Антон Антонов - Планета №6 Страница 15

Но несчастный случай стоил значительно дороже. Настолько дороже, что затраты могли превысить возможный выигрыш. И хотя Головастов затеял все это не ради прибыли, а ради острых ощущений, денег ему было жалко.

К тому же проблема выбора все равно никуда не исчезала. Несчастные случаи бывают разные. Киллер мог элементарно раздавить жертву машиной, а мог хитроумно уколоть его в толпе отравленной иглой (разработка КГБ) – смерть от сердечного приступа, никаких улик, тем более если дедушке сто лет.

Узнав про сто лет, киллер согласился даже сделать скидку на этот последний вариант. В таком возрасте и половинной дозы хватит с запасом, и вероятность разоблачения равна нулю. Кто там станет проверять, отчего старичок окочурился, пусть он хоть трижды японец.

То, что этот японец – мастер боевых искусств из клана Белый Лотос, киллера не волновало нисколько. Куда ему с голой пяткой против чапаевской сабли.

В сказки про подвиги ниндзя Тираннозавр Рекс ни капельки не верил, хотя и любил смотреть про них кино.

Что касается Головастова, то для него чистенькое убийство без всяких следов криминала было самым лучшим вариантом. Но вот беда – дорого. Очень дорого. Дороже пули и дорожно-транспортного происшествия вместе взятых.

Один только яд из секретных лабораторий КГБ немереных денег стоит.

Если заплатить запрошенную сумму, то вся афера начисто утратит финансовый смысл. А выбрасывать такие деньги ради одних только острых ощущений…

Головастов мучился, не спал ночами и никак не мог решиться. А киллер после четвертого раунда бесплодных переговоров решил уже было совсем отказаться от этого дела.

И тогда посредник пошел ва-банк. Он объявил Головастову, что Рекс сам выбрал вариант. Самый дорогой, с отравленной иглой и сердечным приступом. И проблема выбора перед бизнесменом больше не стоит. Либо этот вариант, либо никакого.

«Как же не стоит, – подумал Головастов, – если одно из двух все равно приходится выбирать».

Над этим выбором он промучился еще некоторое время. И теперь киллеру захотелось убить самого Головастова, но он, как мы помним, никого и никогда не ликвидировал бесплатно.

Чтобы снять стресс, бизнесмен вечером пригласил к себе в номер ночную бабочку. Но этим он только усугубил стресс, поскольку теперь ему не помогала даже виагра. Пришлось увеличить дозу, а от этого ему в разгар соития стало плохо с сердцем. Заметив неладное, проститутка в панике убежала, забыв одеться, – она испугалась, как бы клиент не испустил дух прямо в момент оргазма.

На этот раз, однако, пронесло, и, придя в себя после двух таблеток нитроглицерина и одной таблетки валидола, Головастов решил, что острые ощущения необходимы ему как воздух. Сейчас или никогда!

Он поднял посредника с постели и, не дав ему слова сказать, заявил, что согласен на последнее предложение киллера.

Посредник хотел было ответить матом – он так сладко спал между двух сестер-близняшек, которых называл своими женами, – однако в последний момент передумал, поскольку с этого заказа ему полагались весьма солидные комиссионные.

Огладив обеих близняшек по их одинаковым, но от этого не менее соблазнительным выпуклостям, он подобрел и сказал в телефонную трубку:

– Готовьте деньги. Сразу после получения аванса Рекс начнет действовать.

21

В буйном отделении психиатрической клиники № 1, бывшей имени Кащенко, накануне случилось чрезвычайное происшествие. Не то чтобы очень серьезное – такие бывают три раза на неделе, но оно все-таки вызвало переполох.

Дело, в общем, было обыденное. Кощей Бессмертный, старый шизофреник с задатками молодого маньяка, искусал медсестру. И не как-нибудь, а в кровь. Вцепился в нее, как собака бультерьер, – санитары втроем еле отодрали.

– А в следующий раз в лягушку превращу, – пообещал он, сплевывая чужую кровь на ткань смирительной рубашки.

Медсестра не захотела превращаться в лягушку и слезно попросила начальство перевести ее в другое отделение.

– Иначе меня скоро саму придется класть в буйное, – пояснила она.

Начальство пошло навстречу, и на следующий день медсестра вышла на работу уже в другом отделении.

На новом месте она сразу подверглась нападению молодого человека с длинными волосами и небритым подбородком.

– Я женщина! – сообщил он ей, сверкая глазами.

– Очень хорошо, я тоже, – ласково ответила медсестра по имени Анжела.

