, что не слышит. Вероятнее всего, его действительно охватил порыв кочевой отваги, подавивший чувство самосохранения. Петька услужливо подал Батыру стальную кошку с веревкой и отошел подальше.

Вопреки тайным надеждам команды, кошка зацепилась с первой же попытки. Петруха и Кузнецов, поплевав на ладони, подергали за веревку. Крючья сидели крепко. Батыр, глядя на них, тоже поплевал на ладони, громко сказал сам себе «вперед, герой» и с натугой пополз по скале вверх.