Сергей Лукьяненко - Царь, царевич, король, королевич... Страница 15

— Есть. Этот черный маг, Кащей Бессмертный, он на свободе?

— Да, скрывается, и где — неизвестно, — признал Кубату.

— Так вот, — продолжал Шерлок, — что если негодяй вернется в свой замок и нападет на нас, пока мы спим?

Все переглянулись. Я, хоть и не мог до конца поверить в волшебство, спросил:

— Кубату, а у вас есть... э-э-э... защита против магии? Заклинания, амулеты, молитвы?

— Как вы уже убедились, дорогой Ватсон, — сухо ответил Кубату, — нет.

— Значит мы в опасности, — заключил Холмс. — Несмотря на ум генерала, отвагу и силу Иванду, находчивость Мак-Смоллета, а также наши скромные способности — угроза от Кащея остается. Не лучше ли нам ночевать в Вымышленных мирах?

— Там тоже опасно... — уже соглашаясь сказал Кубату. — И магия порой бывает...

— Но не такая черная! — Холмс заявил это, не заметив, как насупился и помрачнел Иванду. Порой мой гениальный друг был несколько бестактен.

— Ладно, — решил Кубату. — Давайте взглянем, куда направимся на ночлег...

Он подошел к стопке книг, выбрал одну... Удивленно наморщил лоб.

— А это еще что за книга? Авторы незнакомые...

Повертел книгу в руках и сказал иронически:

— Ну а название-то... «Сегодня, мама!» Книги надо называть по-другому, интригующе и экзотически. Скажем: «Тегеран, сорок пять минут первого ночи...» Так, о чем здесь пишут-то?

Раскрыв книжку Кубату с выражением прочитал:

«Между тем наши собеседники окончили короткое совещание, и оранжевоголовый откашлялся.

— Давайте знакомиться, детишки, — сладким голосом сказал он. — Я дядя Смолянин, младший майор космофлота Земли; переводчик.

— Земли? — ахнули мы с братом.

— А он, — Смолянин сделал жест в сторону зелено-белого, — генерал-сержант Кубатай, командующий космофлотом, лицо особо важное.

Выдержав короткую паузу, он добавил:

— На вид он — хитрый перец. Но душа у него добрая, ребятишки.»

Не знаю, чем этот незатейливый отрывок так поразил Кубату и Мак-Смоллета. Кубату застыл с открытым ртом, а Мак-Смоллет отступил на шаг и прикрыл голову руками.

— Так... — прошептал Кубату. — Это... что... как же так? О ком?

— Мне кажется, — сухо сказал Холмс, — что в этом отрывке говорится о генерале Кубатае и переводчике Смолянине. Что-то мне напоминают эти имена, джентльмены...

И тут меня осенило. Пользуясь дедуктивным методом моего друга, я сделал великое открытие раньше, чем он сам!

— Кубату! — заорал я. — Вы не Кубату, вы Кубатай! А Мак-Смоллет — это Смолянин! Я разоблачил вас!

Холмс страдальчески посмотрел на меня; видимо, своей догадливостью я уязвил его честолюбие. Сказал:

— Бесспорно, бесспорно. Ватсон прав. Так что же вы нам скажите, джентльмены?

Кубату по-прежнему смотрел в пространство и бормотал:

— Как... что... я — хитрый перец? Я, генерал-сержант, диверсант, герой и — «хитрый перец»?

— Но душа у тебя добрая! — пискнул Смолянин. — И вообще все неправда, я такого не говорил!

На нас и на негра Кубату-Кубатай и Мак-Смоллет-Смолянин никакого внимания не обращали.

— Я... я к тебе как к родному... как к сыну приемному... как к брату названному... как к другу-диверсанту относился, — шептал Кубатай. — А ты меня — «перцем», да еще «хитрым», при ребятах... Предатель...

— Джентльмены, джентльмены, — замахал руками Шерлок. — Спокойно! «Хитрый перец» — это вовсе не обидно, это даже в чем-то лестно! Успокойтесь!

Как ни странно, но замечание Холмса оказало свой эффект. Кубату посмотрел на него и спросил:

— Вы и вправду так считаете, Холмс?

— Конечно, — не моргнув и глазом сказал Шерлок. — Все в порядке. Объясните лишь, каким образом вы — реальные люди, оказались в книге?

Кубатай потряс томик, задумчиво предположил:

— Ну... Очевидно, ребята рассказали о своих приключениях в двадцать пятом веке, и какие-то предприимчивые авторы написали строго документальную книгу. Книгу издали, она... — Кубатай постепенно воодушевлялся, — пользовалась огромным успехом, прожила века, попала и в библиотеку замка... Вот только чего я ее раньше не читал?

— Книг много, — вздохнул Смолянин. — Я вот старые книги собираю, уже много-много собрал, а все время новые попадаются.

