Андрей Левицкий - Эромагия Страница 14

Толстяк захихикал, старый лорд тоже хохотнул — следом и чародеи, составляющие свиту, вежливо посмеялись, не желая отставать от начальства.

— Ты понял? — шепнула Анита. — Они ищут не только Жезл Страсти, но и Венец Страсти! Собирают все древние короны, подозревая, что какая-то из них окажется Венцом.

— Ясно, — кивнул Шон. — Только зачем им Венец? С Жезлом-то понятно, он их колдовство усиливает, а Венец?

— Венец, наоборот, ослабляет, — предположила Анита. — И ищут они его вовсе не затем, чтобы использовать, а чтобы…

— А ну не разговаривать! — прикрикнул один из конвоиров и толкнул ведьму между лопаток. Не оборачиваясь, Шон пихнул его локтем, колдун отлетел на несколько шагов и опрокинулся навзничь. Остальные тут же взволнованно загудели и принялись скакать вокруг пленников, угрожающе размахивая тесаками.

— Отставить, чтоб вас разорвало на мелкие клочочки! — каркнул знакомый голос. — Ад и пепел! С этим громилой я еще поговорю лично, клянусь кишками сатаны! Лично! Но не сейчас, нет, не сейчас… Пока что ведите их в темницу.

— Опять в темницу? — спросил Шон, оборачиваясь. — Воля ваша, но это уже становится однообразным…

— Молчать! — прикрикнул пострадавший от его локтя конвоир, избегая, впрочем, приближаться к Тремлоу и грозя издали оружием. — Предатель, связавшийся с ведьмой, вот ты кто!

— А что здесь такого? — возмутилась Анита. — И что с того, что я ведьма?

— Не обращай внимания, — снисходительно отозвался Тремлоу, похлопывая ее по плечу. — Он просто завидует.

Пленников заставили сойти с палубы «Крылатого Орла» и погнали через двор ко входу в замок. Тяжелые железные двери беззвучно распахнулись перед ними. Петли здесь смазывали исправно. За входом оказался небольшой зал, от которого в стороны уходили коридоры, а вверх тянулась широкая лестница. По бокам от нее, как и у входа в зал, застыли наряженные в пышные черные одежды колдуны — в масках, увешанные оружием. Пленников сразу повели налево, через длинную галерею, скупо освещенную маленькими аккуратными фонариками. Разноцветные бумажные абажуры отбрасывали лучи всевозможных оттенков, и Анита невольно залюбовалась причудливо озаренными стенами. Стены эти были гладко оштукатурены и очень аккуратно, без потеков и вздутий, выкрашены серой краской.

В конце коридора обнаружилась ведущая вниз длинная лестница, проход к ней перегораживала решетчатая дверь, за которой дремал на стуле страж в черном. Когда появилась процессия, он вскочил. Первейший обменялся с охранником несколькими словами, тот достал откуда-то гремящую связку ключей и отворил решетку.

Шон с Анитой шагали за стражем, следом топали чародеи. Ведьма зашептала на ходу:

— Я всю дорогу пробую что-нибудь предпринять, но они словно заговоренные… Не действует здесь моя магия. Должно быть, в этом замке все очень хорошо зачаровано.

— Подождем, — тихо ответил Шон. — Может, позже что-то сумеем придумать…

Но придумать так ничего и не вышло. Пленников доставили в подвал и водворили в очень чистые и очень тесные камеры по разные стороны коридора — как накануне, в подвале королевского дворца, с той только разницей, что в этой темнице все выглядело куда солиднее и аккуратнее. Массивные решетки, здоровенные замки на дверях, чистый выметенный пол, никаких следов сырости, ровный слой штукатурки на стенах и потолке…

Конвоиры заперли двери и удалились. Как оказалось, заключенным в замке Братства полагается не в пример больше удобств — вместо соломы на полу дощатые нары, застеленные грубым одеялом. Особенно Аниту умилило то, что одеяло было тщательно разглажено, даже со стрелочкой вдоль края. Поверх него лежала маленькая подушечка, аккуратно взбитая и расположенная уголком кверху. Ведьма присела на край лежанки и вздохнула… Они с Тремлоу наконец-то остались наедине, и даже одеяла с подушками имеются, аж две пары… Да только вот незадача: их с рыцарем разделяют две решетки с двумя крепкими замками.

Шон, оглядевшись, тоже направился к кровати. Откинув одеяло, попробовал ухватиться за край доски в настиле, собираясь ее выломать. Тут же откуда-то из-под потолка раздался громкий голос:

— Нельзя! Нельзя ломать! За порчу казенного имущества живо в яму со змеями загремишь!

— Спасибо за предупреждение, — проворчал Тремлоу. — Так и знал, что следят за нами… Ладно, погодите еще, сейчас высплюсь, а потом разнесу здесь все к…

— Нельзя! Нельзя ругаться! За противоцензурные выражения живо языка лишишься!

— Ладно, ладно! — Шон плюнул.