– Тогда давай любить друг друга физически, – предложил молодой человек и подарил девушке ослепительную улыбку.

Впрочем, ослепительной она была только на первый взгляд. А на самом деле молодому человеку давно следовало посетить стоматолога. Он нуждался в этом значительно сильнее, чем доблестный воин Якудзы Анаши Кумару.

Медсестра, однако, за восемь лет работы в психушке видела и не такое, так что ничуть не удивилась. Ее гораздо больше заинтересовал сам пациент, который воображал себя не просто женщиной, но в придачу еще и лесбиянкой.

Однако долго беседовать со странным пациентом Анжеле не пришлось. Ее отвлек Воплощенный Дух Виктора Цоя, который привычно встал в монументальную позу посреди коридора и ненатуральным голосом затянул песню собственного сочинения, по первым строчкам которой было видно, что дух Цоя здесь даже не ночевал.

– Цой жил, Цой жив, Цой будет жить! – не дослушав песню до конца, возгласил молодой хиппи, косивший в Кащенке от армии, и одобрительно хлопнул с размаху Воплощенного Духа по плечу.

Воплощенный Дух мгновенно потерял всю свою монументальность и шуганулся под защиту своего доброго друга – Нового Перерождения Нострадамуса.

Новое Перерождение целыми днями бродило по отделению и пугало тихих психов своими страшными предсказаниями. Кроме того, оно охотно гадало по руке и на картах, чего настоящий Нострадамус, кажется, никогда не делал. Однако, несмотря на это, Новое Перерождение для краткости называли просто Нострадамусом, точно так же, как Воплощенного Духа называли просто Цоем или даже Витей, хотя на самом деле он был казахом по имени Алтай.

– Жалко, что он не вообразил себя горной грядой, – сетовал в обществе коллег его лечащий врач. – Это больше соответствовало бы его имени. А главное – гораздо тише и спокойнее.

– Не скажи, – возражали на это коллеги. – В горах бывают лавины, обвалы, землетрясения и извержения.

Как это обычно бывает, все опытные работники психиатрической клиники в результате длительного общения с пациентами сами были немного Наполеонами в духе того анекдота, где старый доктор говорит; новичку: «Смотри, если главврач скажет, что он Наполеон, – ты ему не верь. Наполеон – это я». Между тем во всей больнице, где лечились сотни, если не тысячи пациентов, не было ни одного Наполеона. Эта тема давно уже стала неактуальной. Зато в отделении, куда попал несчастный художник Семисвечин с инопланетным Наблюдателем внутри, обнаружилось целых четыре выходца из иных миров, которые яростно враждовали с друг другом.

Наблюдатель несказанно поразился этому обстоятельству. Он все еще не оправился от белой горячки, вызвавшей у Носителя спонтанный приступ параноидальной шизофрении, и принял бред четырех психов за чистую монету, о чем немедленно сообщил коллегам на орбиту.

Коллеги на борту звездолета давно уже поняли, что с их собратом в теле микробота-разведчика творится что-то неладное, причем очень. Они наконец прекратили споры о том, следует прервать операцию или нет. Все были согласны, что следует, и чем скорее тем лучше. Надо же спасать собрата, заразившегося безумием от этих непредсказуемых обитателей планеты Наслаждений.

Беда, однако, была в том, что Наблюдатель в упор не слышал разумных доводов и вопреки Уставу отказывался выполнять безусловный приказ о возвращении на корабль.

Ему приспичило познакомиться с разумными существами из иных миров, которые, по всей видимости, выполняли на этой планете ту же миссию, что и он.

Знакомство состоялось в тот же день в душевой, где психи мылись под бдительным присмотром санитаров.

Между моющимися бродил худой и бледный юноша семитского вида, который пристально изучал причинные места товарищей по несчастью и время от времени сокрушенно произносил:

– Ах ты гой еси, добрый молодец.

Но его никто не слушал или не слышал, потому что рядом пожилой степенный пациент, весь в пене, педагогическим голосом очень громко декламировал поэму «Мойдодыр». А в дальнем углу вели высоконаучную беседу профессор-китаист Шендерович, который придумал писать по-русски иероглифами, и секретный физик Толубеев, который изобрел антигравитацию.

Профессор был настоящий, а физик – нет, но от этого беседа не становилась менее ученой.

– Через несколько десятилетий все люди в мире станут китайцами, – говорил профессор, нервно озираясь по сторонам, – так что не имеет смысла держаться за свой язык и свои традиции. Нужно добровольно китаизироваться, пока нас не принудили к этому силой.