— Да, ты прав... Вот тут еще одна повестушка, называется... ха... «Остров Русь»... Да-с... — Кубату осторожно полистал томик, подозрительно вглядываясь в страницы, лукаво глянул на Смолянина, прочел:

«В этот миг дверь отворилась, и на пороге показались двое — Кубатай с оголенной сабелькой в руках и Смолянин, понурый, держащийся, словно баба на сносях, за поясницу.

— Кащей, он же — Кащеев, он же — Манарбит! — вскричал Кубатай, — Именем верховного правительства Земли, вы арестованы!

— Что ж, — вздохнул Кащей, — рано или поздно это должно было случиться...»

— Помню, помню, — закивал Иванду. — Было, пленили мы ворога, а потом... Что ж дальше-то не читаешь, мудрец?

— Зачем, зачем читать? — засуетился Кубатай. — Да, отпустил я его, но ведь и ты поддержал, Иван... Так, а что еще тут интересного есть...

— Стоит ли отвлекаться? — Холмс похлопал Кубатая по плечу. — В данную книгу Кащей Бессмертный детей прятать не стал бы.

— Почему?

— Элементарно, Кубатай... позвольте называть вас подлинным именем? Отправив детишек в Вымышленный мир, где действуете вы — их отважные защитники, он ничего бы не добился. Значит, мальчики спрятаны в ином мире.

— Верно, — вздохнул Кубату. — Ладно, отправимся еще куда-нибудь. Но знаете, Холмс, мне кажется, что вы сбили меня с интересной мысли... нет, уже забыл. Суньте какой-нибудь том под шкаф.

И мы вновь ринулись навстречу приключениям...

Глава пятая, в которой на сцене появляется вещий мужичек

Потирая руки от удовольствия, Кащей прошептал заклинание, взмахнул руками, плюхнулся в возникшее позади него кресло-качалку и принялся ждать. Как выглядит конец света, он представлял смутно, но в том, что зрелище предстоит достойное — уверен был.

Минуты шли, а материя мира почему-то все не расползалась по швам, не налетал разноцветный электрический смерч, сметающий с земли города и страны, не накатывала невесть откуда взявшаяся черная и густая волна небытия...

Улыбочка на челе Кащея поблекла, его раскачивания в кресле взад и вперед становились все более нервными и яростными, пока, наконец, качнувшись особенно круто, он не перекувыркнулся вверх тормашками, опрокинувшись вместе с креслом на пол.

Бормоча проклятья и ругательства, он вскочил на ноги и принялся расхаживать от стены к стене библиотеки. Так и не дождавшись исчезновения ВСЕГО, он внезапно остановился и ясно произнес в пыльной тишине:

— Как же так?!

И тут же ответил себе сам:

— Их вернули! Их вернули ДЗР-овцы, кто же еще мог это сделать?! Смолянин и Кубатай — только они, проклятые, по острову шастают! Шастают, да супротив меня козни вершат.

А если даже и не они помешали, то только через них можно выяснить, кто это сделал. Выяснить и пресечь. Но как их найти?!

Покопавшись в широких карманах кафтана, Кащей выудил оттуда зеркальце наподобие того, что у Марьи-искуссницы имелось, и вскричал:

— Свет мой, зеркальце, скажи...Или лучше покажи(Без кокетства и утайки)Смолянинку с Кубатайкой.

Зеркальце затуманилось, пошло рябью... и потухло. Кащей решил, что такой неверный итог его стараний связан с неудачной формулировкой приказа: то ли зеркальце не умеет работать «без кокетства и утайки», то ли оно не реагирует на уменьшительно-ласкательные формы имен искомых басурманов. Кащей поднапрягся и выпалил другое четверостишие:

— Волю выполни мою,А иначе — разобью:Покажи мне СмолянинаС Кубатаем-осетином!

Зеркальце вновь честно попыталось выполнить его приказ, затуманилось, пошло рябью... и погасло опять.

— Проклятье! — простонал Кащей и тут только вспомнил, что сам же в целях конспирации наложил на все волшебные зеркала острова необратимое заклятье.

Шмякнув в сердцах бесполезную стекляшку об пол, так, что только острые брызги рассыпались в стороны, Кащей сплюнул и процедил сквозь зубы:

— Все равно найду.

...В княжецких палатах царило уныние. Расхворалась племянница Владимирова да жена Добрыни Никитича — Забава Путятишна. Что за хворь окаянная напала на нее, никто сказать не мог — ни лекари, ни бояны, ни даже Гакон — толстый бестолковый поп, на смену Гапону пришедший. Ясно было и неспециалисту, что скрутило ее знакомое уже царскому двору НЕСМЕЯНСТВО, да в острейшей форме. Третью уж неделю лежмя лежала Забава на перинах пуховых, приговаривая лишь:

— Тошно мне... Ох, тошно!..

Владимир с ног сбился.

Тут-то и появился в палатах его гость незванный, однако долгожданный — лохматый да бородатый мужик в лаптях. Пав пред князем на колени, вскричал мужик:

— Я — Гришка Распутин — святой старец! Лучшая водка моим именем прозвана, да песенка заморская про меня сложена! Дозволь, Красно Солнышко, племяшку твою осмотреть да излечить по возможности!