— Нельзя! Нельзя плевать! Загрязнение казенного имущества! — Голос смолк и чуть позже заговорил вновь, но теперь совсем другим тоном: — Вам-то хорошо, вам башку долой, и все, а мне убирай потом, полы драй, постель в порядок приводи…

— Ну и черт с тобой… — Рыцарь опустил одеяло на место, улегся, закинув скованные руки за голову, и устало прикрыл глаза.

— Эй! — донесся из другого конца коридора голос Аниты. — Ты как там?

— Да вот, голос тут какой-то занудный… — отозвался Тремлоу, и тут же сверху донеслось:

— Нельзя! Нельзя переговариваться! За нарушение тишины в темницах — смертная казнь!

Выспаться им не дали. В темном коридоре раздались голоса, звяканье ключей, топот мягких подошв. Явился конвой, пленников вывели из темницы. Проделав обратный путь — по лестницам, по коридору с забавными фонариками, — они попали в зал у входа. Стража, окружив их, внимательно следила за каждым жестом. Чародеи были в полном боевом снаряжении, в матерчатых масках и колпаках.

— Шон, скажи, — негромко произнесла Анита, — а это во всех дворцах такая лестница, прямо от дверей? Ты, наверное, немало дворцов повидал…

— Нет, не во всех, конечно. Да это и не дворец, — отозвался Тремлоу. — Так, сарай… У тетушки в таком сарае конюшня была, помнишь? Только здесь чуток прибрались да лошадей выгнали.

— Эй, ты! — окликнул рыцаря один из конвойных. — Ты чего плетешь? Здесь замок Братства, величественный и неприступный!

— Упорядоченный и благоустроенный! — добавил другой.

— Да уж… — Тремлоу покачал головой, будто не слыша. — Точно говорю, не всех.

— Что — не всех? — поддержала разговор Анита.

— Не всех, говорю, лошадей из этого сарая выгнали, — громко пояснил Шон. — Несколько осталось.

Чародеи вокруг задвигались, переступая с ноги на ногу.

— Несколько вороных меринов, — громко объявил Шон. — Глухих к тому же.

— Ну, ты эта… — не слишком решительно заговорил самый рослый из колдунов. — Ты не очень-то…

— Что? — с готовностью отозвался рыцарь. — Хочешь доказать, что ты настоящий мужчина? Ну так докажи, докажи…

— И докажу!

— И докажи!

— А вот и докажу, если надо будет!

— Так уже надо — доказывай!

Чародей, ощущая на себе взгляды собратьев, выпятил грудь и подбородок — и то, и другое не внушало особого почтения своими размерами, — приподнялся на цыпочках, пытаясь уравняться ростом с Тремлоу… Но проявить себя ему на сей раз было не суждено — сверху позвали:

— Совет уже собирается, ведите пленников!

Конвойные обнажили тесаки и погнали Шона с Анитой по лестнице. Всюду, куда ни глянь, в коридорах царила чистота, мебель стояла на диво симметрично.

Шон не унимался.

— Знаешь, Анита, что мне напоминает эта конюшня? — говорил он так, что голос разносился по всему коридору. — Домик старой девы. Ну, понимаешь, этакой древней клячи, которой уже ничего не светит, и заняться ей нечем, и только и остается, что цветы поливать да пыль отовсюду смахивать. Вот у таких теток тоже в доме всегда все вылизано, аж смотреть тошно…

— Да, я видела: салфеточки везде, — подхватила Анита. — Пуфики всякие, а особенно кружева раздражают. Так и хочется поджечь там все, правда, Шончик, то есть Шон?.. Вот еще я хотела спросить: а откуда ты знаешь про старых дев?

— Ну, насмотрелся… В королевских дворцах — в настоящих королевских дворцах, а не конюшнях, ясное дело, — кого только не встретишь. Знаешь, все эти тетушкины приживалки… Они, кстати, тоже предпочитали черненькие накидочки, юбочки широкие. И точно так же молодых девиц ненавидели. Ну, сама понимаешь почему…

Чародеи вокруг что-то негромко ворчали и нервно позвякивали оружием, но пока старались сдерживаться.

— Так что же, Шон, — продолжала разговор ведьма, — у них комнаты были так же прибраны, как этот замок?

— Ты, Анита, конечно же, имеешь в виду — как конюшня, в которую нас привезли? Ну да, ну да, примерно вот так же… Так же все уныло, и дух такой же спертый.

Конвойные уже скрипели зубами на весь коридор, но еще держались.

— Шон, а ты не боишься, что наши хозяева могут обидеться, осерчать?

— Так а на что же им обижаться? — искренне удивился Тремлоу. — На правду? Кто ж на правду обижается, кроме дураков? А чтоб осерчать, достоинство надо иметь, честь, мужество… Ну, сама посуди, какое мужество у этих?.. Ты знаешь, дорогая… — Тремлоу склонился к ведьме и доверительным, на весь коридор, голосом заключил: — Ты знаешь, я вот только что понял, они мне поразительным образом напоминают одновременно и старых тетушкиных приживалок — и дряхлых меринов из ее конюшни!